Молчу, набираю в рот воды и полощу пересушенное горло. Умываю лицо и с трясущимися коленками наклоняюсь над проявленными тестами.
Не может этого быть…
Когда там месячные в прошлый раз были?
Чёрт, из-за стрессов цикл всегда нерегулярный. Стоит встретиться с Владом и весь организм переворачивается.
О Боже! Что делать? Как я скажу Игорю?
Он хотел ребёнка, но что, если его мнение обо мне изменится? Что будет, если он захочет забрать его? Как я буду жить?
В накрывающей панике хватаюсь за голову и сжимаю до боли волосы.
Может аборт? Точно, сделаю по-тихому аборт! Игорь не узнает!
Замираю, когда понимаю, что меня бросает в такой непереносимый жар, что мне хочется немедленно стянуть с себя обжигающую кожу.
Что это? Как же больно!
Сглатываю и смотря на себя в зеркало, осторожно спрашиваю:
— Хочешь остаться?
Оцениваю каждое изменение во взгляде, но ничего путного не вижу. Лишь замечаю, что руки на краю раковины приятно холодят капли льющейся воды. С рваным выдохом ополаскиваю пальцы и жгучее горение тела потихоньку отпускает. Неуверенно задираю кофту и дотрагиваюсь до голого живота.
— А ты упрямый… — шепчу я, рисуя круги над пупком. — Есть в кого… — устремляю на дверь пронизывающий взгляд и прихожу к единой мысли, что у меня поехала крыша и доверять самой себе нельзя, лучше принимать решения вместе.
Собираю все тесты в руку, прячу их за спиной и с почти что сердечным приступом выхожу наружу.
Встаю перед своим нетерпеливо глазеющим мужчиной и только открываю рот:
— Березин, кажется я…
— БЕРЕМЕННА! — сносит меня волна из поцелуев. — Почему так долго-то, а!? Я от напряга уже руку по локоть сожрал!
— Ты знал?!?! — ухает сердце вниз.
— Знал? Пфф! Я специально это сделал! — тащат меня оцепеневшую на кровать. — Можешь кричать!
Набираю побольше воздуха:
— Березин, ты… — но как всегда меня обрывают на полуслове и Гоша подменяет все понятия.
— ЛУЧШЕ ВСЕХ!
АААА!!!
Глава 30
ИГОРЬ.
Моя беспокойная.
Дёргается во сне. Брови хмурит. Ноги поджимает.
Все мои слова, что буду любить, оберегать и поддерживать нашего ребёнка, через себя пропустила, но не приняла. Покивала головой, поугукала и сжалась в комок. Предателем меня назвала…
Да, не посоветовался. Да, сделал так, как захотелось мне. Да, осознаю это.
Но вины своей не чувствую.
И жалеть не буду.
Есть моя женщина, теперь будет и наше продолжение. Всё логично. Не вижу никаких поводов тянуть.
Я обеспечен, работа есть, здоровье пока тоже.
Да, нам грозит, пиздец какая опасность, но Алиса-то об этом не знает.
И не будет знать. Башку на отсечение скорее дам, чем свою семью в обиду.
Переверну землю, но найду выход. Если для этого понадобится сигануть в пропасть, значит так тому и быть.
Но тварью буду… задыхаюсь от мысли, что мой ребёнок будет жить без отца. Жгутом горло стягивает, когда представляю, что не смогу посадить маленького сына на шею или прижать к сердцу дочь.
До боли в груди хочу увидеть своих маленьких мышат. Чтобы много их было. Чтобы носились по дому, громко смеялись и вдребезги били все драгоценные вазы по углам. Пусть моя девчонка превратится в маму. Пусть бурчит ночью, чтобы я вставал и шёл убаюкивать детей. Пусть ворчит на меня, что я учу их жить так, как они хотят и выражаться любыми словами, лишь бы с их лиц не сходили улыбки. Пусть ругает, что я их балую сладким и по-тихому подсовываю им в карманы монетки, чтобы купили себе потом ещё.
Я готов пожертвовать собой, но главное, чтобы Алиса с ребятнёй не знали бед!
Чтобы были счастливы!
Я считал, что болеть Алисой ещё больше невозможно.
Правда, ну куда ещё-то? И так рвёт на части, как хочу её. Судорогами сводит, когда прикасаюсь к ней. А тут оказалось, что это всё были цветочки.
Меня на электрическом стуле поджарят, если увидят как сейчас смотрю на неё.
Маньяк — это слабо сказано. Голодный зверь? Фанатик?
Всё не то.
Я — беспощадный счастливчик!
Тот самый момент, когда тебя распирает от упоения. Когда улыбаешься так, что трещит за ушами. Когда надышаться не можешь. Когда на щёку твоей спящей невесты падает слеза и ты такой вертишь головой, и думаешь что это сейчас такое было.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как её защитить, а? Как сохранить маленького Березина? Как самому при этом не умереть?
Тихо выдыхаю и с пьянящей радостью лезу под одеяло Алисы. Аккуратно просовываю голову вниз, оголяю ей живот и припадаю к нему губами.
— Моё чудо! Моё совершенство! Моя мечта! — с нежностью шепчу в пупок, будто это кнопка связи с моим малышом. — Вдохнови папу на смекалку… Алё, детёныш! У тебя там уши уже начали формироваться?
— Чего? — не открывая глаз, сонно бормочет Алиса.
— Ничего-ничего! Спи! Чш-чш-чш… — застываю в одной позе, пока мышонок недовольно сопит и переворачивается на другой бок, прерывая наш важный с ребёнком разговор.
Так не пойдёт. Меня ещё не осенило, как выкручиваться из грязной паутины.
Убеждаюсь, что любимая провалилась в сон и перелезаю на другую сторону кровати, чтобы снова уткнуться ухом в её животик.
— Псс, я снова тут! — дотрагиваюсь губами до родинки под грудью и начинаю беззвучно ржать над самим собой. — Так что ты мне посоветуешь, шмакодявка? — трусь носом об кожу. — Выручай папку, дай знак… — втягиваю со свистом воздух и плотно прикладываю ухо к Алисиной груди, слушая равномерный стук её сердца и успокаивая своё. Полежав так минут десять, погладил пальцем вокруг её пупка и благосклонно его поцеловал:
— Я понял… ты там спишь, как и твоя мама… ладно уж, не буду мешать… дрыхните дальше…
Подтянувшись к лицу Алисы, целую горестную морщинку меж её бровей и неохотно сползаю с постели.
Мысленно возмущаясь, что так вдоволь и не насладился целованием живота, неторопливо шагаю в гостиную посмотреть начавшийся футбольный матч.
Плюхаюсь на диван, включаю телик и с выдохом пытаюсь расслабить плечи, стараясь хоть как-то скинуть груз последней недели.
— Не спится? — не поворачивая головы, по шагам понимаю, что приближается будущая тёща.
— Да, голова забита не тем… — неловко топчется возле меня она.
— Садитесь, мама, поболтаем! — хлопаю ладонью по дивану.
Не спеша, женщина присаживается рядом и нерешительно складывает руки на коленях.
Быстро сканирую её лицо на осведомлённость грандиозной новостью и прихожу к выводу, что о беременности дочери она не знает.
Вижу, что мама испытывает определённое смущение и никак не заговорит, поэтому беру инициативу с свою руки.
Сам удивляюсь как, но вместо ничего не значащей фразы, я вдруг спрашиваю:
— Почему вы терпите его?
Лицо женщины застывает в маске испуга и она неестественно разевает рот.
Может мне и стало бы совестно, но интуиция подсказывает, что вопрос был задан верно.
— Что мешало уйти? — напираю я. — Не будем ломать комедию и изображать любовь до гроба.
— Я ничего не изображаю… — выдавливает она из себя, медленно вжимаясь в диван.
— Я не причиню вреда. Я не такой, но если вы вредите семье, сюсюкаться не стану. — предупреждаю я.
— Я не понимаю о чём вы, Игорь… — хрипит женщина, не в силах совладать с собой.
— Что они сделали ей? Почему позволили? — превращаюсь я в бесчувственную скотину. — Она же девочка совсем.
— Я не… не знаю… — произносит дрожащими губами. — Я не видела…
— Глаза закрывала? — без капли жалости наседаю я. — Совесть не мучает?
— Я не…
— Как можно так не любить своего ребёнка, мама? — искренне недоумеваю я.
— Я люблю Алису так сильно, как может любить мать! — со слезами на глазах бьёт себя кулаком она по груди.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Тогда какого хрена подпустили этих ублюдков к ней??? — рычу я от боли в сердце.
— А что я могла сделать?! — вдруг срывается на крик женщина. — Он сказал, что они будут её пытать, что убьют в мучениях и я даже не смогу её похоронить!!
