Тут же сильный удар в голову опрокинул палача из далекого прошлого на глиняный пол комнаты. Гудо медленно встал на колени и медленно поднял голову. У стены в невозмутимых позах стояли трое сопровождающих монахов, а уже у двери с мешком, готовился на выход их маленький собрат. Но едва он коснулся ручки двери, пружина в теле Гудо выпрямилась и перенесла его к тому, кто должен был сказать правду.
Хорошо, что умелый воин Гудо, несмотря на то, что гнев туманил его мозг, вовремя обхватил за пояс и повернул маленького монаха к его собратьям. Это помогло бывшему наемнику защититься телом святого отца от множества ударов, многие из которых сам Гудо узнал недавно.
Едва нападавшие, осознав по воплям своего собрата, что их удары пришлись не на того, отошли на несколько шагов, Гудо отбросил воющего избитого святого отца к стене:
– Удары древних мастеров… Панкратион! Вы из тех пастухов, что разлучили меня с моей дорогой Гретой?
– Вернись в свою комнату! – с угрозой сказал единственно говорящий из теперь уже стражи, Иллиадор.
– А если не вернусь? – усмехнулся Гудо.
Но эта улыбка не произвела должного воздействия, что ранее заставляло каждого отвернуть лицо.
«Серьезные бойцы», – подумал Гудо и нахмурил брови.
Но и это никак не устрашило «серьезных бойцов».
– Вернись! – повторил Иллиадор и с видимым удовольствием сжал свои огромные кулаки.
Уже пленник Гудо отрицательно кивнул головой. Тут же Иллиадор по всем правилам великого панкратиона, выставив голову вперед, направил ее в живот не послушного узника.
«Пришло время вспомнить твои уроки, дорогой друг Никос».
Вместе с мыслью о добром человеке, Гудо повернул свой корпус, как учил Никос, и нанес сильнейший удар локтем в движущеюся спину обманутого встречным приемом Иллиадора. Тот никак не ожидал, что вместо живота противника встретит головой деревянную дверь, да еще сокрушительный удар по позвоночнику.
Глядя на неподвижного брата Иллиадора, один из двух оставшихся на ногах монахов с трудом расклеил свои губы:
– Кто же открыл тебе секреты древней борьбы? Ладно, не важно. Мы будем более осмотрительны.
И тут же оба монаха, размахивая руками, как крыльями мельницы, устремились к своему узнику. Получив несколько болезненный ударов, в основном от ног, что так неожиданно появлялись из-под ряс нападавших, Гудо отступил к столу и выпрыгнул на него. Но это не остановило длинных и крепких ног мастеров панкратиона. Подсеченный ударом по обеим лодыжкам, узник монахов тяжело рухнул на крепкий стол. Тут же пара сильных рук схватила его за горло, а вторая стала наносить удары по корпусу опрокинутого противника.
Какого же было изумление того их монахов, что наносил удары в корпус, когда избиваемый им человек легко поднялся и, повернувшись к ним лицом, сказал:
– А теперь я.
Монах глянул в сторону и увидел, как его брат по вере стоит на коленях и держит руки на уровне глаз. Сквозь пальцы рук из глаз и далее по лицу этого монаха сочилась кровь. Большего он не увидел, так как огромный кулак Гудо раздавил его нос в сильном ударе.
Быстро отдышавшись, Гудо поднял маленького монаха, и положил его на стол:
– Я не всегда, но слишком часто выполняю свои обещания. Может ты не знаешь…
– Я знаю все о тебе, – тихо и очень невыразительно сказал маленький монах.
Гудо взглянул в лицо этого тщедушного телом неприметного человечка и строго спросил:
– Кто ты и что пришел сказать?
– Я отец Иеремий. Я все скажу, и не от того что ты мастер пыточного ремесла… Великий мастер! А оттого, что я и наш прот, отец Александр, искренне желают тебе помочь.
– Откуда ты знаешь, что я великий мастер?
– Я знаю не только это. Вот уже два года, как по поручению отца Александра, я пребываю в пределах Константинополя и внимательно слежу за всем, что может интересовать святогорских старцев и особенно отца Александра.
– Почему особенно отца Александра? – вскинул брови Гудо.
– Он наш прот. Прот земли афонской. Главный среди святогорских старцев.
– Главный! – воскликнул великий мастер пыток и почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. – Я уже знавал человека, что лез в мою душу в мрачных подвалах, очень похожих на ваш Афонский колодец-темницу. Что отец Александр? Он таков же? Кто он, отец Александр, которому я рассказал многое, как на исповеди? А по сути – на исповеди. Не от него ли твои знания обо мне? Человек он или… второй Гальчини?
– Нет! Нет! – поспешил заверить отец Иеремия. – Тайна исповеди священна. И никто, даже прот земли афонской, не смеет ее нарушить, даже при гибельных условиях для святого Афона. А знания мои оттого, что я многое проведал и со многими говорил здесь, в Константинополе. Еще я читал письма и переписку папских легатов со своим дьяволом-папой. А еще переписка бальи[150] с венецианским дожем… И многое другое.
– Пронырливые вы, святые отцы, – зло процедил сквозь зубы Гудо. – От вас не спрячешь тайны ни в бумагах, ни в душе. А я так проникся доверием к отцу Александру… Но это потом. Скажи мне сейчас, где моя Грета? И не испытывай на себе мое искусство палача.
Лицо отца Иеремия покрыли мелкие капли пота. Но после короткого раздумья он ответил:
– Случилось печальное, – посмотрев, как побледнело лицо палача, святой отец тут же замахал руками. – Нет! Нет! Ты не то подумал… Я и сам не знаю… Я знаю, что…
– Говори! – схватил маленькие ручки Гудо и сильно сжал их своими огромными лапищами.
– О-о-о-й! – вскрикнул отец Иеремий. – Все скажу. Все! Этот… Даут! Да, Даут! Он бежал из той хижины, где он находился. Он и девушку с собой потащил. Мы не знаем, где они.
– Я знаю, – уверенно произнес Гудо.
– Вот как?! – изумился святой отец. – И где же?
– В Константинополе. Он не вернется к своему повелителю без меня. Он знает, что мне нужно в Константинополе, и на собственную погибель решил меня не отпускать. Для этого ему и нужна Грета. Если он что-то сделает с моей милой Гретой, его ждет семь смертей, и каждая ужаснее предыдущей.
– Но прежде, его смерти желает отец Александр! – не сдержался святой отец, и тут же от отчаяния, что выдал важное, закрыл глаза.
– И от чего так? – нахмурился Гудо, поворачивая руки святого отца в суставах.
Не в силах выдержать боль отец Иеремий выкрикнул:
– Он при побеге убил инока Иоанна, брата нашего прота…
* * *
– Ты помнишь, что я тебе говорил?
– Не многое из того, что мне было приятно и полезно.
– Я говорил, что хотя и не всегда, но очень часто выполняю свои обещания.
Маленький монах тяжело вздохнул и посмотрел на тонкую веревку на своем запястье.
– Так вот, – продолжил Гудо. – Я тебя сейчас отвяжу от своей руки, но если ты отойдешь от меня более чем на три шага, я сломаю тебе ногу. Это легко.
– Верю, – кивнул головой отец Иеремий, и украдкой огляделся.
Несмотря на печальные времена, близость врагов, и неуверенность в завтрашнем дне, Константинополь все еще был весьма оживленным городом. Вернее первая половина дня, когда по привычке, выработанной за множество веков, коренные горожане шли на центральные улицы, площади и конечно на Акрополь и Форумы, за новостями, пищей и различными товарами.
Еще час-два и улицы станут пустеть. Тогда уже будет невозможно призвать на помощь, обратившись к сострадательным христианам. А главное, невозможно будет затеряться среди людей от этого проклятого палача. Еще оставалась надежда на городскую стражу, но… Но как объяснить ей не во вред святому делу и отцу Александру, что этот страшила в одеждах простолюдина должен избавить отца Иеремия от проклятой веревки и от самого своего присутствия. Причем (О, горе!), этот ужасный палач должен следовать за святым отцом, как щенок, и выполнять все его указания. Одно исключало другое – и освободиться, и не упускать из вида «господина в синих одеждах», как однажды назвал его прот земли афонской.
Но, слава Господу, веревка уже снята с руки отца Иеримия. Зато дано обещание – сломать ногу. Ох, и трудную службу назначил прот земли афонской. Как быть? Как извернуться? Ну, ничего… Что-нибудь придумает опытный во многом отец Иеремий. Не зря именно ему отец Александр доверил такой трудный промысел, как надзор за святым городом Константином и за его сверх непростыми обитателями.
– Иди сюда! – строго велел «господин в синих одеждах».
Здесь, у кучи строительного песка, палач вручил в маленькую ручку святого отца прутик и разровнял песок.
– Начертай здесь.
– Что? – вздохнул отец Иеремий.
– Ты сказал, что хорошо знаешь этот город.
– А ты… Да, ты поймешь. Я знаю, ты поймешь, – опять вздохнул святой отец.
В давние времена, сам святой василевс Константин острием копья начертал на земле, каким должна быть столица его империи. Через множество веков святой отец прутиком стал повторять то, что из мысли великого человека уже много веков выросло в камне, мраморе и в великолепии.
