Андроник склонил свою большую голову на ее ладонь. А она… Она нежно погладила по его жестким черным волосам с обильной проседью.
– Я знаю, как тебе трудно…
– Ах! – вздохнул глава корпорации макелариев. – Еще как! Сегодня ночью я потерял трех лучших бойцов, а остальные… Они как последние трусы бежали, оставив их тела. И это уже третье поражение за последние пять дней. Скоро эти бродяги из портовых кварталов заявятся и на площадь Стратигии. И тогда…
– Ты остановишь и уничтожишь их! – твердо сказала жена.
Андроник повернулся к Оливии и взглянул в ее большие серые глаза. Нет, она не шутила, и не сказала просто так. Она была уверенна в этом. Уверенная в своем муже.
– Да. Я остановлю и уничтожу их. Вот только…
– Прости, мой любимый, что перебиваю тебя, но позволь мне сказать…
– Говори… – и после паузы добавил первый раз в жизни: – Любимая!
– Позволишь мне рассказать одну легенду? А может быть, и быль…
Андроник молча кивнул головой.
– Это случилось в очень давние времена, о которых уже никто не помнит, но они записаны в древних книгах. Тебе, как и всем, известен тот полуостров, что далеко выступает в Черное море. В те времена это были земли древнего народа, называемого скифы. Такого древнего, что его представители с гордостью заявляли о том, что они – властелины мира, и им всё и все должны быть подвластны. Но был еще народ в Африке, и назывался он народ Египта. И этот народ оспорил старшинство скифов. Тогда грозные скифы сели на своих коней и отправились в далекую землю, чтобы наказать глупых египтян. Долго, ох, и долго длился их славный поход. Ведь Египет находится на краю земли, и нужны были многие годы, чтобы достичь его границ. А еще война… А еще возвращение… Более двадцати лет могучие скифы были в этом великом походе, а когда вернулись, то увидели, что их полуостров на севере отделен от большой земли глубоким рвом, за которым находились враги, не желавшие пускать их в собственный дом. Множество раз скифы атаковали врагов, и множество раз были отброшены от этого рва, который сами скифы назвали «Перекоп». Тогда они пали духом и решили искать другие земли для себя. Но нашлись те, кто страстно желал вернуться домой, обнять своих жен и детей. Даже тех, кто стал рабами неизвестных врагов. Эти люди тайно пробрались за ров и узнали… Страшное узнали!
Оказалось, что это их жены и дочери, устав от многих лет ожидания и вбив себе в головы, что их мужья и братья погибли, нашли себе других мужей. Из тех, кого могучие скифы оставили рабами в своих домах. За множество лет от тех рабов родилось множество мужчин, и теперь, опасаясь справедливого наказания неверным женам и подлым дочерям, дети рабов выкопали глубокий ров и взялись за оружие, чтобы не пустить тех, кто убьет их, а, возможно, и их матерей. В желании спасти своих дорогих жен и матерей бывшие рабы и их дети сражались, как боги войны. Таких одолеть было невозможно. Узнав об этом, скифы совсем поникли головами и стали собираться в другие земли. Но был среди них мудрец-воин, который остановил могучих скифов. И вот…
Когда на утро рабы и их дети снова стали на защиту Перекопа, то увидели, что скифы идут в бой… без оружия. В их руках были только кнуты и плети. От свиста того, чем наказывают рабов и понукают лошадьми, старые рабы тут же дрогнули и побежали. За ними побежали и их неразумные дети. И в тех и в других проснулась рабская кровь, что стынет при взмахе кнута. Раб упал на колени перед хозяином. Такова древняя быль.
Я знаю, что твои макеларии самые сильные и умелые бойцы на улицах Константинополя. Им нет и не будет равных. Но этот человек с кнутом… (Андроник согласно кивнул головой). Твои люди боятся этого человека, но не тех, многочисленных бродяг, что оплачивают купцы и навклиры портовых кварталов. Они боятся его грозного кнута. Да и не самого кнута… Они боятся быть избитыми тем, чем наказывают рабов и преступников. Они боятся подставить свои благородные тела граждан Византии, чтобы потом в банях никто не заметил и не посмеялся над шрамами, оставленными подлым оружием. Они боятся, что, будучи избитыми кнутом, у них проснется рабская кровь. Ведь многие из твоих мясников потомки рабов могучих некогда римлян. В этом случае вопрос не о силе и смелости твоих людей. Вопрос об их внутреннем состоянии… В тех внутренних терзаниях, когда им приходится выбирать между любовью и преданностью тебе и нежеланием, чтобы кнут оставил шрамы на их лицах. А я слышала, что тот кнутобоец очень умело хлещет именно по лицам твоих макелариев, некоторых оставив не только с ужасными и трудно заживающими ранами, но и без глаз. Такое уже было. Великий Александр Македонский советовал своим воинам бить персов именно копьями в лицо. Он знал, что закаленные телами и умелые в боях персы очень нежно заботятся о своих красивых лицах. И они обязательно дрогнут, если увидят изуродованные лица своих друзей рядом с ними в боевом строю…
– Так что же мне… Что мне делать с моими макелариями? Бить их кнутом, или изрезать пару щек и губ, чтобы они меня боялись больше, чем этого кнутобойца?
– Тогда твои люди не будут тебя любить и уважать. У них появится новый глава корпорации макелариев.
– Тогда как быть? Что делать?
Но на этот тяжелый вопрос Оливия не ответила. Она медленно наполнила два венецианских бокала на тонких ножках тягучим и красным, как кровь, вином. Один бокал она вложила в руку мужа, а второй…
Оливия держала левой рукой стеклянный корпус бокала, а правой медленно ласкала его высокую ножку, проводя пальцами то вниз, то вверх. Ее глаза смотрели на мужа. Чуть суженные и игривые.
Это сверхдостаточный эротический сигнал для того, кто любит и желает свою женщину…
* * *
Андроник сидел за своим знаменитым столом на возвышенности посреди площади Стратигии и… улыбался. Заметив эту странную улыбку, никто не желал беспокоить ее хозяина. Уж очень непривычно выглядел глава корпорации макелариев. И просители и требователи терпеливо ожидали, когда Андроник привычно сдвинет брови и сузит губы.
А сам Адроник был мыслями в это время все еще в опочивальне своей дорогой жены…
Оливия слизала капельки пота с его волосатой груди и наслаждением потянулась. А у самого Андроника осталось сил разве что провести широкой ладонью по ее упругой обнаженной груди.
– Ах, да! – встрепенулся муж. – Эй! Там! Подайте мой подарок.
На крик хозяина служанка внесла мешок из беленого льна. Оливия как была нагишом, так и вскочила с широкого ложа. Она быстро извлекла удивительной красоты плащ с таблионом из парчи, а также тунику-столу из многоузорчатого шелка.
– Я должен был это преподнести еще до того как… – виновато улыбнулся Андроник.
На это Оливия ответила с искренней улыбкой:
– Твой фаллос самый желанный подарок для меня…
О, Господи! Разве мог подумать Андроник в тот вечер на темной улице Пемптона[162], что его пьяное вмешательство является самым важным в его жизни. Какое ему было дело до того, что несколько негодяев волочат за волосы истекающую кровью девочку. Мало ли в чем ее вина. Может, она воровка. Может быть, непослушная рабыня. А может, и решившая сбежать от хозяина блудливая девка. Так бы и прошел, покачиваясь, Андроник мимо.
Но судьбе было угодно другое. Один из негодяев грубо толкнул плечом тогда еще молодого макелария, да еще грязно обругал. Что вскипело в Андронике? Кровь или избыток вина? И сейчас не понимает. Но когда он с удивлением увидел лежащих у его ног негодяев и свои покрытые их кровью кулаки, Господь открыл ему глаза. Андроник увидел во взоре девчонки столько боли и печали, сколько не видел ни на одной иконе, запечатлевшей скорбь Богоматери над телом своего Бога-сына. Разве мог он оставить истекать кровью на опасной улице это несчастное дитя? Мог ли и дальше вышвырнуть из своего убогого жилища ту, кто, едва излечившись, приняла на себя все заботы о нем и о его малом хозяйстве. Ту, которой он в очередном опьянении овладел, а на утро, не увидев ни одной слезинки и не услышав ни малейшего упрека и обвинения, оставил на три дня саму. А вернувшись… Вернувшись, он обнаружил ее в украшенном цветами жилище и с покорно склоненной головой.
А дальше… Жизнь Андроника изменилась. И то, кем он сейчас есть, и то, что у него сейчас есть, всем этим он благодарен Богу и Оливии.
Остается только один всегда беспокоящий Андроника вопрос, за что Господь так наградил его, послав умную, заботливую, красивую жену, подарившую ему двух чудесных сыновей.
А еще… Глава корпорации макелариев до сих пор не знает об Оливии ничего более того, что она желает рассказать о себе. А особенно о том, откуда, или от кого у нее столько знаний, умений и здравого смысла.
Хотя… Она так и не посоветовала, как ему вернуть утраченные кварталы? Только сказала, что в жизни есть место случаю, который может быть и чудесным. Все ожидают чуда-расчудесного, что в один миг изменит ситуацию в лучшую сторону. Ждал чуда василевс Кантакузин и получил его стараниями Никифора. Ждет теперь чуда сам Андроник. Только чьими стараниями случится лучшее?
