Состоятельные зыряне с давних времен зазывали к себе в пастухи самоедов, от которых когда-то и позаимствовали оленеводство. И те охотно нанимались, особенно молодежь. Одни приходили из соседних тундр, другие, как, например, Анатолий с Таютой — из-за Урала. Пообвыкнув, привозили семьи, невест, нередко женились на местных молодых зырянках.
Так и Савелий, хозяин Таюты, присмотрелся к работящему пареньку, понаблюдал, как тот холит его оленей, да и женил на своей младшей дочери Евдокии. А после смерти все его хозяйство перешло к Таюте.
Старуха Анисия стояла на берегу и вглядывалась в реку, прикрывая глаза от закатных лучей солнца обеими ладошками. Она ждала гостей, словно кто сообщил ей об этом. Острое, скуластое лицо щурилось. Глаза слезились от жарко сверкающей воды, в которой как в жидком огне черной черточкой двигалась лодка.
Больше не сомневаясь, что гости действительно к ней, она засуетилась. Встав на колени перед летней печкой, выложенной из камня, раздула старые угли и, подбросив охапку хвороста, поставила закопченный чайник. Тяжело встала, отряхнулась и бодро засеменила в амбар за припасами, чем будет потчевать гостей.
Одна за другой вразнобой залаяли собаки, увидев, что лодка повернула к берегу. Они лаяли без азарта, лениво труся к причалу. Лапа, стоя в ногах у хозяйки и вздыбив на загривке шерсть, достойно отвечала.
Пристав к берегу, Яптане едва разогнулась, тело ломило от усталости. Еле держался и Ефимка.
— Аньторова! — не скрывая радости, первая прокричала бабка Анисия, шустро спеша навстречу. Она узнала родственницу зятя и приветствовала ее по-самоедски. Поверх юбок успела подвязать цветастый передник, На голове — яркий платок в виде кокошника, на плечах поверх старой заношенной жакетки — еще один с тесьмой. На груди весело, дробно бились дешевенькие стеклянные бусы.
Шуганув собак, она взялась за веревку и ловко подтянула лодку к берегу. Привязала ее к старой, полугнилой коряжине, наполовину занесенной илом. После чего привычно ухватилась за борт цепкими сухонькими руками, помогла прибывшим выбраться из лодки.
Яптане устало ответила старухе на приветствие по-зырянски и виновато кивнула на лодку.
Заглянув в нее, Анисия, подняв подол, не задумываясь, забрела в воду. Держа одной рукой свои юбки, другой осторожно и умело осмотрела лежащего на спине без единого движения и вообще признаков жизни парня. Приоткрыла веко, потрогала пульс, осторожно потрогала сожженную часть лица, сняв с нее листья. И выйдя на берег, задумалась, тихо покачивая головой.
Пока Яптане с сыном вяло, в одиночестве пили чай, Анисия привела к лодке маленького, щуплого старика Вьюткина, местного лекаря из вогул. Вытащив чуть не половину лодки из воды на берег, они долго осматривали больного. Качали головами и снова склонялись над ним.
Когда Яптане вернулась к лодке, старика уже не было. Бабка Анисия что-то бубнила про себя, продолжая покачивать головой.
— Помрет он, не выдержит до утра-то, — тихо проговорила зырянка.
Яптане вздрогнула.
— Как помрет…, зачем…, я же столько… его везла…, надо что-то делать тетка Анисия, помоги мне, сделай что-нибудь!.. — Яптане растерялась. Глядя на свои руки, она сжимала и разжимала пальцы, а то, сцепив их между собой, ломала в каком-то тихом отчаянии.
— Надо что-то делать, скажи, что делать!?.. — с тихим ожесточением твердила Яптане.
— Старик сказал, что помочь теперь сможет только старик Нярмишка, — осторожно произнесла Анисия.
— Кто это, где он…!?
— Он далеко милая. Очень далеко.
— Как далеко!?.. — Яптане схватила сухую руку старухи.
Семь песков (песчаных отмелей или плесов) надо пройти. Мужиков в селе нет, все на утку ушли или в горах с оленями. Одни старики да старухи, да еще детки малые. А семь песков это всю ночь грести по такой воде.
— А он, этот старик, как его…
— Нярмишка.
— Ну да, он точно сможет, он спасет парня!?
— Он то спасет, он ведь вроде как шаман у них, у вогулов-то, — опять перешла на шепот Анисия.
— Ну что ж, повезу его к шаману, — с какой-то усталой обреченностью выдохнула из себя Яптане. Ефимку оставлю, а сама поплыву.
— Что ты, что ты ягодка, с ног валишься, какая тебе дорога, не дури баба, руки-то вон какие краснющие!.. — старая зырянка испуганно запричитала, хлопая себя по переднику. — Тебе отоспаться надо, угробишься!..
«А может я как раз этого и хочу…» — совсем одуревши и от усталости, и оттого, что так и не спасла парня, хотя старалась сохранить хоть эту, чужую жизнь, думала Яптане. Она очень надеялась, что это принесло бы ей пусть небольшое, пусть совсем маленькое искупление за своих детей. Ей так надо было!
Из лодки послышался слабый стон. Обе кинулись к больному.
К вечеру видимо наступило ухудшение, парень был в горячке. Крутил головой, пытаясь подняться, хватался опухшими руками за края лодки, приподнимался на локтях, изо рта выдавливал какие-то звуки…. На сожженных местах опять потекли ручейки крови.
— Беги, Яптане, у тебя ноги быстрые, там, в амбаре на полочке туесок плоский, неси скоренько милая.
Больной продолжал метаться, что-то выкрикивать. Его руки были сильными, старухе трудно было их удержать. Она говорила с ним ласковым голосом, пытаясь успокоить, унять его буйство. Чистым передником обтирала пот с лица, разговаривая с ним как с ребенком.
Когда Яптане принесла старухе ее аптечку, та быстро развела темную, пахучую жидкость в баночке, и они с трудом влили ее в рот больного.
— Крепкий парень. Столько ран, весь исколот, обожжен и еще терпит! Старик Вьюткин тоже удивлялся, разглядывал раны, щупал да языком цокал. Мало, говорит, людей способных стерпеть такое….
— Пора мне, тетка Анисия, — Яптане пошла отвязывать лодку, — помоги мне ее столкнуть.
— Погоди, милая. Я тебе еще главного не сказала. Нярмишка-то, шаман, еще не всех принимает. Надо с провожатым к нему. Я ведь слышала только про семь песков да про своротку налево — в Красный ручей, похожий на тихую протоку с красной болотной водой. И еще вроде как два маленьких озерца надо пройти и потом протока эта на две делится, а в излучине кедр. Вот и все, что я слышала. Был у нас раньше провожатый к нему, да уж года два как помер.
Яптане рассеянно молчала, разглядывая свои опухшие пальцы.
— Вот я и говорю, родимая, может и вогула-то тово, давно нет на свете. Одна лишь молва осталась.
— Помоги мне, — Яптане уперлась в нос лодки.
Старуха больше не уговаривала, ухватилась за борт и привычно налегла на него, упираясь ногами в илистый берег, пачкая юбки.
— Погоди, выгрузим лишнее, поди вернешься, — старая зырянка принялась вытаскивать узлы из лодки, посматривая на Яптане с грустью и восхищением: «Какие же крепкие эти самоедки, мужикам не уступят!..»
— Баночку возьми. Будет метаться напои.
Повизгивая, крутилась на берегу Лапа, она никак не могла понять, почему хозяйка сидит в лодке без маленького хозяина. Она то забегала в воду, то стремглав бросалась к избе, где давно спал Ефимка.
— Лапа, ко мне, — взяв весло в руки, скомандовала Яптане. И собака послушно запрыгнула в лодку.
— Главное, протоку не проскочи. Она слева будет. Говорят, она совсем незаметная, маленькая, — продолжала напутствовать старая зырянка.
Первые два песка появились почти сразу же за поселком. Они вдохновили Яптане и прибавили сил. Но вот третьи пески она ждала долго. Река выровнялась и текла чуть не по прямой. Высоченные деревья с обеих сторон пугали. Все время казалось, что из-за частокола стволов кто-то подглядывает за лодкой, перебегая от дерева к дереву. Тишина там, в глубине мрачного леса была подозрительной. Даже Лапа сидела, не шелохнувшись, осторожно крутила головой, всматриваясь и слушая сумерки леса. Солнце давно село, но небо оставалось белесо-голубым.
Больной слегка постанывал, но уже не бился как в прошлый раз. Яптане втянулась в мерный ритм гребли настолько, что совсем не чувствовала ни рук, ни спины. Отчаянно хотелось спать.
Немного взбодрилась, когда река запетляла, и опять показались пески. И все же не выдержала, после пятых песков уснула.
Проснулась от всплеска упавшего весла. Собака с недоумением смотрела на хозяйку. Лодку отнесло далеко назад и смертельно уставшей женщине пришлось рассчитываться за свою слабость, вновь проходить пятые пески. Как ни старалась Яптане еще два раза засыпала, пока не добралась, наконец, до Красного ручья.
Если бы не цвет воды она наверняка проплыла бы мимо.
В этом месте лес заметно поредел, берега ощетинились голой, густой растительностью, которая надежно маскировала устье ручья.
После Седьмых песков Яптане заметила, что вода у левого берега темнее, она была словно ржавая и тянулась, прижимаясь к самой кромке берега, узким шлейфом. И даже в этом случае, следуя столь явному ориентиру, женщина проплыла мимо ручья. Пришлось возвращаться, терять силы и время.
