- Это везение по-твоему? - плюхаюсь на унитаз. Выпускаю из-под мягкой поросячьей головы мокрый от пота конский хвост.
- Ты не раскисаешь. А я клякса уже. Пара минут, и упаду там у раковины. Помру в груде сковородок. Или не сдержусь и заору на всю кухню. Что нас всех взорвут скоро. Пусть им тоже страшно станет. Не могу терпеть. Слышала, о чем они болтают?
- Доплатят ли за аврал. И до скольки завтра можно поспать.
- Вот. Полная чушь.
- Скажи охраннику, что тебе плохо и нужно сходить за таблетками, - советую. - А сама беги на улицу к вагончику.
- А вы? - она трясет слипшимися волосами. - Мы все вместе в эту дурь с расследованием ввязались. И выбираться вместе надо. Или ты бы меня бросила?
Тоже трясу волосами.
Дальше торчим на кухне. Спустя тонну кастрюль меня дергает Николь. Громко шепчет:
- Охранников нет! Где наши?
И наших нет.
Вылетаем в коридор. Дверь черного хода нараспашку, холодный ветер мокрую одежду продирает до костей.
- Они без нас сбежали? - поражается Николь, подпрыгивая рядом.
Выскакиваем на улицу. От дверей мимо мусорных баков по сугробам тянутся следы. Тонем в снегу и, переваливаясь, спешим к двум фигурам Пятачков, медленно скрывающимся из круга света. Значит, недавно вышли. А почему нас не позвали?
Они еле-еле тащатся, мы нагоняем.
- Мусор выносите? - щурюсь на два больших темно-синих пакета, которые те несут в вытянутых руках. - Какого черта? Вы...- вглядываюсь в их несмелые движения, слышу, как они пыхтят от напряга и меня продирает мороз. - Там что? Не мусор?
- Валите нахрен отсюда, - шипит Егор.
- Чемоданы в мастерской были? - доходит до Николь. - Этот дряной Патрик там же, за пеногенератором их оставил?
Они не отвечают, осторожно и упорно продираются сквозь снег вперед.
Невероятная наглость, официант настолько убежден, что нас в усадьбе считают отбитыми торчками и не послушают, он притащил обратно свои гребаные шашки и не парится, а вот если бы среди нас действительно был сапер...
- Погодите, - хриплю. - Вы рехнулись? Это нельзя трогать.
- Уже тронули, - огрызается Ваня. - Не взорвется пока телефон не зазвонит. И если не трясти. Вам сказали - валите нахрен.
- Оставьте в снегу, вы куда, не надо, - жалобно просит Николь. - Мамочки.
- Пошлите в усадьбу, позовем охрану, - трясусь на пару с ней.
Они молчат, идут дальше, мы отстаем, но премся за ними. Из меня так себе мачеха, особенно после всего, что было и указывать Егору не могу, но с нами тут гуляет старуха с косой. Я очень люблю одного человека, а его сын в шаге от небес, и у меня не хватает духу развернуться и свинтить, хотя идти за ним то еще безумие.
Как черепахи ползем. От усадьбы не отдалились почти, а они уже едва не падают, и если уронят мешки, то все зря, настраиваюсь подстраховать, хотя не верю, что силы найду помочь, но они тащат эти жуткие чемоданы, и я воспитываю в себе хладнокровие, поворачивать поздно, не взорвалось и не взорвется, переживем.
23.30, Александр
Их нигде нет, и никто их не видел. Уверяю себя, что послушались и сбежали подальше.
Гремит посуда и трещит башка, в бальном зале орекстр наяривает арию из "Риголетто", мы с Кристиной недавно смотрели этот фильм, и она замочила слезами несколько бумажных полотенец, моя маленькая, где она.
Заглядываю на кухню и неожиданно натыкаюсь на Машу. Стоит над душой у официанта и учит его раскладывать закуски.
- Ты почему здесь? - тащу ее за локоть в коридор. Мимо моей личной охраны, ближе к черному ходу. - Егор к тебе не подходил?
- Нет, - она вырывается. Покачивается на каблуках. - Зато Денис подходил. Орал, что ты гробишь его бизнес. Саша, это правда? Наш сын бандит? И сейчас чистят дороги, чтобы его забрать? И сдал его ты? Как ты мог? Я этого больше не вынесу, - она дышит на меня вином. - Про Патрика тоже, значит, правда? А ты молчишь, что у нас тут террорист?
Молчу. Я и на Винни-Пуха настучал, чтобы струхнувший псих-официант кнопку не нажимал, чтобы расчистили дорогу, он смотался и никто не пострадал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Вот знай - я все сделала! - с торжеством припечатывает Маша.
- Что ты сделала?
- Так! - орет выпрыгнувший в коридор Денис. - Какой долбанутый позвонил в полицию и наврал про бомбу?! Александр, где твои дебилы сотрудники?! Их нет в номере! Плохо мне, плохо, это конец...- он задыхается и сползает по стенке. - Уже по усадьбе полезли слухи...Народ шугается официантов...Я погорел...Охрана...побейте его, - тычет в меня пальцем.
Он брызжет слюной и обвиняет меня в доносе про тротиловые шашки. Но это не я.
Смотрю на Машу, она криво улыбается.
Какая же она дура, о боже.
Сколько у нас времени, пока Патрик не услышал, что за ним полиция едет, а Денисовские солдафоны не начали отбирать у него взрыватель? Пять минут, две минуты, минута?
Охранники идут на меня, у них дубинки. Ныряю на улицу через служебный выход и хлопаю железной дверью, сую метлу в ручку.
- Эй, вы это зачем? - голосят позади.
Оборачиваюсь.
Поросенок вынес мусор и спустив костюм, курит у бачков. Ежится и сплевывает:
- Мне теперь в обход переться? И так весь вымок. С утра самого на ногах. А некоторые гулять пошли.
Сигаретой указывает на цепочку следов, тянущуюся по снегу.
- Натуральные свиньи, - жалуется. - Час назад умотали, если не раньше. А мы работай. Так еще говорят: не подходи, у нас бомба. Нормально так шутить? Последний раз я в этом жутком санатории...
Уже не слушаю. Тону в сугробах, бегу. К ней, к нему. Сумасшедшие. Мой смысл жизни на кончике красного провода, и на часах нули, сердце прожгли, я ищу их вдали, трясет, если не успею, то умру.
Не успел.
Вместо салюта раздается оглушительное бах-бабах.
Охрана до Патрика добрались.
Далеко впереди клубы сизого дыма столбами растут в небо и искры хлещут, в усадьбе звенят стекла, орут люди, меня отбрасывает. Встаю, проваливаюсь, ползу, вглядываюсь в черноту ночи, до слез напрягаю глаза, только бы их не задело, все, что есть - отдам.
Наконец, вижу.
Четыре Пятачка, шатаются, друг за друга держатся, пробираются по снегу ко мне.
00.15, Кристина
Вдалеке воет сирена. Взрыв был не в усадьбе, но отдыхающие высыпали на улицу и их внутрь не загнать. А, может, загнать, у полиции на глазах не полезут ведь пьяными за руль, чтобы убраться отсюда подальше.
Мой розовый костюм в грязи, но Алекс крепко прижимает к своему дорогущему пиджаку, не дает и на шаг отойти.
Жду, скорей бы наручники повесили на этого болезного Патрика. Наверное, к нему вопросы будут, почему за несколько километров от санатория взрыв, но какая разница. Мы не скажем, что сами чемоданы утащили, за такое по шапке надают.
Зато Денис извинился. Хотя это неважно тоже, я не слушала, вообще, не до него.
Долгожданная полиция забирает Патрика.
И Егора.
Алекс отпускает меня и торопливо, на повторе, твердит сыну:
- Ни в чем не признавайся, я тебя вытащу, понял, только не признавайся.
Николь наклоняет голову мне на плечо. Шмыгает:
- Егор вовсе не самовлюбленный мажор. Не трус. Не дурак. Не хочу, чтобы его посадили.
И я не хочу, там в снегах нашла лучших друзей, и Егор в их числе.
И Мария не хочет. Бьется в истерике и нападает на Алекса. Ее оттаскивают люди в форме, на беседу ведут. Говорят, что мы следующие.
Вздыхаю. Сколько еще с нами разбираться будут.
Алекс оборачивается, привлекает к себе, говорит на ухо:
- Малыш, немножко потерпи, хорошо? Щас они отстанут и поедем домой, всё кончилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 25
На столе беспорядок, и в бумагах, и в ящиках, Антон неряха, запустил кабинет. Долго еще не увидимся с ним, лет десять минимум, до свидания, до свидания, пока - швыряю в мусорку его вещички.
Откликаюсь на стук в дверь:
