мы сумеем их как-либо остановить. Подумай об этом.
У него вытянулось лицо.
– Все настолько плохо?
– Да, но ты об этом не распространяйся. Что мы должны сделать – ты, я, Арраск и еще несколько человек, – так это убедиться, что атаки не будет. Что мы продержимся, пока не прибудет флот.
– От них были вести?
– Нет, но где-то же они есть, эти шесть сотен военных кораблей при полном экипаже. Рано или поздно они вернутся в залив, и тогда все станет проще. Тогда у нас будет шанс, а пока – держим оборону, и точка. Все понятно?
Бронеллий кивнул.
– Больше никаких проблем, – сказал он. – Обещаю.
– Годится. – Я ни капли не ерничал и не кривил душой. В течение долгой (во всяком случае, таковой она кажется мне) и насыщенной событиями жизни я узнал: ничто так не поощряет добросовестность, преданность и желание неустанно работать на общее благо, как слепой ужас. И если он был напуган достаточно – кто знает?
22
Если вы не просидели всю жизнь в каком-нибудь подгорном гроте, то наверняка вам известно о вулкане, который за пять минут похоронил могучий и процветающий град Переннис под миллионом тонн пепла – примерно тысячу лет назад. Чего вы, возможно, не знаете, так это того, что Евгений IV, император-ученый и король-философ, который потерял половину восточных провинций и пытался управлять голодом и чумой, за что заслужил в рукописных анналах прозвище Мудрый, поручил трем гвардейским полкам Переннис откопать. Они справились – на все про все ушло три года и денег в три раза больше, чем стоил весь Пятый флот (на такие суммы можно было бы завалить две голодающие провинции зерном). Они справились даже вопреки настоянию Евгения вести работы по удалению затвердевшего пепла исключительно совками и маленькими щеточками, чтобы не повредить драгоценные останки.
Дело было за сто лет до моего рождения, но я читал официальный отчет, оказавшийся в архиве инженерных войск – вероятно, из-за того, что там часто упоминалось рытьё. Обнаруженное произвело неизгладимое впечатление на кадрового офицера гвардии, писавшего документ, – в какой-то момент стиль его изложения от хрестоматийного армейско-докладного ушел в едва осмысленную бредятину. Для таких перемен требуется нечто из ряда вон выходящее.
На раскопках нашли множество человеческих останков – но даже не тел, а скорлупок из затвердевшего пепла, окружившего то место, где когда-то было тело. Немного похоже на заготовку для литья. Такие оболочки рассыпа´лись от одного неаккуратного удара долотом – внутри не было ничего, ибо тело давно обратилось в прах, смешавшийся с пепельной пористой «обкладкой». Не было никакой возможности восстановить, скажем, черты лиц погибших, ведь они отпечатались на внутренней стороне. Оставалась некая усредненная человеческая форма – обычный человек, застывший ровно в тот момент, когда ад разверзся над его совершенно обыденной жизнью.
Из-за того, что пепел засы´пал жертв с дьявольской быстротой, говорилось в отчете, у жителей обреченного города не осталось времени даже на панику. Судя по подавляющему количеству останков, мало кто понял, что произошло. Находили и мирно спящих у себя в постели, и листающих фолианты за столами в библиотеках, и присевших на корточки над ночным горшком, а одна парочка в тесном переулке так и вовсе переплелась так, что было ясно – их ничто не волновало, кроме друг друга. Трогательно или ужасно глупо. Чего люди Евгения не обнаружили – так это паникующих, мечущихся посреди давки, на коленях вымаливающих прощение у богов перед алтарями, корчащихся на земле в агонии. Все случилось так быстро, что никто и осознать не успел. Безликие человеческие фигуры. Мы с вами могли бы быть на их месте.
Я вспомнил эту историю, потому что хочу отметить – мир меняется в мгновение ока. Так быстро, что мы не успеваем понять, что же на нас обрушилось, или так постепенно, что мы не замечаем перемен. Только позже, когда будут написаны исторические труды и ученые решат, что же имело значение, а что нет, прочертят в нужных местах красные линии— вот досюда мир был одним, а потом все изменилось. Вы можете стоять на такой черте – и не подозревать об этом. Можете спать или смотреть в другую сторону, тихонько сидеть на горшке или трахаться в переулке – рука Рока незрима, и она уже окунула свое перо в чернила. Вот здесь кончается Империя. Здесь начинаются Темные века.
Так уж получилось, что я на этой линии был. И я не спал и был внимателен. Возможно, я был единственной живой душой, которая этого боялась, которая ждала, что это случится. Лежа в постели без сил заснуть, я прокручивал в голове подробности устройства требушета. Я знаю, что Фаустин крепко спал у себя дома, а Нико, несущий дежурство, сидел в штабе и наверняка составлял разнарядки для своих будущих сменщиков. Айхма играла в шашки с одним из уборщиков. Надо думать, у Артавасдуса я тоже спросил, где он был и что делал – позже, разумеется, – и, если он что-то и ответил мне, я уж не помню, что именно. Во всяком случае, вот где все мы были, когда пепел Истории начал падать с небес. Никто из нас не смотрел вверх, и мы ничего не увидели.
Не сказать, что там было на что смотреть. Головорез низкого ранга из числа Синих, стороживший с башни Северные врата, говорил, что заметил факелы примерно в семи или восьми сотнях ярдов впереди. Заинтересовавшись, кто это в ночи пробирается в стан врага, он решил, что сообщит об увиденном при смене караула, но забыл. Кто знает? Может, это и был тот переломный момент. А может быть, это кто-то другой посреди ночи поехал в лагерь, а главное случилось, когда он смотрел в другую сторону или мирно ссал в тихом углу.
Особого значения это не имело, впрочем. Мы ничего не смогли бы поделать в любом случае – точно так же, как жители Перенниса не сумели бы отговорить вулкан от извержения.
Об изменениях на позициях врага первую толковую весть принесла колонна солдат на вершине Бычьего хребта, спустившаяся через долину по старому Западному тракту. Так как люди по природе своей идиоты и склонны верить в лучшее в любых условиях, мы искренне поверили, что это имперские войска, марширующие сюда освободить нас. Тут же уйма народу забралась на стены поглазеть на этот торжественный выход. Наиболее остроглазые утверждали: кто бы эти солдаты ни были, они облачены в красные плащи, у них золотые щиты, и они, похоже,
