К своим обязанностям приступил бойко, решив, что нечего размениваться на сантименты, что от добра добра не ищут и что ни к чему терзаться муками совести. Все эти люди умерли задолго до его рождения. Если потребует дело, можно и ускорить то, что, в сущности, неизбежно.
Новое тело не утратило старых навыков. Круглов остался хорошим снайпером, но многому пришлось учиться. Оружие было неудобным, однако ко всему можно приспособиться. Так он и поступил, начав осваивать обширный арсенал, накопленный в родовом имении (родственники увлекались охотой, потому выбор мушкетов, фузей и штуцеров впечатлял). К тому же ему повезло. Настоящий Круглов находился в годичном отпуске по болезни, хотя на самом деле был здоров как бык (предок подсуетился и заплатил положенную мзду кому нужно в полковой канцелярии. Немного погодя удалось узнать устоявшуюся таксу: она составляла семью крепостных).
Этот год он провел с пользой, изведя огромное количество пороха и пуль. Опасения, что его каким-то образом разоблачат, исчезли быстро: соседи-помещики и сослуживцы, которые пару раз наведывались к нему в гости, каких-либо перемен в его поведении не нашли, а крестьяне просто пожимали плечами: дескать, чудит барин, да что ж с него взять!
Здесь с ним и случился неожиданный прокол. Нелюдимый в прошлой жизни, он и тут старался оградить себя от других, но одному тренироваться в стрельбе было сложно. Круглов нуждался в помощнике.
Работы в имении всегда хватало. Управляющий не стал отрывать от дел мужиков и выделил барину одну из дворовых девок. Так у Крылова появилась «ассистентка». Поначалу как «принеси-подай», а потом и в более серьезных вопросах. Глядя на его «экзерциции», училась стрелять и она.
Незаметно для себя Круглов едва не влюбился, хотя считал, что давно вырвал из души ростки этого чувства. В прошлой жизни он был никому не нужным, в этой — не хотел, чтобы кто-то был нужен ему. Однако сердцу не прикажешь. Железная решимость вдруг дала трещину, которая начала стремительно расширяться.
Однажды Круглов с ужасом осознал, что эта дворовая девка слишком много знает, а таких по всем законам жанра полагается устранять.
Он так и не сумел убить ее, хотя удобные случаи подворачивались сплошь и рядом. Не поднялась рука. В новом Круглове было много от старого.
Он подарил ей свой лучший охотничий штуцер и прогнал из деревни, молясь, чтобы их жизненные пути больше не пересеклись.
Немного погодя у него появилась своя команда. Люди боялись его и… шли за ним в огонь и в воду. Они будто признавали Круглова своим вожаком и вверяли ему свои жизни, а он, как мог, распоряжался. Иногда с пользой, а чаще как-то бесталанно. Срабатывала привычка быть одиноким волком и память о загубленных парнишках из того взвода.
Круглов сам не понял, откуда взялось странное прозвище Балагур, которое абсолютно не соответствовало ему и его характеру. Но оно возникло, приклеилось, будто суперклеем, и Круглов смирился. Пусть хоть горшком назовут.
Фон Гофена удалось отыскать без проблем, да тот, собственно, не особо и маскировался. Очевидно, не знал, что кроме него есть и другие попаданцы из будущего.
Парень пер на рожон, делал вещи, немыслимые для неторопливого века осьмнадцатого. Он был белой вороной и потому неизбежно привлекал к себе внимание. Сначала литературными «экзерсисами», потом другими вещами, характерными для иной эпохи.
Круглову довелось услышать, как маршировавшая рота измайловцев во всю ивановскую горланила слегка переделанный армейский хит советских времен «У солдата выходной». Дальнейшее было делом техники.
«Хозяева» говорили, что все методы хороши. Круглов решил убрать попаданца. Для начала чужими руками, подослав Огольцова, который давно таил вражду к фон Гофену и был не прочь поквитаться за старые обиды.
Трое матерых убийц устроили засаду, но переоценили свои возможности. В скоротечной схватке фон Гофен и его денщик положили всех. Сам Круглов был в шаге от провала. Спасла его только гибель Огольцова.
Довольно кстати грянул Крымский поход. Круглов намеренно попал в сводный гвардейский батальон, прекрасно понимая, что война спишет любые потери и смерть (особенно если она произойдет на поле боя) не привлечет большого внимания. Сам он умереть не боялся.
При первой встрече с фон Гофеном Круглов вдруг испытал к нему некое подобие симпатии, но это не помешало ему нажать на спусковой крючок фузеи, как только выпал подходящий случай. Профессионализм снайпера никуда не делся. Человек на «мушке» по-прежнему был мишенью и только.
Круглов думал, что добился своего и устранил помеху навсегда. Но, узнав, что фон Гофен всего лишь ранен, даже обрадовался.
«Отвел Господь руку», подумал он и впервые за долгое время сходил в церковь, где поставил свечку за здравие раненого.
Дальше было триумфальное возвращение в Питер, где Круглов развернулся уже по-настоящему. Рубикон перейден, решил он для себя.
«Хозяева» приказали втравить Россию в новую войну, пояснив, что в привычной истории все так и было. Дескать, фон Гофен наломал дров, вмешавшись в ход событий. Нужно исправить то, что он наворотил.
— Даже если это вам не по душе, — добавил Семен Андреевич, угадав состояние подопечного.
Задание Круглову совершенно не нравилось, как и возложенная на его плечи основная миссия — возведение на престол Елизаветы.
Пусть это полностью соответствовало историческим реалиям, но ему вдруг захотелось послать все к такой-то матери.
Круглов успел присмотреться к цесаревне. Он с самого начала окрестил ее шалавой, да чего уж скрывать — так оно, собственно, и было.
Дочь Великого Петра прыгала из постели в постель, вела образ жизни, далекий от монашеского, и отнюдь не блистала талантами. Обычная гулящая баба, вдобавок ленивая и глуповатая, полагавшаяся исключительно на свое природное оружие — красоту, которой по меркам этого столетия она действительно не была обделена. На этом список добродетелей исчерпывался.
Став императрицей, она привела государственные дела в страшное запустение. Интересовало дщерь Петра немногое: балы и «машкерады», на которые Елизавета любила приходить в мужском платье; наряды по последней моде да фавориты. Ее министры откровенно продавались иностранным державам, получая от тех щедрые пансионы.
Даже в Семилетнюю войну Россия ввязалась исключительно по прихоти «выдающегося» государственного мужа елизаветинских времен — канцлера Бестужева, который обиделся на прусского императора за то, что тот вместо денег кормил его одними лишь «завтраками». В итоге русский солдат проливал кровь за чужие интересы. Спасибо Петру Третьему, положившему конец этому скотству. Разумеется, с рук ему такое не сошло. Приключились известные «геморроидальные колики», от которых император скоропостижно скончался.
Круглову было обидно лезть из кожи вон исключительно ради того, чтобы эта шалава воцарилась на престоле. Лично ему это никаких дивидендов не принесет. Нет, если бы он стал ее фаворитом, тогда цесаревна его точно не обделила бы (достаточно вспомнить Разумовского, камарилью Шуваловых и прочих, не столь сильно известных оглоедов, не стеснявшихся воровать из казны миллионами), но лезть к ней в койку Круглов считал ниже своего достоинства. Тем более, что большой проблемы это не составило бы, о чем недвусмысленно сообщали в своих служебных записках иноземные послы.
Тогда в его голове созрел план. Пусть Семен Андреевич продолжает считать, что его подопечный выполняет все условия договора. Зачем ему знать, что у перенесенного из двадцать первого века инвалида (который уже только за обладание здоровым телом должен целовать ноги тем, кто это устроил) появились собственные соображения на предмет, как обустроить Россию?
План оформился в тот день, когда ему на глаза попалась женщина, которая как две капли воды походила на императрицу. Вернее, это он так считал, остальные видели перед собой деревенскую Груньку — бабу гренадерского роста, схоронившую пару лет назад мужа и не успевшую за время супружества нарожать детишек.
Круглов мысленно переодел ее в роскошное платье, изменил прическу, надел на голову корону и обомлел. Сомнений быть не могло: перед ним была вылитая Анна Иоанновна, разве что не столь смуглая, ну да это дело поправимое.
Чтобы сделать Груню своей верной сообщницей, ему понадобилось всего два дня и две ночи. Несчастная женщина влюбилась в него как кошка и была готова бежать за ним хоть на край света.
Круглов нанял ей пьянчужку-учителя из немцев, который стал обучать Груню премудростям чтения, языкам и политесу. Ученица схватывала все на лету, немец не мог на нее нарадоваться. Как только необходимость в учителе отпала, Круглов отправил его на тот свет без малейших угрызений совести.
Затем стал сам рассказывать, кто есть кто в государстве Российском. Ему удалось раздобыть несколько портретных миниатюр (попросту украв), и Груня, благодаря ликам с парсун и словесным описаниям, могла опознать большинство первых людей империи. Накладки были неизбежны, но Круглов планировал обставить появление двойника Анны Иоанновны таким образом, чтобы свести их к минимуму. Наиболее подходящим казался вариант с благополучным выздоровлением государыни после тяжелой болезни. О том, что Анна Иоанновна в последние годы своей жизни будет много и тяжело болеть, Круглов помнил еще со школьных уроков истории и из прочитанных книг Пикуля. Всегда можно будет сослаться на провалы в памяти, связанные с последствиями недуга.
