Погруженный в эти безрадостные размышления, Катон вдруг заметил, что к нему со смущенной улыбкой приближается какой-то молодой человек. Прищурясь (после похода дальнее зрение стало его подводить), он внимательно вглядывался в чем-то знакомую фигуру, пока его вдруг не озарило. Это был удар молнии. Марк! Его единственный сын!
— Почему ты здесь, а не в Риме? — спросил он, не обращая внимания на протянутые к нему руки.
Лицо, так похожее на его собственное, дрогнуло, искривилось.
— Я решил, отец, что пора мне присоединиться к республиканцам, вместо того чтобы слоняться без дела, — сказал Катон-младший.
— Правильный выбор, Марк, но я тебя знаю. Что именно спровоцировало это запоздалое решение?
— Марк Антоний грозится конфисковать наше имущество.
— А как же моя жена? Ты что, оставил ее на милость Антония?
— Это Марция настояла, чтобы я ехал к тебе.
— А твоя сестра?
— Порция все еще живет в доме Бибула.
— А моя собственная сестра?
— Тетушка Порция убеждена, что Антоний конфискует имущество Агенобарба, поэтому она купила небольшой дом на Авентине. На всякий случай. Агенобарб выгодно распорядился ее приданым — вложил в надежное дело под хороший процент и на тридцать лет. Тебе от нее привет. И от Марции, и от Порции тоже.
«Какая ирония, — подумал Катон, — что и умом, и способностями из моих двоих детей наделена только дочь. Моя воинственная и бесстрашная Порция. Что там писала Марция в своем последнем письме? Что Порция любит Брута. Я попытался бы поженить их, но Сервилия не позволит. Чтобы ее драгоценный безвольный сынок женился на своей кузине и сделался зятем Катона? Ха! Сервилия его просто убьет».
— Марция умоляет тебя написать ей, — сказал Катон-младший.
На это Катон ничего не ответил.
— Пойдем-ка со мной. У меня для тебя сыщется комната. Ты не забыл еще канцелярское дело?
— Нет, отец, не забыл.
А он-то надеялся, что отец после долгой разлуки простит ему все его слабости и недостатки. Его неудачи. Но этому не бывать. У Катона нет слабостей, нет недостатков, нет неудач. Катон никогда не сворачивал с праведного пути. Ужасно быть сыном человека без недостатков.
III
ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПРАВИЛЬНОГО ПОРЯДКА ВЕЩЕЙ В МАЛОЙ АЗИИ
Июнь — сентябрь 47 г. до P. X
1
По смерти старой царицы Александры, случившейся в том же году, когда родилась Клеопатра, обстановка в Иудее ухудшилась. Вдове грозного Александра Яннея даже в распадавшейся Сирии как-то удавалось править страной. Впрочем, это не вызывало благодарного отклика у большинства ее подданных, ибо Александра симпатизировала фарисеям. Что бы она ни делала, плохо воспринималось и саддукеями, и раскольниками самаритянами, и обитавшими в центральных районах страны еретиками галилеянами, а также нееврейским населением Декаполиса. Иудею терзали религиозные распри.
У царицы Александры было два сына — Гиркан и Аристобул. После смерти мужа она выбрала своим наследником старшего сына, Гиркана, может быть потому, что он был более смирным. Она сразу назначила Гиркана верховным жрецом, но умерла, не успев укрепить его власть. Едва ее похоронили, как младший брат захватил трон и сам стал верховным жрецом.
Но самым умным человеком при еврейском дворе был идумей Антипатр. Большой друг Гиркана, он давно враждовал с Аристобулом, так что, когда тот узурпировал власть, Антипатр освободил Гиркана, и они оба сбежали. И укрылись у царя Арета в арабской стране Набатее, очень богатой, потому что она торговала с Малабарским берегом Индии и островом Тапробана. Антипатр был женат на Кипрос, племяннице тамошнего царя Арета. Это был брак по любви, который стоил Антипатру шанса самому сесть на еврейский трон, а его четыре сына и дочь не могли называться евреями.
Война Гиркана и Антипатра с Аристобулом продолжалась с неослабевающей силой. Она еще более осложнилась внезапным вторжением Рима. После поражения Митридата Великого и его армянского союзника Тиграна Помпей Великий прибыл в Сирию, чтобы сделать ее римской провинцией. Евреи тут же восстали, чем очень разозлили Помпея. Он вынужден был пойти на Иерусалим и взять его, вместо того чтобы мирно зазимовать в Дамаске. Гиркан был назначен верховным жрецом, но сама Иудея стала частью новой римской провинции Сирия, лишенной какой-либо автономии.
Аристобул и его сыновья продолжали провоцировать беспорядки, и первые римские губернаторы в Сирии не могли их утихомирить. Наконец туда прибыл Авл Габиний, друг и сторонник Цезаря, хорошо смысливший в военном деле. Он утвердил власть Гиркана и выделил ему как верховному жрецу пять доходных районов: Иерусалим, галилейскую Сепфору, Газару, Амат и Иерихон. Разгневанный Аристобул выступил против него, но Габиний провел молниеносную кампанию, и Аристобул с одним из своих сыновей второй раз оказался на корабле, отправлявшемся в Рим. Габиний пошел дальше, в Египет, где опять посадил на трон Птолемея Авлета при горячей поддержке Гиркана и его друга Антипатра. Опираясь на них, Габиний без труда сдвинул границу Египта к Пелузию, еврейское население которого отнеслось к этому совершенно спокойно.
Марк Лициний Красс, тоже хороший друг Цезаря и следующий губернатор Сирии, наследовал мирную провинцию, даже в лице Иудеи. К сожалению для евреев, Красс не испытывал ни малейшего уважения к религиозным традициям покоренных народов. Он вошел в Большой храм и забрал оттуда все ценное, включая две тысячи талантов золота, хранившегося в святая святых. Верховный жрец Гиркан проклял его от имени еврейского бога, и вскоре Красс погиб возле Карр. Но ценности в Большой храм так и не вернулись.
А к власти в Сирии неофициально пришел простой квестор Гай Кассий Лонгин. Он единственный из тех, кто выжил у Карр, имел хоть какой-то статус. Несмотря на шаткость своего положения, Кассий спокойно принял бразды правления Сирией в свои руки и начал тур по провинции с целью ее укрепить, ибо туда вот-вот могли нагрянуть парфяне. В Тире он встретил Антипатра, который попытался объяснить ему суть иудейских проблем, подвигавших евреев постоянно бороться на два фронта — между религиозными фракциями и против любой иноземной власти, пытавшейся ввести их в рамки. Когда Кассию удалось набрать два легиона, он опробовал их на армии галилеян, пытавшихся скинуть Гиркана. Вскоре после этого парфяне действительно вторглись в Сирию, и тридцатилетний квестор Гай Кассий оказался единственным генералом, выступившим против них. Он замечательно проявил себя, нанеся захватчикам решительное поражение и прогнав прочь парфянского царевича Пакора.
Итак, когда противник Цезаря и идеолог фракции boni Марк Кальпурний Бибул, назначенный губернатором Сирии, наконец (незадолго до начала гражданской войны) соизволил туда прибыть, там царил мир и все регистрационные книги были в порядке. Но как посмел простой квестор прикасаться к ним? Как он отважился управлять огромной провинцией? С точки зрения boni, простой квестор, оказавшись в такой ситуации, должен сидеть и вертеть пальцами, пока не прибудет законно назначенный губернатор. И не имеет никакого значения, что происходит в это время на территории, где он сидит. Всякие там восстания или вторжения не должны его волновать. Таково было мировоззрение boni. Результат — леденящий холод при встрече, ни благодарностей, ни похвалы. Наоборот, Бибул приказал Кассию немедленно покинуть Сирию, предварительно прочитав ему проповедь о том, что никто не имеет права брать на себя больше, чем предписывает mos maiorum.
Почему тогда Кассий выбрал сторону boni в гражданской войне? Определенно не из любви к своему шурину Бруту, хотя он обожал мать Брута Сервилию. Но она в этом конфликте держала нейтралитет, у нее были родственники в обоих лагерях. Одна из причин, которыми руководствовался Кассий, заключалась в его инстинктивной антипатии к Цезарю. В чем-то они были похожи. Например, оба в раннем возрасте не побоялись без высшего одобрения взять на себя командные функции: Цезарь — в Тралах, а Кассий — в Сирии. Оба были храбры, энергичны, оба серьезно относились к карьере. Но по мнению Кассия, Цезарь забрал себе слишком много славы в Длинноволосой Галлии, в той поразительной девятилетней войне. Как мог Кассий, когда пришло его время, совершить нечто подобное? Ясное дело, никак. Но это было ничем в сравнении с тем фактом, что Цезарь пошел на Рим как раз тогда, когда Кассий стал плебейским трибуном. В результате правительство разбежалось, а Кассий потерял свой шанс произвести сенсацию в этой самой полемической и неумирающей должности. Другая причина неприязни крылась в том, что Цезарь был биологическим отцом жены Кассия — третьей дочери Сервилии, Тертуллы. По закону она была дочерью Силана и получила огромное приданое из его состояния. Но половина Рима — включая Брута знала, кто зачал Тертуллу, а Цицерон по этому поводу имел даже наглость шутить!
