– Откуда Виталий узнал?
Женька махнула рукой. Ей хотелось дальше рассказывать про шлюху Любку.
– Он в том доме охранником, что ль, одно время служил или уж не знаю кем. Ему там мужики рассказали, все же знали! А она-то, она-то!.. Думала, никто ни ухом, ни рылом!.. Я так хохотала, когда мне Виталька рассказывал, чуть живот не надорвала!
– Пошли, – велел Плетнев. – Доставай украшения, и пошли.
Она моргнула и вновь заголосила, громко, по-деревенски:
– Миленький, хороший, может, не надо, а?.. Может, так обойдется?
– Не обойдется.
– А я тебе пригожусь! – истово сказала Женька и поползла к нему. – Что ни пожелаешь, я на все согласная, я тебе отслужу по-всякому.
Алексей Александрович ни с того ни с сего поддал ногой ведро. Женька ахнула. Ведро отлетело довольно далеко, ударилось о яблоню так, что с нее упало несколько яблок, и сад удивленно дрогнул.
Потом повернулся к Женьке. Она отпрянула в страхе и вскочила на ноги.
– Мы сейчас пойдем к Терезе Васильевне, а потом к Любе, – тихо сказал Алексей Александрович. – И ты будешь просить у Любы прощение. Я тебя заставлю!..
В сумерках явилась Элли.
Плетнев качался в качалке, отталкивался ногой, размышлял и не хотел никого видеть.
Он очень надеялся, что она придет, и не хотел ее видеть. День у него получился очень трудный. Трудный и нескладный.
– Люба прибегала, – сообщила она издали. Плетнев кивнул, глядя в сторону.
Элли подошла, постояла, а потом толкнула качалку.
– Привет, – сказала она.
Плетнев опять кивнул.
– Люба говорила, что ты за шиворот приволок к ней Женьку. Что Женька рыдала, а ты был в бешенстве. Ты что, на самом деле заставил ее просить у Любы прощение?..
Плетнев молчал, качалка поскрипывала.
– Еще Люба сказала, что ты отвез Женьку в Тверь и она забрала заявление.
– Во всем этом нет никакого смысла, – произнес Плетнев. – Вообще никакого!
– В чем нет смысла?
– Ни в извинениях, ни в заявлении!.. В заявлении было написано, что он ее изнасиловал как раз в ту ночь, когда мы толкали мотоцикл и пили виски. Федора бы и так отпустили, даже если б она и не забрала его. Извинения не нужны ни Любе, ни Женьке!.. Женька все равно ничего не поняла. Она поняла только одно – если бы не я, у нее все получилось бы! Она всю дорогу грызла себе кулаки. От злости. Я никогда не видел, как человек от злости грызет руки.
Элли длинно вздохнула и села рядом.
– Ты хотел, чтобы она… осознала? Изменилась? Стала хорошей, веселой девушкой? Идиллии не бывает, Алеша. – Плетнев уставился на нее. – Она недостижима.
– Спасибо, что сказала.
– Господи, что у тебя на голове?!
– Где? А, это Женька на меня кинулась, когда я сообщил ей, что мне все известно. И расцарапала.
– Нужно немедленно чем-нибудь помазать…
– Ничего не надо мазать! Я перекисью все залил. Пройдет.
Элли осторожно трогала его голову:
– Пройдет, если, конечно, на ногтях у нее нет змеиного яда. Ну? Ты из-за нее в такой печали?
– Я был не готов к тому, что она так… ненавидит. Всех ненавидит. Федора, Любу. Меня, тебя. Просто так. Ни за что. За то, что мы не укладываемся в ее картину мира. За то, что мешаем ей делать то, что она хочет.
– Как говорит моя мама – люди бывают разные. Как грибы. Есть грибы-поганки. Если их сварить и съесть, можно умереть. А из белых получается самый вкусный суп на свете.
– При чем тут грибы, Элли?!
– Не стоит собирать поганки, – на ухо ему шепнула она. – Их лучше вообще не трогать и обходить стороной. А ты сегодня весь день ел поганки!.. Вот тебе теперь и нехорошо. Но ничего. Не умрешь.
Он засмеялся.
– Мне нужно съездить в город.
– В какой? – спросила она безмятежно. Ее пальцы гладили его голову, и он подставлял, чтобы она погладила там, где ему хотелось. – В Тверь, в Москву или, может, в Конаково?
Он почти не слушал.
– Нет, в Москву. Дня на два.
– Зачем?
– У меня дела, – сказал Плетнев рассеянно.
Он не позвал ее с собой, и она огорчилась немного. Ей казалось, что после вчерашних объяснений на террасе он больше никогда и никуда не поедет один.
Ей казалось, что все самое главное сказано и правильно понято. И мать, когда после ужина они вернулись домой, не задала ей ни одного вопроса, вот уж на нее не похоже!..
Нателлу всегда не просто интересовала жизнь великовозрастной дочери, а жизнь во всех подробностях и деталях!.. Элли рассказывала ей все, что можно рассказать, и еще немного того, что сообщать уж никак нельзя, и мама всегда все понимала.
Не моргнув глазом, Нателла проглотила сбивчивую, мятую и не слишком правдоподобную историю о том, что ее любимая дочь и сосед, милый мальчик, полдня купались и совсем забыли о времени, и заплыли далеко-далеко, почти до самого Павельцева доплыли, вот как!.. И не просто проглотила, а решила, что надо немедленно устроить почти семейный ужин, и Элли уверена, что все это неспроста.
Провести Нателлу почти невозможно.
Или это она провела Элли?..
После вчерашнего дня, когда внезапно изменилась жизнь, а Элли была в этом уверена, ее не слишком интересовали деревенские дела. Они как-то отошли на второй план, перестали занимать все ее мысли, зато их теперь занимал Плетнев, и ей было радостно и страшно, как в юности.
Зато Плетнева, похоже, только детектив и занимал!.. Понятно, что в Москву он собирается именно по детективным соображениям, и Элли это казалось странным.
Ей не хотелось ни о чем его расспрашивать, ей хотелось глупо говорить о любви, но она все же спросила:
– Что ты надумал?
Он закинул руки на шею и потянулся. Она отвела глаза.
– Я знаю, с кем Николай Степанович пил в ту ночь виски. Я знаю, кто зимой убил собаку. Я знаю много, но не знаю самого главного – зачем.
– Зачем убили собаку?
– Собаку убили, чтобы поссорить Федора с егерем. Это Женька науськала зятя, и он…
– Виталий застрелил собаку?!
– Между прочим, я был в этом почти уверен, – произнес Плетнев задумчиво. – Человек, которого Федор видел тогда в лесу, был одет, как Николай Степанович, и Еременко все время думал, что это егерь ходит. Вряд ли Федор перепутал, он тут всех знает. Кто мог надеть в лес вещи егеря? Только кто-то из родственников, кто бывает у него дома и мог эти вещи взять. Никаких родственников, кроме Виталия, у него нет. Есть еще какой-то племянник, но он сюда один раз приезжал, насколько я помню.
– А Женьке это зачем нужно было?..
– Элли, я не хочу о ней говорить! – вспылил Плетнев. – Она ненавидела егеря. Он знал, что она все время врет, и терпеть ее не мог. Зато любил Федора. Женька хотела их поссорить, только и всего. И у нее почти получилось!
– Да, – согласилась Элли. – У нее все… почти получилось.
– Вот именно.
– А виски?
– Виски егерь пил с Федором.
– Откуда ты знаешь?!
– Я видел следы протекторов. Помнишь, я тебе рассказывал? На дворе у Николая Степановича, у самого забора? Протекторы марки «Микки Томпсон».
– Да, но при чем тут Федор?! У него мотоцикл, а на нем нет никаких таких протекторов!
– У него есть машина. Я один раз забрался к нему на участок. Просто так, калитка была открыта. Между прочим, меня чуть не сожрали его собаки.
– Странно, что не сожрали.
– Площадка перед гаражом засыпана гравием. Там сплошь следы от «Микки Томпсона». Дважды два – четыре.
Элли подумала немного. Плетнев вытянул руку, обнял и прижал ее к себе. Она была теплой и хорошо пахла.
– Почему мы не видели его машину?
– Он не хотел, чтоб вы ее видели. Точно так же, как не хотел, чтобы вы знали, что он байкер, бывший автогонщик и бывшая звезда мотоспорта! У него очень дорогой и редкий байк, американский. Машину его я не видел, но, думаю, это какой-то тяжелый пикап, «Ниссан Навара» или «Тойота Тундра». Вряд ли на техосмотр в Москву он ездит верхом на мотоцикле, скорее всего, возит его в кузове или в прицепе. Николай Степанович как раз все про Федора знал, старался ему помогать, на работу устроил. Просто чтоб он не лежал целыми днями на диване! Так что вместе они пили. Федор, насколько я понимаю, только виски и пьет. Ну, когда пьет.
– Подожди, а машина?! Почему никто никогда не видел его внедорожник?..
– Потому что он на нем здесь не ездит, Элли! Только в редких случаях. Когда эти редкие случаи происходят, я думаю, он уезжает на рассвете и приезжает ночью. Если кто-нибудь любопытный станет приставать, вроде нашей Валюшки, всегда можно сказать, что были гости, а потом уехали.
– Но Николая Степановича он не убивал?
– Нет.
– Слава богу.
– Зачем его убили? – сам у себя спросил Плетнев. – Ну, зачем? Я никак не могу понять!.. Наследство? Тогда получается, что убил племянник? И что это за племянник? И что он получит? Дом с участком?
– Откуда ты знаешь, что племянник получит дом?
– Так сказал Виталий.
– А если он врет?
– Вот именно, – согласился Алексей Александрович. – И что искали в моем доме? И что именно нашли, если нашли?
Некоторое время они молча качались. Потом Элли вывернулась у него из-под руки и поднялась.
