— Я люблю тебя, Норри.
Норт оторвался от бумаг и ласково сжал руку Октавии.
— А я — тебя.
Ничто в его жесте и в выражении лица не говорило, что любовь, о которой он только что сказал, такая же глубокая и жуткая, как у нее. Он любил ее обычной своей любовью как друг. Верный, настоящий друг. В этом не было сомнения. Но всего лишь друг! Она знала, что он готов сделать все, что она попросит, он расшибется в лепешку ради нее.
Пойдет на все, но не будет любить ее так, как ей хотелось. А Октавии действительно хотелось, чтобы он полюбил ее. Ей никогда не забыть того, как по-девчоночьи она любила его тогда. Сейчас это чувство расцвело, стало зрелым и оттого принесло боль. Он был ее самым близким другом, ее любовником, ее единственным. В ее жизни Норт стал самой важной фигурой, единственным человеком, который видел ее и с прекрасной, и с дурной стороны. Он знал все ее секреты. Ладно, все, кроме одного — ее любви к нему. Он был единственным, кому она верила полностью. Если бы он сказал, что достанет с неба звезду, она поверила бы.
Поэтому она поверила и тому, что он любит ее, хотя и понимала, что это не так. Не так, как ей хотелось. На этот раз Беатрис оказалась не права. Октавия не смогла заполучить того, что хотела.
Так даже к лучшему. Но теперь та маленькая глупая девчонка, которая сидела у нее внутри, тихонько заплакала. Столько лет она лелеяла в себе надежду, что он испытывал и до сих пор испытывает к ней такое же чувство, как и она к нему. Но увы. Все сложилось по-другому. Вот это и было важным.
Правда, он все равно оставался ее Норри, а она навсегда останется его Ви. Конечно, в такой ситуации были свои положительные моменты. Нужно просто их разглядеть.
— Как ты думаешь, для людей, которых связывает между собой дружба, это обычное дело — заниматься любовью? — Господи, зачем она об этом спрашивает? Ведь он не ответит так, как ей хочется.
Норт поперхнулся кофе.
— Ох, Ви! Дай сначала проглотить, а потом спрашивай.
— Извини. — Она не чувствовала себя виноватой. — Ну так что?
— Понятия не имею. Для нас, кажется, в этом нет ничего необычного.
— Полагаешь, других тоже связывает такая же дружба? — Она поиграла салфеткой. «Полагаешь, другие женщины будут собственными руками устраивать себе трагедии?»
— Мужчина и женщина не могут быть просто друзьями. Между ними обязательно возникнет физическое притяжение.
Чушь! Но Октавия не собиралась спорить, тем более что ему не хотелось говорить на эту тему. Его уклончивость давала слабую надежду вместо огорчения. Норт не вступал в споры тогда, когда боялся показать свою уязвимость.
Октавия не сомневалась, что он к ней неравнодушен.
Только вот не знала насколько.
— Мне нравится думать, что наша дружба — нечто особенное. — Ну чего она прицепилась к нему?
Он посмотрел ей в глаза:
— Единственная во всей моей жизни. У нее замерло сердце.
На миг на его лице появилось выражение глубокой печали, и он снова замкнулся.
— Мне жаль, что я не смогу присутствовать на твоей свадьбе со Спинтоном.
Да, он умел сыпать соль на раны! Норт не собирался выпускать свои чувства из-под контроля, а заодно и Октавии не давал строить воздушные замки. Вне всякого сомнения, он считал, что близость тут же все меняет для женщины. Он очень по-мужски рассуждает! Единственное, что постель дает женщине, так это возможность контролировать мужчину. Что же касается ее чувств, они не меняются.
Да Бог с ним! Норт делает все, чтобы Октавии было легче бросить его. Это только она придумывает всякие сложности.
Но сейчас, когда они были вместе, для нее была невыносима мысль, что через несколько часов они распрощаются и не увидятся вновь.
Нужно поменять тему. Октавия плотнее запахнула на себе халат.
— Когда собираешься наведаться в писчебумажную лавку?
Норт свернул последнее донесение и положил его к остальным.
— Как только получу доклад от Фрэнсиса. Если он найдет нашего стрелка, тогда не будет нужды отправляться в лавку.
Октавия отхлебнула кофе.
— Нужно обязательно съездить туда. Стрелка могли просто нанять.
Норт крепко стиснул чашку в руке, не слишком заботясь о том, насколько она хрупкая. Хмуро посмотрел на Октавию.
— Я не оставлю тебя одну.
— Разве я здесь одна? Тут ведь слуги.
— Но без охраны.
— Ты не сможешь защищать меня вечно.
— Вечно — нет. — Он звякнул чашкой, поставив ее на блюдце. — Это будет заботой твоего мужа.
Еще одна уловка!
— Верно.
— А сейчас это моя забота.
И Октавия сейчас — его. Он не сказал этого вслух. Но она услышала властные нотки в его голосе. Ей стало не по себе. Появилась тревога.
— Если узнают, что я была с тобой наедине, от моей репутации ничего не останется.
Норт фыркнул:
— Я часто привожу сюда людей, которым нужна защита. Об этом знает каждый.
— Но все видели, как ты флиртовал со мной! Люди подумают самое худшее.
Он это не предусмотрел. Единственно, что его волновало, — ее безопасность.
— Пока я не найду мерзавца, тебе угрожает опасность даже в собственном доме.
Октавии не хотелось отправляться домой. Она хотела остаться у него.
— Ты мог бы пригласить сюда Беатрис в качестве компаньонки. — Затаив дыхание, Октавия подняла на него глаза.
Он, казалось, заколебался.
— Но она может догадаться, что мы… Что между нами что-то есть.
— Мне кажется, мы сумеем ее разуверить. — Это правда. Беатрис поверит всему, что Октавия ей скажет. А если нет, кому какое дело? Октавия хотела остаться у Норта, и, чтобы быть до конца откровенной, ей было все равно, как это удастся провернуть.
Казалось, он все еще пребывал в нерешительности. В конце концов он, должно быть, понял, что другого выхода нет.
— Ладно, — недовольно проворчал он. — Посылай за своей кузиной.
Ура, победа! Октавии удалось задержаться в его жизни.
— Прямо сейчас и отправлю посыльного. Как твоя рука?
— Точно также, как десять минут назад, ты уже об этом спрашивала. Прекрасно.
Это было больше, чем десять минут назад, и что-то было совсем не прекрасно, потому что настроение у Норта заметно ухудшилось.
Ему не хотелось, чтобы кто-нибудь еще вторгался в их мирок. Он не хотел них кем делить Октавию.
— Еще нужно, чтобы ты черкнул записку Спинтону.
— О? — Зачем? Беатрис ведь их посредница. — Хорошо. — Теперь он избегал ее взгляда. — Он все-таки твой нареченный.
Кому он пытается напомнить, Октавии или себе? Впрочем, не важно. Это было одинаково болезненно для них обоих.
— Ты прав. — Она хохотнула. — Хотя он может решить, что после всего этого я буду ему не нужна.
