– Давайте сделаю!
Подвез ей в первой половине дня бумаги, а уже вечером получил распечатку. Привез Русаку. Тот пробежал глазами и говорит:
– Идемте со мной!
И повел к Борису Гончарову, завсектором спорта Отдела пропаганды ЦК. Там произошел жесткий разговор. Но совсем не по моей части. Главным был вопрос – «Почему руководил Сыч?» А мне, собственно, претензий не предъявили.
– А они говорили что-либо по поводу Бескова?
– Тоже ничего. Со Старой площади я отправился в Управление футбола, к Колоскову. И все ему пересказал. Он мою информацию принял к сведению, чуть позже сообщив:
– Завтра в три часа ты должен быть у Марата Грамова, зама заведующего Идеологическим отделом ЦК КПСС.
Сам Вячеслав Иванович сказанное мной под спудом не хранил, а, видимо, почти сразу же все передал куратору – Сычу. Сужу об этом хотя бы по тому, что назавтра, перед тем как вашему покорному слуге вновь отправиться на Старую площадь, Сыч пригласил в свой кабинет и сказал:
– Знаю, едешь к Грамову. Ничего не приукрашивай, говори так, как есть. Будут вопросы и обо мне. После аудиенции заезжай ко мне. Думаю, больше 20 минут ваше общение не продлится…
На самом деле Грамов меня продержал около часа. Вопросы обсуждал разные: об игроках, о футболе, о тренерах… Залез также в сферу субъективного: кому из наставников я отдаю предпочтение, как складывались взаимоотношения в команде в дни чемпионата мира и т. д. и т. п. Нашел необходимым затронуть и такой щекотливый вопрос, как порядок выплаты премиальных.
– А в чем, собственно, заключалась «щекотливость»?
– Если кратко, то сам порядок был очень прост. Размер премиальных зависел от результата: если команда выигрывала – получаем 100 %, ничья – 50 %… А щекотливый момент заключался в том, что, когда сыграли вничью с Шотландией и попали в следующий круг, Сыч зашел в раздевалку и объявил:
– Получите все 100 %, поскольку решили задачу!
Вот его «волюнтаризм», видимо, тогда в высшей инстанции и прокручивали. Возвращаясь к беседе с Грамовым, хотел бы в очередной раз заметить: ни этот, ни многие другие затронутые замзавом вопросы были, строго говоря, не ко мне. Тем не менее я четко и честно отвечал на то, на что мог ответить. Кстати, из нашего разговора у меня сложилось впечатление, что Грамов и так был очень хорошо информирован – видимо, по должности полагалось. Кроме того, какие-то вещи его живо интересовали как болельщика. В заключение Грамов сказал:
– Савелий Евсеевич! Желаю успехов! Работайте, не дергайтесь – у вас все нормально!
Словом, расстались по-доброму.
– Интересно, а не вспомнилась ли вам в тот момент очень похожая фраза, сказанная ранее Тяжельниковым – начальником Грамова?
– Вы имеете в виду воодушевляющий звонок Бескову в Испанию?
– Вот-вот!
– А чего вспоминать незабытое? К тому же во время тех бесед в ЦК даже в глаза бросалось, что они как-то однобоко до сути докапывались. Ну, к примеру, старательно обходили то обстоятельство, что, собственно, сами, из тех же кабинетов подталкивали Бескова к осуществлению сомнительной затеи с «триумвиратом».
– А по поводу дальнейшей судьбы Константина Ивановича что-нибудь говорили?
– Ни слова. Я как раз по этому признаку понял, что они его за невыход в финал мирового чемпионата и так, без сторонних консультаций, решили отстранить.
– Но почему вы пришли к такому выводу?
– Да потому, что с тренерами обычно разбирались в менее канительном порядке. В этом плане моя следующая встреча с Грамовым оказалась показательна. Позже, когда в сборной собирались снимать с поста очередного главного тренера Эдуарда Малофеева. Тот же Грамов приехал в Новогорск, переговорил, с кем считал нужным. В том числе со мной, прямо в лоб спросив:
– Кому отдаете предпочтение – Лобановскому или Малофееву?
Я ответил: Валерию Васильевичу. После чего Грамов повернулся к сопровождающим его лицам и говорит:
– Для меня все ясно. Поехали!
Так что и в случае с Бесковым у ответственных работников со Старой площади ясность уже имелась. Нет, тут они в другую «мишень» целились.
– Другими словами, инстанции на роль «козла отпущения» фигура крупнее, чем Бесков, требовалась?
– Разумеется. Соответственно масштабу верховного недовольства. Тут Сыч очень подходил. Причем сам Валентин Лукич это очень хорошо понимал. Не зря же все то время находился, как говорится, «на большом нерве»!
– Да! Так ведь после встречи в ЦК вы ему должны были доложиться?
– Он меня встретил сокрушительным матом…
– А если в переводе на литературный?
Ну, если без слов-паразитов, то примерно так:
– Ты чего не выполняешь то, что я сказал? Почему не приехал сразу?
– Но меня, – объясняю, – только-только отпустили. Я прямо оттуда еду…
– Да ладно, мне тут…
И так далее. Я, конечно, состояние Валентина Лукича понимал. Ему моя информация немногое добавляла. Как опытный «царедворец», он понимал, какое решение скорее всего будет «наверху» принято. И просто испсиховался в ожидании решения своей судьбы. Поэтому уже через минуту-другую взял себя в руки и спокойно стал выяснять, о чем говорили.
Я честно, без утайки пересказал все. Думаю, в тот день Валентин Лукич мысленно прощался со своим постом. Куда его затем переставили, не помню.
– А я скажу: c должности зампредседателя Спорткомитета СССР Сыча отправили в почетную ссылку в кабинет директора НИИ физкультуры. А кого еще сняли?
– Константин Иванович ушел в отставку. Его место занял Лобановский, который сразу сформировал новый штаб: тренеры Морозов, Симонян, я и массажист. Со мной, вообще-то, не все было так просто. Я некоторое время чувствовал себя в некоем подвесе. Поскольку не был уверен, что Лобановский меня около себя удержит: он же видел, какие у нас дружеские с Бесковым отношения. Но Валерий Васильевич, видимо, понимал, что не подверженные конъюнктуре профессионализм, искренняя дружба, верность – очень ценные в жизни качества. И оказался выше личных обид и пристрастий.
– Ну что же – таким образом, третье возвращение Константина Ивановича Бескова в сборную оказалось и последним. Давайте теперь, когда бег времени убрал многие привходящие моменты, постараемся объективно оценить баланс сделанного им для главной команды страны.
– Считаю, что, безусловно, он оказался позитивным. Особенно если учесть, что все три раза Константина Ивановича приглашали, как ныне приглашают антикризисных менеджеров. Только каждый раз срок отводили смехотворно малый – по году. Больше – в торопливой погоне за быстрыми, сиюминутными результатами – просто не давали.
– Ну, это неискоренимо – многолетняя болезнь отечественного футбола и, можно сказать, участь большей части наших тренеров.
– Увы! Но если возвращаться к Бескову. О том, что в свой 1-й срок (1963–1964) он ухитрился создать команду, которая, по общему мнению зарубежных футбольных авторитетов, оказалась самой мощной и интересной из тех, что были раньше, уже говорилось. Во второй приход Бескова (1974–1975) создать нечто подобное было уже нереально. Тем более, очень скоро его упросили взять «Спартак», который он вытащил из 1-й лиги. И заметьте: поскольку наконец-то имел время для серьезной работы, сделал эту команду украшением лиги высшей. Правда, и здесь руководство, проявив непозволительную торопливость, отсутствие должной выдержки и понимания того, что успехи не даются без боя, не приходят сами по себе, Константина Ивановича из «Спартака» выжило. Потом, когда олимпийская команда под руководством Бескова получила в Москве-1980 «бронзу», уступив в полуфинале сборной ГДР, в такой же спешке перебросили на 1-ю сборную – выводить ее в финальную часть первенства мира в Испании.
И что поразительно: в общем-то он эту задачу выполнил – на чемпионате-1982 национальная команда это право выступать в финальной части турнира завоевала. Просто в очередной раз из-за неудовлетворенных амбиций высшего начальства все это забыли. Как забыли прилетевшую из тех же высших сфер идею «триумвирата», которая ничего хорошего сборной не принесла.
– Кстати, о нетерпении «высоких сфер». По «бронзовому результату» на Олимпиаде-1980 выступление дружины Бескова, действительно, можно расценить как провал. Но вот статистика выступлений той сборной в 1980-м выглядит следующим образом: из 15 матчей она выиграла 13, вничью свела одну встречу и лишь одну проиграла. И вот этот результат говорит о потенциале, который Константин Иванович заложил в ту команду.
– И я говорю, как знать, чего б она добилась, если бы не лезли со всех сторон и из всех инстанций с суетливыми «установками на высший результат», а дали бы тренеру и футболистам дольше поработать вместе!
И, наконец, о печальной памяти выступлении на мировом чемпионате-1982. Ведь куда больший толк сборной вместо деморализующих накачек и разрушительных «оргвыводов» принес бы обстоятельный, профессиональный разговор об игровой и тренерской совместимости.
