— Ты еще кто такой? И отойди в тень, дай разглядеть лицо!
— Как пожелает госпожа странница.
Рыцарь поклонился и послушно сделал три шага назад, усмиряя шедшее от него сияние.
— Думаю, тебе стоит представиться.
— И то верно, — он снова поклонился. — Сир Грейсон Тенелом к вашим услугам, миледи. Могу я попросить назвать вас и ваше имя?
— Селеста.
— Селеста и-и-и… все?
— Все. Есть возражения? — его взгляд, с которым он смотрел на ее тело, раздражал женщину больше тем, что в нем читалась вовсе не похоть или желание, а не скрытая насмешка. Где-то она это уже видела!
— Никаких. Итак, Селеста, теперь перейдем к главному, — рыцарь снова подошел чуть ближе, намеренно позволяя свету отражаться от начищенных металлических пластин. — Кто вы? Что завело вас в личные владения моего короля? Вы в одиночестве гуляете по лесу, а ведь чаща — опасное место для дамы.
— Я не одна.
— Вы еще и лгунья, — сразу же ответил он. — Я прекрасно знаю, что одни, миледи.
— Откуда?
Рыцарь ухмыльнулся, развел руки.
— Мой нос еще не забился от старости, моя госпожа. Я могу учуять лань за милю и прекрасно чую даже самую молодую лисицу за три. Тем более видите этот знак? — мужчина провел пальцем по выступающему силуэту морды волка на нагруднике. — Первый рыцарь, доверенный короля. Следовательно, самый лучший.
— Самый лучший хвастун или воин? Извини, я не очень понимаю, о чем ты вообще говоришь.
Сир Грейсон снова свел губы в своей самой обворожительной улыбке. Его глаза хищно блеснули желтизной.
— О, — протянула Селеста. — О-о-о…
* * *
Она возвышалась надо мной, дикая, сумасшедшая. Ее черные окровавленные волосы развевались на ветру. Каждый подстегнутый воздушным потоком локон напоминал шипящую змею, скалящую на меня клыки, и каждая капля срывающейся с них крови была подобна яду, сочащемуся из маленькой пасти.
И сама, бледная как ночь, во вспышках молний она напоминала мне Лиссу, давно забытую языческую богиню безумия, кровавого помешательства.
— Подчинись, — сверхъестественный голос, оторвавшийся от бледных линий тонких губ, совсем не казался девчачьим. — Подчинись.
Она говорила спокойно, но сила, находящаяся в этих словах, заставляла меня дрожать и спину покрываться мелкой сыпью чистого холода.
Я закричал. Деформирующееся тело билось в конвульсиях.
Я не желал обращаться, однако мое собственное тело меня не слушалось. Ребра хрустели, расширяясь в диаметре, и сердце билось все чаще и чаще, едва вынося резкое изменение роста и веса.
Я сопротивлялся из всех сил. Проиграл самому себе.
— Не… А-а-а!
Крик сорвался. Он перешел в протяжный волчий вой, полным тоски, и луна, будто в ответ на мою мольбу, вспыхнула ярче тысячи солнц, отдаваясь отголоском прежнего безумства в темных закоулках моего разума.
Девочка подошла ближе. Я силился поднять голову. Вышло криво.
Она протянула руку вперед, невидящим взглядом смотря перед собой, и какая-то дикая необузданная сила заставила меня перед ней склониться.
— Подчинись, — в третий раз повторила она, и я не мог противиться.
Ее холодная ладонь коснулась моей головы в месте между поджатыми от ужаса ушами. Она склонилась ближе, коснулась щекой шерсти возле правого глаза и обвила второй рукой мою шею.
— Я всегда любила существ твоего рода, — прошептал звенящий голос взрослой женщины. — Я желала иметь при себе хотя бы парочку таких, как ты, но моя злая сестрица всегда мне отказывала. А потом меня забыли. И знаешь, чего я сейчас хочу больше всего?
Сверкнула молния. От бледной холодной кожи вдруг начал исходить дикий жар. Шкура в местах ее прикосновений опалилась, неимоверно воняло гарью.
Я попробовал выбраться из ее объятий и не смог. Для двенадцатилетней девочки сил у нее было необычайно много. Я гадал, кто она. Может, из-за нее моя память так пострадала? Я хотел верить, что и тот мужчина, ведущий на меня охоту, тоже принадлежит ей. Хотел верить, что сейчас все закончится…
Я был неправ.
— Я хочу безумства мести! Ты доказал свою полезность. Ты разрушил храм этой чертовой Райны и пролил кровь святых. Разве не это есть кровавое помешательство? Пусть к этому руку приложила моя сестра, но именно ты меня пробудил.
Девочка стиснула в кулаке клочок моей серой шерсти и поцеловала в уголок губ, томно проводя языком по частоколу острых желтых зубов.
— Прекрасен… Как ты прекрасен. Думаешь, сестрица обидится, если я возьму тебя себе?
Дождь застучал по листьям. Каждая капля, попавшая на ее тело, шипела, и на ее месте оставался ярко-красный отпечаток, светящийся в ночи.
Я заскулил.
— Грешно использовать тебя как обычного кобеля-осеменителя, — о чем она говорит? — О, я видела плоды ее — твоих! — трудов. Превосходные экземпляры, а время и эволюция делают их еще сильнее. Но ты, мой прелестный раб, лучший. Первый. Ты создан для большего.
Мой разум подавили, будто я еще не миновал совершеннолетия. Я стал рабом.
— Сохрани девочке жизнь. Когда придет время, я явлюсь к тебе в ее теле, — она отстранилась и посмотрела мне в глаза, мрачно ухмыляясь. — Кто знает, может, ты заслужишь большего, чем просто поцелуя.
Напоследок она сказала:
— Убей их. Убей их всех. Подари мне реки их проклятой крови.
Девочка вскрикнула. Она отшатнулась назад. Сияние и жар от ее кожи пропали, и в глаза вернулась та потерянность, из которой я пытался ее вытащить и натолкнулся на спящий внутри нее дух.
Она открыла рот. Думал, она закричит. Ошибся.
Девчонка высунула свой язык и сжал челюсти. Кусок окровавленной плоти скатился по ее платью и шлепнулся в пыль на землю. Захлебываясь кровью и визжа от боли, бедняжка рухнула на колени. Из ее рта ручьем лилась алеющая жидкость.
Я хотел оставить ее умирать. За последнюю неделю на нее навалилось слишком много бед, и милосерднее ее просто убить.
Но я помнил наказ безымянной богини — тот раскаленным клеймом отпечатался в моей страдающей памяти.
Я обратился, оделся, закрепил Кейнекен за спиной и поднял девочку на руки.
Она дрожала. Кровь хлестала из раны, и дождь лил сверху, будто сами небеса страдали. Громыхали молнии. Каждая вспышка освещала ее изувеченное тело, и я все больше убеждался в неотвратимости ее смерти.
А как же богиня? Я боялся, что она — еще одна галлюцинация. Уж лучше верить в свое служение чему-то настоль сверхъестественному, чем убедиться в собственном безумие.
О чем она говорила? Чего хотела? Мутные фразы, непонятные слова. Не думать.
Я ничего не мог сделать. Поэтому я бежал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
