Туфли чавкали по слякоти, холодные капельки и снежинки покалывали лицо, ветер настойчиво пробирался под шинель. Ранняя весна в этих краях бывает очень затяжной.
На площади он повернул к обшарпанному старому зданию школы. В угловом помещении на первом этаже до сих пор горел свет.
Шарка ждала.
Очутившись в сухом, теплом коридоре, Гинек с радостью подумал, что холод и сырость остались за дверью.
1
В понедельник командир улыбался, что было подозрительным. Капитану Ридлу даже казалось, что подполковник Менгарт хочет передать свое хорошее настроение лично ему, инженеру дивизиона.
Если раньше командир основательно разбирал неоконченную в субботу и воскресенье работу, то сегодня сразу же перешел к постановке задач на неделю. После этого он заговорил о растущей агрессивности потенциального противника, о его стремлении модернизировать оружие и разместить вблизи границ Чехословакии новые ракеты. Капитан Ридл все более удивлялся. По пальцам можно было пересчитать дни, когда командир ставил задачи на неделю подобным образом. Гораздо чаще он резко говорил о недостатках и разносил в пух и прах командиров батарей за малейший непорядок в подразделениях. И все же к командиру все относились с уважением, потому что к себе самому он был еще более требовательным, а это военные умеют ценить. Прозвище у него было — Сосулька. Видимо потому, что он относился к тем людям, которые остаются холодными и неприступными в любом случае. Уже в течение многих лет в части из уст в уста передавалось, что наивысшей похвалой у подполковника Ярослава Менгарта служит фраза: «Ну что ж, не так уж плохо, товарищи».
Ридл тихонько шепнул соседу:
— Уж не растаял ли наш старик от жары?
Капитан Главка пожал плечами, но ответить что-либо не отважился.
По всем признакам, «маленькая проповедь», как офицеры окрестили эти регулярные построения по понедельникам без солдат, приближалась к концу.
— Еще раз напоминаю: для военнослужащих наших войск не существует более важной задачи, чем поддержание боеготовности, еще и еще раз боеготовности на самом высоком уровне, — закончил командир своей любимой фразой.
— Аминь, — тихо произнес кто-то за Ридлом, и два-три офицера приглушенно засмеялись. Гинек тоже не удержался.
Подполковник Менгарт посмотрел в ту сторону, откуда раздался смех, и приказал:
— Капитану Ридлу явиться ко мне в одиннадцать-ноль-ноль!
— Есть!
Вскоре после этого по кафельному полу застучали десятки пар ботинок, ровные шеренги строя офицеров и прапорщиков распались на отдельные группы.
— Я уже думал, что Сосулька улыбается мне, радуясь моему возвращению, а оказывается… — Гинек состроил кислую мину. — Бац, и меня сразу на ковер! Прямо как в том анекдоте… Ведут осужденного на казнь на рассвете, а он со вздохом говорит: «Хорошо же этот день у меня начинается».
У Душана Главки дрогнули губы, в голове мелькнула мысль: «Хватило бы только у тебя юмора. Менгарт умеет быть чертовски неприятным. От подобной аудиенции добра не жди». Вслух же он спросил:
— Хочешь, передам тебе дела сейчас, или потерпим до обеда? У меня запланировано совещание с группой, и к тому же я присматриваю за батареей Блажека. Он вернется только в четверг.
— Если уж терпели столько дней… — махнул рукой Гинек. — После обеда решим. Может, что-нибудь срочное?..
Душан отрицательно покачал головой. Офицеры направились к своим комнатам.
— Кан провел отпуск? — поинтересовался Душан.
Гинек мечтательно прикрыл глаза:
— Как в сказке. Саша придумал прямо-таки гениальную программу. С неделю мы бездельничали у них дома, потом закатили шестидневный круиз по Черному морю. Слушай, то, что там было, нельзя просто рассказать, все это надо видеть самому… — Он немного запнулся. — Мы послали вам открытку из Батуми…
— Она пришла в пятницу, спасибо. Ты в это время уже собирался домой.
Гинек напустил на себя серьезный официальный вид.
— Да, пришлось прервать сказочный сон. Сказалась тяга к военной форме, да и как мне без проповедей?!
Душан предпочел сменить тему разговора.
— Когда пойдем обедать? — cпросил он, махнув рукой.
— Вот только выслушаю, — Гинек изобразил серьезное лицо, — как должен себя вести инженер дивизиона, да к тому же еще заместитель командира, на построении. Я зайду за тобой.
Они разошлись перед кабинетом Главки. Гинек направился дальше по коридору, мурлыкая в такт своим шагам какую-то мелодию. Душан Главка задумчиво смотрел вслед своему бывшему сокурснику по училищу, а теперь начальнику.
Хотя капитан Ридл и выглядел беззаботным и веселым, настроение его было далеко не таким. Уже утром он почувствовал себя не в своей тарелке. Ридл объяснял это заботами, которые вновь напомнили о себе к концу отпуска; мысленно он уже был на службе и приступил к решению задач, до которых не дошли руки перед отпуском.
Бреясь в ванной, он вспомнил еще об одном важном деле, которое они обсудили с Шаркой, сидя прекрасным вечером на палубе теплохода. Теперь он осознал, сколько вопросов личного характера ему предстоит решить в связи с этим делом. В голову пришла спасительная мысль: не отложить ли хотя бы чуть-чуть встречу с Марикой. Но он тут же вновь убедил себя, что действовать надо решительно и без промедления; еще в начале весны он попытался уладить дело с Марикой, но та попытка ни к чему не привела.
Во время завтрака Ридл много шутил, но растущую тревогу заглушить не удалось. Это состояние озабоченности не покинуло его на улице. Часть пути они прошли с Шаркой вместе, и от ее внимания не ускользнуло напряжение, скрытое за его внешне веселой и даже развязной речью.
— С тобой ничего не произошло?
— Со мной? Что за вопрос? Конечно ничего. А что?
— После приятного ничегонеделания тебе не очень хочется идти на работу, так ведь? Вряд ли я тебя этим успокою, но я тоже сейчас не в лучшей форме. А учебный год только начинается, — вздохнула Шарка.
Гинек самоуверенно заявил:
— Наоборот, Сосулька наверняка осознал, какого бесценного сотрудника в моем лице он лишился на целый месяц.
Она смерила его насмешливым взглядом:
— Я не слепая, дорогой. Настроение у тебя такое же скверное, как и у меня. Так чувствует себя каждый, когда приятное времяпрепровождение приходит к концу.
Гинек не ответил сразу. Ему захотелось немного позлить ее, и, пройдя еще несколько шагов, он иронически бросил:
— Если учесть, что одну треть жизни мы спим, а другую, на наш взгляд самую короткую, отдыхаем после работы, то нетрудно прийти к выводу, что большую часть времени мы проводим на работе. Одна только мысль о том, что на работе я бы скучал и тяготился…
Он не договорил. Шарка так толкнула его кулаком в бок, что он даже ойкнул.
— Снова начинаешь? — воинственно выдвинула она вперед подбородок. — Почему не признаешься, что тебе не хотелось сегодня утром вставать, что ночью тебе снилось море, а звонок будильника показался землетрясением?
— Оставь в покое море, — не позволил он застать себя врасплох.
— Знаешь что… — Она сердито тряхнула косой, выдернула из его руки свою руку и строптиво зашагала впереди. Старушки, громко разговаривавшие у кооперативного магазина, заметно поутихли.
Гинек громко рассмеялся. Именно эту черту характера Шарки он обожал. Его покоряли ее прямодушие, страстное чувство справедливости и какая-то безграничная вера в то, что и все другие люди так же искренни, как и она. Когда она защищала правду, ее глаза прямо-таки излучали решимость и отвагу, готовность бороться со всем злом мира. Сначала он воспринимал это как проявление наивности, но постепенно со временем уяснил, что именно в этом Шаркино своеобразие. И Марика умела защищать свою правду, но в отличие от Шарки она не признавала аргументов и стремилась не к справедливости, а только к собственной победе.
Он быстро догнал обиженную девушку, обнял ее за плечи.
— Не сердись, Шаринка, не сердись… — примирительно зашептал он ей на ухо.
Шарка отвернула голову. Она не выносила, когда он называл ее Шаринкой.
Вопреки этому он, несмотря на возмущение старушек, поцеловал ее и свернул на поперечную улицу.
— Поэзия кончилась, парень, что бы ты себе ни говорил! — крикнула она ему вслед.
Она уже не злилась, и он мог пуститься бегом.
— Если что-нибудь, будет не так, зайду к тебе в школу, — ответил он через плечо.
Она смотрела ему вслед, пока он не исчез за костелом. «Разумеется, если что-нибудь будет не так», — подумала она, и у нее вдруг возникло желание броситься за ним вдогонку, но у магазина стояла очередь, которая буквально съедала ее глазами.
Привычным движением девушка поправила на плече ремешок сумочки и не торопясь, важно, с высоко поднятой головой перешла улицу. Пусть сплетницы позлятся!
