— Ты слишком самонадеян, чтобы думать, что сможешь причинить мне боль, не покалечившись в ответ, Ник. Помни, я раздаю игрушки, но я не один из них.
Я вытираю жидкость с лица, даже не заботясь о своем испорченном костюме.
Не потрудившись извиниться, я встаю и иду следом за Аспен.
Возможно, она не была так откровенна, как я надеялся, но она дала мне шанс, который я искал.
Открытие, которое означает, что ей не только не все равно, но и что ее контроль может висеть на волоске.
Потому что, как бы она ни пыталась это скрыть, я увидел это только сейчас.
В ее глазах блестели слезы.
Быть может, от разочарования или злости, но для меня это достаточное количество патронов.
На этот раз она на собственном опыте поймет, что она моя, и с этим невозможно бороться.
Глава 21
Аспен
Я удивляюсь, что мне удалось выбраться из клуба на парковку и не взорвать все вокруг в террористическом стиле, просто чтобы транслировать хаос, который щелкает пальцами по моему горлу.
Каблуки скрипят по асфальту, и я оборачиваюсь. Знаете что? Я должна вернуться и разбить бутылку о толстый череп Кингсли. Всего лишь стакан алкоголя, ничто в великой схеме вещей.
Выпустив длинный вдох, я наполовину отказываюсь от этой идеи и бегу к машине. Это только полуотказ, потому что к черту все. Желание разбить что-нибудь — предпочтительно голову и член Кингсли — слишком сильное искушение, чтобы полностью от него отказаться.
Но, с другой стороны, я не хочу, чтобы меня воспринимали как эмоциональную, грязную.
Слабую.
Мои пальцы дрожат вокруг ключа от машины, и я вытираю сердитые слезы, которые собрались в глазах. Я не собираюсь плакать из-за этого ублюдка.
Не в этой жизни, Сатана.
Сев в машину, я глубоко вдыхаю, собирая каждый сантиметр самоконтроля, который я приобрела, выживая на улицах, учась на отлично и работая вдвое усерднее, чем мои сверстники-мужчины, чтобы быть признанной в их среде.
Образы рук Кингсли на талии девушки проносятся в моей голове, и я закрываю глаза.
Хватит думать о мудаках. Хватит делать из этого что-то личное. Это ничто.
Мы ничто.
Влага собирается на веках, и никакие критические, методичные размышления не могут остановить слезу, которая скатывается по щеке и попадает в рот.
Что-то встряхивает меня, и я вздрагиваю, когда понимаю, что это телефон.
Вздохнув, я вытаскиваю его, немного благодарная за то, что он отвлек меня.
Сообщение высвечивается на экране и на секунду ставит мой мир на паузу.
Гвинет: Я только что приготовила это. Хочешь?
К сообщению прилагается фотография красочных кексов с красивыми радужными начинками.
Гвинет: Ох, Нейт только что сказал, что ты не очень любишь сладкое. Все нормально, я думаю. Просто я напекла слишком много, вот и решила поделиться. Я бы отнесла их папе, но он со мной не разговаривает.
Мои пальцы практически летают по экрану.
Я: Я бы с удовольствием попробовала. Если ты не возражаешь.
Гвинет: Конечно, я не возражаю! Мне приехать к тебе домой? Кэролайн будет там? Она любит пирожные, так что я захвачу и ей немного.
Я улыбаюсь, собираясь ответить «ДА» с большой буквы, когда сзади раздается шорох.
Мое мини-радостное настроение исчезает. Этот мудак имеет наглость идти за мной после того, на что он заставил меня смотреть. Хотя это хорошая возможность проломить ему голову каблуками.
Я резко вдыхаю, кружась на месте.
— Я убью тебя…
Мои слова обрываются на приглушенном вздохе, когда кто-то прижимает тряпку к моему рту и носу.
Вонь антисептика и изнуряющего нутро хлороформа заполняет ноздри и впивается в голову со смертоносностью пули.
Темная фигура нависает надо мной, хватает за плечи, почти вырывая их. Я впиваюсь ногтями в их руки, царапая со всей энергией выживания.
Очевидно, этого недостаточно, потому что он продолжает прижимать ткань к моему лицу, заставляя вдыхать хлороформ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дерьмо… дерьмо…
Я чувствую, как ослабевает моя хватка и мышцы. Призрачный скрипящий звук каблуков, волочащихся по земле, медленно затихает на заднем плане, и мои глаза опускаются.
Нет…
Передо мной одновременно взрывается буйство красок и звуков.
С моего носа снимают тряпку, и я сползаю на машину, потом на землю из-за силы кашля. От глотка чистого воздуха у меня слезятся глаза, и я несколько раз встряхиваю головой, возвращая ориентацию.
Сначала я не понимаю, что только что произошло, возможно, это испуг или неприятный розыгрыш. Но даже в глубине души я понимаю, что все гораздо серьезнее.
Сцена, возникающая передо мной, могла бы сойти за кадр фильма ужасов.
Кингсли держит за воротник темную фигуру, которая чуть не лишила меня сознания, и бьет кулаком по лицу в маске.
Другой мужчина хватает его, и они валятся на землю в потоке ударов, пинков и гортанных звуков.
Даже в оцепенении я вижу, что, кем бы ни был нападавший, он профессионал. Несмотря на склонность Кингсли к насилию, он не сможет одержать верх.
Двигаясь на четвереньках, я достаю упавший на землю портфель и роюсь в нем в поисках перцового баллончика.
Прежде чем я успеваю достать его, нападавший бьет Кингсли по ребрам и убегает.
Кингсли вскакивает на ноги, вероятно, чтобы броситься в погоню, но я шепчу:
— Не надо… не… не уходи…
В моих словах слышится отчаяние, боль и грубость. Такая грубость, что причиняет боль. А может, на самом деле мне больно от осознания того, что если Кингсли последует за ним, то вместо меня похитят его, просто чтобы донести мысль.
Или, что еще хуже, его застрелят.
— Черт.
Он доходит до меня в два длинных шага и заключает в объятия. Это действие настолько непринуждённое, что мне хочется раствориться в нем на некоторое время. И это кажется естественным, будто он делал это — держал меня, обнимал — десятилетиями.
Он обхватывает меня сильной рукой за талию, позволяя моему телу погрузиться в его объятия.
— Ты в порядке? Я отвезу тебя в больницу.
Я неистово трясу головой, задыхаясь от нехватки воздуха и слов.
— Я в порядке. Просто нужна минутка.
— Ты даже не можешь стоять, Аспен.
— Могу.
Я пытаюсь оттолкнуться от него и тут же снова попадаю в его объятия.
— Стой спокойно и прекрати упрямиться.
— Никакой больницы… — бормочу я, чувствуя, как опускаются глаза. — Пожалуйста, Кинг… никакой больницы…
Пальцы ослабевают на его груди, и я ненавижу то, как безопасно я себя ощущаю с ним.
Вместо того, чтобы пытаться найти свой собственный путь и зализывать свои раны в одиночку, я предпочитаю тепло этого места.
Где его сердце бьется о мое.
***
Когда я открываю глаза, вид белых стен почти приводит меня в состояние гипервентиляции.
Не больница.
Нет.
Прежде чем я успеваю споткнуться о собственные ноги, закричать о кровавом убийстве и прыгнуть в ближайшее окно, я пружинисто приподнимаюсь на кровати и замираю.
Остальная часть комнаты медленно приходит в фокус, и ее знакомые нейтральные тона мгновенно успокаивают меня.
Странно.
Я смотрю на себя и обнаруживаю, что на мне только футболка. Кингсли.
Она пахнет свежим бельем, кедровым деревом и им. Я сопротивляюсь желанию вдохнуть, как наркоман, и вместо этого решаю сосредоточиться на окружающей обстановке.
Это первый раз, когда я сплю на кровати Кингсли. Да, мы часто трахаемся, но обычно это происходит на любой поверхности, кроме настоящей кровати.
Кроме того, я всегда ухожу вскоре после этого, отказываясь остаться на ночь, несмотря на его постоянные приглашения.
За это Кэролайн меня докучает, называя бессердечной соблазнительницей.
