— Он со мной, — сказала она и пояснила: — В пятую палату.
Охранник многозначительно кивнул головой и сделал шаг в сторону, пропуская нас в отделение. Мы снова петляли длинным коридором и наконец остановились у двери с номером 5.
Все это происходило в полном молчании. Моя суровая спутница не располагала к вопросам и разговорам. Я терялся в догадках. На секунду мы задержались у порога палаты. Женщина пристально посмотрела на меня изучающим взглядом, открыла дверь и сказала:
— Входите.
Я вошел в тамбур, дверь сразу за мной закрылась. Женщина осталась по ту сторону, а впереди была еще одна дверь. Толкнув ее, я увидел… Софью Адамовну Мархалеву!!! Она лежала на кровати. Вся в бинтах. Ноги и руки загипсованы и зафиксированы системой противовесов в определенном положении…
В общем, зрелище ужасающее. Но я был рад. Как бы там ни было, она все же жива.
— Вот, Роберт, что со мной приключилось, — с грустной улыбкой воскликнула Мархалева. — Не правда ли, изрядно досталось. Но не волнуйтесь, грузовику я тоже неплохо помяла бока.
“Неисправимая оптимистка,” — едва ли не с нежностью подумал я и спросил:
— Софья Адамовна, как же так? Тамара мне сказала, что вы погибли.
— Увы, не могу вас порадовать. Как видите, Роберт, я осталась жива. И как вам это ни противно, но в моем спасении ваше счастье. Садитесь рядом и слушайте. Мне нужна ваша помощь.
— Сделаю все, что смогу, — заверил я, устремляясь к ней и преисполняясь желанием отплатить добром за все ее хлопоты. Она вздохнула и пожаловалась:
— Ах, Роберт, как тяжело без жестикуляции говорить. Понимаете, разговаривая, я привыкла помогать себе руками, а теперь приходится соблюдать неподвижность.
Закатив глаза, она воскликнула:
— Это не для меня! Вот где настоящие страдания! Лежу тут как мумия, ну да ладно, Роберт. Давайте перейдем к делу. Кстати, о том, что я жива, даже Тамара не знает. Надеюсь, вы ей не проболтались?
Я удивился:
— Разве с моей стороны это было возможно? Сам минуту назад об этом узнал.
Мархалева смущенно хмыкнула:
— Хм… Вот видите, Роберт, как пострадала моя голова. Э-хе-хе, — вздохнула она, — ничего, будем думать тем, что осталось. Кстати, вы Тамаре о нашей встрече не проболтайтесь.
— Конечно, — заверил я, — об этом мы уже договорились.
— Да что вы? — удивилась Мархалева. — Когда?
— Да только что.
— Очень хорошо, — одобрила она. — И никому не говорите. Даже Кристине. Кстати, Тамара особенно знать не должна. Она дружна с Марией… Роберт, Мария особенно знать не должна! Надеюсь, вы ей не разболтали?
“Бедная женщина, — подумал я. — У нее и раньше наблюдалась небольшая чудинка, как же теперь голова ее будет работать?” Я терпеливо заверил Мархалеву, что никому не говорил о нашей встрече и не мог сказать, поскольку сам узнал о ней только что.
— Клянитесь, Роберт, что никому не проболтаетесь, — потребовала она.
Разумеется, я поклялся. Она успокоилась и пояснила:
— На меня покушались. Я в безопасности до тех пор, пока покуситель думает, что я умерла. Теперь, Роберт, дайте мне слово, что в точности будете выполнять все, что я попрошу.
Разумеется, я дал слово. Она обрадовалась:
— Вы будете моими руками и ногами?
— Конечно буду.
— Значит, пока я буду лежать наши дела пойдут.
— Конечно пойдут, — согласился я с состраданием.
И вот тут-то Мархалева меня огорошила:
— Роберт, раз уж я беспомощна, вам самим придется себя спасать. Теперь я точно знаю: Заславский вас хочет убить!
Что поделаешь? Мне осталось лишь разводить руками.
— Софья Адамовна, — стараясь сохранять спокойствие, сказал я, — опять вы за свое. Нельзя же быть такой упрямой. Заславского нет.
— В каком смысле?
— Давно похоронен уже Заславский.
Глаза ее превратились в блюдца:
— Да вы что? Это правда? Вы сами это видели?
— Не просто видел, сам хоронил.
— Рассказывайте, как и когда это произошло, — потребовала она.
Я рассказал версию про ограбление, чем привел Мархалеву в радостное оживление. Некоторое время она, шепча себе под нос, что-то подсчитывала, а потом закричала: ”Все сходится!” и возликовала: закрутила забинтованной головой, задергала руками и ногами. Я испугался:
— Софья Адамовна, вам нельзя двигаться! Вы вторично себя покалечите!
— Ах, Роберт, — пожаловалась она, — сейчас бы расцеловала вас, да не могу. Лежу, как мумия. Вы даже не знаете доказательства чему только что привели!
— Чему?
— Моему гениальному уму! Только что на ваших глазах произошло важное событие: я раскрыла преступление! Роберт, поздравляю вас! Вы спасены! Теперь я все знаю!
Отчаяние охватило меня: опять она за свое. И на этот раз взялась крепко, переломы и гипс ей уже не помеха. Заметив мое состояние, Мархалева сказала:
— Но это правда, Роберт, я раскрыла заговор Заславских, слушайте и восхищайтесь.
— Чем?
— Моим умом.
Глава 36
“Бедная женщина, — в который раз подумал я, — как сильно помутился ее разум”.
— Роберт, как движется ваша теория? — неожиданно поинтересовалась Мархалева. Услышав от нее хоть что-то осмысленное, я обрадовался и сообщил:
— Теория близка к завершению. Остались мелкие штрихи.
— А Мария интересуется ходом вашей работы?
— Конечно, — подтвердил я.
Мархалева злорадно усмехнулась и спросила:
— А раньше она вашей теорией интересовалась?
— Раньше она интересовалась работой своего мужа. Нет ничего удивительного, что, потеряв его, несчастная женщина переключила свое внимание на меня, давнего друга. Маша привыкла опекать, подбадривать, поддерживать близких. Без этого ей уже трудно обойтись.
— Сейчас вы измените свое мнение, — пообещала Мархалева. — Следите за ходом моей мысли. Заславский передает часть вашего открытия юнцу. Зачем? У меня есть ответ. Хотите послушать?
Я вяло согласился:
— Хочу.
— Чтобы юнец выступил раньше вас, осветив часть вашей теории. Заславскому нужно было, чтобы вы расстроились и уехали с конференции. Он не хотел, чтобы вы выступали там со своей теорией. Юнец обнародовал часть вашего открытия, чем привел вас в отчаяние и сомнения. Роберт, вы очень предсказуемы, а Заславский вас хорошо знает.
Спокойствие начало меня покидать. Мархалева, конечно, больна, но это еще не причина трепать доброе имя моего покойного друга.
— Дорогая Софья Адамовна, — со всей возможной вежливостью сказал я, — очень прошу вас не поминать недобрым словом моего покойного друга.
Она рассмеялась:
— Да с чего вы взяли, что он покойный? Не для этого он все затеял, чтобы умирать. Если бы не Лидия, которая действительно покойная, быть вам на том свете, дружок — не приведи господи.
— А Лидия здесь при чем? — изумился я.
— Благодаря Лидии я раскусила вашего подлого друга. Судите сами: Заславский помогал прятать ее труп. Зачем он так рисковал? Почему не побоялся впутаться в эту историю? Он, карьерист и эгоист, так возлюбил своего друга? Так возлюбил, что ради него готов пойти на преступление?
Я был сам удивлен, но Заславский действительно оказался славным парнем: не испугался, не бросил меня в беде, поддержал в трудную минуту и словом и делом.
— Хорошо, — сказал я, — давайте вашу версию.
Мархалева важно изрекла:
— Лидия спутала Заславскому все карты. Он трудился не покладая рук. Развел с мужем Кристину. Отсоединил от вас Светлану. Не подпускал к вам Аделину. Натравил на вас Марию. Помешал вам встретиться с господином Штерном. Знаете такого?
— Еще бы, его знает весь научный мир. Он спонсирует многие научные исследования.
— А вы в курсе, что господин Штерн очень интересуется вашей теорией? Более того, он был намерен прилететь к закрытию конференции и кое-что вам предложить. Думаете, я вру? Роберт, это легко проверить. Звоните ему.
Я был растерян, изумлен и не нашел, что сказать. Проницательная Мархалева догадалась:
— Что? Не знаете куда звонить?
Я признался:
— Понятия не имею.
— Еще бы, Штерн — величина. Он не раздает свои координаты направо и налево. Ученые годами в очереди стоят, чтобы попасть к нему на прием. Но вам это удалось. Вы получили от Штерна очень выгодное предложение. Он пришел в восторг от вашей теории.
Мархалева не врала. Чувствовалось, она знает то, чего не знаю я.
— Штерн пришел в восторг от моей теории? — удивился я. — Но как он о ней узнал?
— Вы сами ему сообщили. Год назад вы послали в его секретариат общий принцип своего открытия. Видимо, оно действительно гениально, раз Штерн так заинтересовался теорией. Вы уже год ведете с ним тайные переговоры. Штерн настойчиво зовет вас переехать в США, сулит фантастическое жалование, дает лабораторию.
Я был потрясен. Какую лабораторию? Зачем она мне? Я теоретик. Я работаю с формулами. Я не умею работать с людьми. Мое дело — идеи. Испытания пускай проводят другие.
