Имрус наблюдал за вышедшими на прогулку детьми. В этот раз они вместе что-то колдовали, много суетились, бегали по расчищенному от снега дополнительному прямоугольнику возле дома. Потом ушли обедать, и надо бы было уходить, но он остался — и был вознаграждён.
Мальчишки и девушка вышли из дома в какой-то странной обуви и неуклюже зашагали к гладкому прямоугольнику. Она наклонилась и сняла с приделанных к белоснежным ботинкам сверкающих лезвий какие-то штучки, а потом заскользила по выровненному до блеска снегу.
Имрус переместился, чтобы лучше видеть и с удивлением определил, что девушка катается по льду. Приподняв в стороны руки, она проехалась по кругу, принялась выписывать ногами какие-то кренделя, прокатилась спиной вперёд, взмахнула ногой и вдруг закрутилась на месте, прижимая руки к груди, как штопор вкручивают в бутылку.
Его сыновья захлопали в ладоши и заспешили к ней. Не успев сделать и по шагу, оба попадали на лёд, вызвав её смех. Он думал, что мальчики обидятся и уйдут, но они тоже засмеялись, а она бросилась их поднимать.
Имрус подобрался ещё ближе и лёг в снег, закидав себя им сверху. Он заворожено следил, как Злата учила сыновей держаться на тонких серебряных полозьях и катиться по льду. Совсем скоро они научились быстро ехать вперёд, а через полчаса уже пытались играть в догонялки.
Сыновья звали её мамой, и не было сомнений в том, что между ними всеми полное взаимопонимание и любовь. Даже в самых смелых своих мечтах Имрус не представлял, что семья может быть такой!
Он дождался, когда его ребята и девушка уйдут в дом. Осторожно, стараясь не оставлять следов, он подобрался ближе и продолжил следить через окна. Имрус был уверен, что в доме сидит какая-то прислуга, просто он ещё не видел её, но Злата хозяйничала сама. Очень быстро она при помощи сыновей накрыла на стол и они, ни на минуту не замолкая, хвалились успехами и планировали завтрашний день, демонстрируя отменный аппетит.
Только ночь и оставленная лошадь прогнали Имруса обратно в деревню. Он не хотел уходить, но не мог заставить себя решиться и показаться Злате. На следующий день он взял с собою еды и снова устроился в засаде. Видел, как девушка носила воду, дрова в дом; видел старика, приносящего продукты; наблюдал, как сыновья со Златой катались по льду. Потом на площадку выехала многоножка на лыжах и принялась нарезать круги вокруг дома. Имрусу пришлось лучше спрятаться, так как у экипажа действительно был нарисован глаз, который с любопытством осматривал округу. Чудо, что он не попался под это всевидящее око в прошлый раз!
После обеда неугомонная девушка затеяла устройство каких-то гонок. Имрус наблюдал, что все они занялись расстановкой флажков, что-то объясняли многоножке, обзывая её Дурындой, но не видел, кто ещё будет участником забегов. На следующее утро всё разъяснилось. Помимо ожившего экипажа появилось странное маленькое желтоватое существо. Оно всё время рвалось вперёд и было фаворитом детей.
Гонки начались, и все принялись громко подбадривать участников. Жёлтое существо оказалось шустрым, но, видимо, глуповатым и часто сбивалось с пути. Имрус увлёкся и чуть было не раскрыл себя.
Несколько дней генерал следил за семьёй, понимая, что именно его настойчивый взгляд заставляет беспокойно оглядываться лишний раз девушку и старшего сына. Но прекратила эту сладкую муку наблюдения за чужим счастьем, которое могло бы быть его, Дурында. Она обнаружила соглядатая и, пользуясь своим весом и манёвренностью, вытолкала его прямо к порогу дома.
— Отец?!
— Лэр Больдо?!
Глава 14
Иржи с Каджи с радостным воплем бросились на шею отцу, а Злате казалось, что у неё остановилось сердце. Не от того, что увидела ранее понравившегося ей мужчину, который сейчас украдкой вытирал заблестевшие от слёз глаза, а от накатившего страха. Она непроизвольно схватилась за горло, будто это могло помочь восстановить сбившееся дыхание, и облокотилась на дверь.
«Вот и всё» — два коротких слова оказались тяжелее могильной плиты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Надо бы держаться с достоинством, найти в себе силы гордо улыбнуться и не выдавая своих чувств, пригласить генерала в дом. Сыновья должны сохранить в своей памяти светлый, добрый образ матери и ни в коем случае не горевать о ней. Она обязана сделать так, чтобы мальчикам нельзя было упрекнуть своего отца в том, что он разделил их. Это всё грустно, но так бывает, такова жизнь. Никто из них всех не виноват, что все они по отдельности.
Злата никак не могла избавиться от сжимающего её горла спазма, но шаг за шагом сумела вернуться в дом и присесть в прихожей. Даже обидно, она так долго держалась, поверила в себя, опровергла посещавшие её мысли, что не могла быть матерью потому, что не достойна, слаба, ветрена, а тут в один миг сдулась, почувствовала себя старой, никому не нужной, больной и смертельно уставшей.
— Мама, тебе плохо, — ворвался в дом Иржи и бросился к ней.
— Нет, нет, — заспешила Злата, — всё в порядке. Мы же здесь одни, и я сначала подумала, что это чужак, вот и напугалась…
— Отец нас нашёл, теперь нам никто не страшен!
— Да, солнышко, — Злата обняла сияющего сына.
В дом вошёл генерал, держа на руках Каджи, и не сразу заметил сидящую в тёмном углу девушку.
— Вам нехорошо? — обратился он к ней.
— Мама подумала, что это чужой, — стал пояснять прижимающийся к ней Иржи. Он же поддержал её, когда она вставала, с тревогой заглядывая в глаза.
— Что же вы со слабым здоровьем забились в такую глушь, да ещё такую ответственность взяли на себя? — не удержался генерал.
Он имел в виду, что ей следовало сразу ехать к нему, под его защиту, но она поняла как-то по-своему. Резко выпрямилась, чуть хрипловато и даже надменно ответила:
— Здоровье у меня отменное, с ответственностью справляюсь, а насчёт глуши — так всё относительно! Прошу в дом, — пригласила она, поднимаясь и показывая дорогу.
Мальчишки кружили возле отца, ловя его взгляд, неловко надеясь на неожиданную ласку, и в тоже время они поглядывали на Злату, ощущая её напряжение. Всё это казалось им неправильным, и они интуитивно старались это исправить.
Каджи держал за руку отца, при этом не выпуская мамину ладонь, а Иржи бросился накрывать на стол, чтобы у мамы не было повода уйти. Догадался ли о стараниях ребят генерал, но для Златы ничто не осталось секретом, и она нашла в себе силы улыбнуться. Не время раскисать и жалеть себя! Всё это она сделает потом.
— Вы же с дороги! — воскликнула Злата, улыбаясь гостю и сыновьям. — А я, глупая, расселась! Иржи, ты у меня молодец, обо всех позаботился! Давай я тебе помогу, так быстрее будет. Каджи, покажи отцу, где у нас можно вымыть руки.
В этот день вся семья уселась обедать пораньше, зато долго не выходили из-за стола. Мальчики хвалили маму, рассказывая, как она вкусно готовит, не забывали поведать о своих успехах. Часто выбегали, чтобы принести и показать рисунок или фигурку, сделанную своими руками. Злата не одёргивала их, понимая, что этот выплеск эмоций им необходим.
Возбуждённые приездом отца дети не смогли улечься на дневной сон после обеда, и всё рассказывали ему, водя за руку то в кладовую, где лежали их коньки, лыжи, то в кухню, объясняя, что они умеют сами готовить, а уж когда отыскали спрятавшуюся так называемую «губку для посуды», то даже генерал рассмеялся. Губка заменяла мальчикам щенка, при этом была более сообразительна и шкодлива.
Злата, поддаваясь настроению ребят, вышла вместе с ними на прогулку, каталась на коньках, даже смеялась. Она устроила более ранний ужин, видя, что без дневного сна дети вымотались, и после, уложив их спать, отправилась готовить комнату генералу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он, не скрываясь, следил за ней весь день. Ей было обидно. Всё время хотелось спросить, неужели он подозревает, что она могла обижать детей? Они не такие уж маленькие и не бессловесные! С нею они раскрепостились и обо всём расскажут, даже спрашивать не надо! Злата вышла в гостиную.
