оружие. Веретенный клинок всегда будет великоват для нее, но длинный кинжал, купленный в Адире много недель назад, подходил ей. Чарли тоже старался изо всех сил, иногда присоединяясь к Корэйн в качестве партнера для тренировок. А еще он оказался прекрасным поваром и, когда появлялась возможность, собирал по дороге травы и растения.
К своему огорчению, Сораса обнаружила, что уже готова к ужину. Она положила руку на живот, пытаясь утолить голод одним лишь усилием воли. Но это не помогло.
– Сегодня нам нужно поохотиться, – сказала она вслух, обращаясь к другим Соратникам. Они склонили головы, защищаясь от лучей солнца, которое уже начало садиться на западе. – На этих холмах водятся олени и кролики. Возможно, если повезет, мы встретим и кабана.
– У меня есть еще немного розмарина, – ответил Чарли, похлопывая свои седельные сумки. – Как раз подойдет к кабану.
В Гильдии послушников кормили пресной пищей, и в количестве, достаточным для того, чтобы оставаться сильными. Ровно столько, сколько требовалось их организму, и не больше. Эта практика служила Сорасе долгие годы. «До Чарлона Армонта», – подумала она, и ее рот наполнился слюной.
Она натянула поводья, выводя кобылу из строя Соратников.
– Сигилла, разбей лагерь на том холме, – сказала она, указывая на плоский утес впереди. Он выделялся на фоне окружающих его предгорий, а небольшая роща укрывала его от ветра и посторонних глаз. – Мы с Древним вернемся через час или около того.
Обычно они разбивали лагерь позже, но на этот раз никто не протестовал. После многих долгих дней верхом все были рады отдыху.
Сораса соскользнула с лошади, ее сапоги глухо ударились о землю. Она взяла свой лук, но оставила кнут и меч, ножны которого были привязаны к седельным сумкам. Эндри забрал у нее поводья и быстро привязал ее песчаную лошадь к своей.
Дом сделал то же самое, передав свою лошадь Сигилле. Затем натянул мантию и взял меч, не забыв принять неизменно хмурый вид.
Как бы Сорасе не хотелось это признавать, с Древним рядом охотиться получалось намного быстрее и успешнее. Он мог слышать и видеть на многие мили вперед и почти так же хорошо чувствовал запахи. Они никогда не возвращались с охоты с пустыми руками.
Сораса послушно шла за Домом по лесу, держась в нескольких ярдах позади и двигаясь так тихо, как только могла. Древний двигался бесшумнее любой амхара, даже самого лорда Меркьюри, и каждый раз, когда ноги убийцы шумели, касаясь травы, она проклинала их.
Несколько минут они шли по холмам. Прохладный воздух спускался с горных вершин, принося с собой туман. Солнце вспыхнуло золотом, его лучи, словно стрелы, пробивались сквозь ветви деревьев. Сораса знала, что дневной свет будет помогать им еще примерно час, хотя и не боялась темноты в этих горах. Вардийские горы у них за спиной тянулись на сотни миль непроницаемой стеной. Галлийские армии не могли преследовать их здесь. Даже королева Эрида не осмелилась бы послать своих охотников так близко к Темуриджену и рискнуть потревожить спокойствие императора.
Колчан висел у Сорасы на бедре, а сама она крепко сжимала лук, готовая прицелиться, когда бы Дом ни указал цель. Иногда он делал это слишком быстро, показывая на оленя, уже бегущего прочь, или птицу, находящуюся далеко за пределами досягаемости. Сораса подозревала, что это был его способ оскорбить ее без слов.
Когда он внезапно опустился на колено, она сделала то же самое, пригнувшись к земле. Не говоря ни слова, бессмертный поднял руку и указал сквозь деревья на поляну.
Другого Сорасе и не требовалось. Она увидела лань, откормленную дарами осени, ее живот округлился, когда она наклонила голову, чтобы полакомиться травой. К счастью, животное было одно, без олененка. Сораса никогда не получала удовольствия от необходимости убивать мать на глазах у ее ребенка.
Стрела тихо коснулась тетивы, и амхара натянула струну, прицеливаясь. Она прислушалась к биению своего сердца, ощутила пульсацию крови по венам и поймала ее устойчивый ритм. Сделала длинный, медленный вдох, а затем стрела пролетела сквозь деревья, попав в цель ниже плеча лани, прямиком в сердце. Животное издало немощный стон и повалилось на землю, ее ноги ударились о траву. Лань лежала неподвижно, в угасающем свете открытые глаза оставались безжизненными.
– Сегодня оленина, – пробормотала Сораса, снова выпрямляясь.
Дом ничего не ответил и пошел в сторону поляны.
Над предгорьями снова стало тихо. Подол его мантии волочился по подлеску – единственный звук, если не считать дуновение ветра в ветвях. Волосы Древнего сливались с осенними деревьями, желтыми и теряющими цвет зелеными листьями. На мгновение он напомнил лесное существо, такое же дикое, как и все в предгорьях. Дом выглядел как любой мужчина, широкоплечий и высокий. Но почему-то он отличался от других, Сораса не могла объяснить, как именно.
Она повесила лук на место. Древнему не нужна была помощь в переноске добычи, и Сораса отступила назад, намереваясь подождать на краю поляны.
Дул ветерок, слышалось пение птиц. Сораса прислонилась к стволу сосны и наклонила голову, глядя вверх сквозь хвою. Сделав глубокий вдох, она вдохнула свежий, чистый воздух. Несмотря на все тренировки, ее мысли были заняты ужином.
– По эту сторону гор все кажется другим, – сказала она, пусть только самой себе. – Каким-то более диким. – Дом наклонился к телу лани, просунул руку под ее шею, чтобы закинуть животное себе на плечи, и бросил на Сорасу испепеляющий взгляд.
Затем, продолжая наполовину стоять на коленях, он замер, повернувшись лицом к лесу и медленно сканируя взглядом опушку.
Сораса выпрямилась. Она ничего не видела, ничего не слышала. Все вокруг казалось таким миролюбивым.
Но птицы перестали петь, все звуки в лесу стихли.
– Что это…
На другой стороне в траве хрустнула ветка. Звук отозвался резким, неслучайным эхом. Дом обернулся на шум.
В ответ раздался еще один треск, на этот раз на другой стороне поляны. У Сорасы скрутило живот, рука потянулась к бронзовому кинжалу. Она молилась Лашрин и всем остальным богам.
Впервые в жизни Сораса Сарн хотелось ошибиться в своих догадках.
– Ты далеко от дома, осара.
При звуке этого голоса ее кровь застыла в жилах.
«Павшая. Брошенная. Сломленная». Каждое значение этого проклятого слова с болью вонзалось в сердце Сорасы, вызывая неистовую бурю эмоций. Самая сильная из всех – страх.
Присевший в центре поляны Дом попытался подняться на ноги. Широко раскрыв глаза от ужаса и вытянув руку, Сораса ринулась вперед, крик застыл у нее в горле, когда она выскочила на поляну.
– Не смей, – рыкнула она, точно тигрица.
Тигрица, которую окружили охотники.
Наготове ждала дюжина стрел. Их острия поблескивали между деревьями, сверкая, словно глаза голодной волчьей стаи. Все они были нацелены на Сорасу и Дома. Убийца приготовилась к знакомому холодному укусу вонзающейся в плоть стали.
Тени вокруг поляны обрели форму, тела показывались из-за деревьев. Сораса знала каждого из
