– Никогда!
– Это ты сейчас говоришь… Хотя, может быть, ты прав, ведь сказитель – особенный человек и никому со стороны не понять каково это – сочинять, не попробовав самому… Я все вот к чему веду – с чужими детьми всегда немного страшно делиться самым сокровенным – а вдруг они не поймут, не примут… Тебе бы следовало подумать о том, чтобы обзавестись собственными малышами, которые смотрели бы тебе в рот и ловили каждое слово.
– Наверно, ты прав, – к немалому удивление Атена, Евсей, обычно встречавший все разговоры о собственной семье во всеоружие – как атаку разбойников, на этот раз воспринял слова брата спокойно и даже с пониманием. – Я бы хотел иметь детей…
Моя дочка могла бы походить на Мати, а сын – на тебя… Дело лишь за малым – найти невесту.
– Погляди повнимательнее вокруг – она и отыщется. Сдается мне, тебя ждет немалое удивление, ведь до сей поры ты просто не замечал девушек. А среди них много прихорошеньких. Ты же у нас жених завидный.
– Не обидишься, если я спрошу?
– Давай, чего уж там, после такого разговора по душам…
– Почему ты не хочешь взять себе вторую жену? Не можешь забыть Власту?
– Она была моей судьбой, – Атен качнул головой, прикусив губу, чувствуя, что воспоминание об умершей жене все еще причиняло ему боль. – Я понимаю, – совсем тихо, полушепотом, словно вдруг охрипнув, продолжал он, – что Мати нужна мать.
Она сейчас в том возрасте, когда девочек больше тянет к женщинам. Лишь матери могут научить великому множеству хозяйских премудростей – готовке, шитью, вязанию…
И лишь мать может ответить на вопросы, которые никогда не будут заданы отцу.
– В чем же дело?
– Я мог бы сделать это ради Мати. В конце концов, совсем не обязательно душою и сердцем любить жену… Но малышка не примет мачеху. Я слишком хорошо это знаю…
Более того, она решит, что я предал память ее матери и отдалится от меня.
– Порою, стремясь к лучшему, можно потерять все хорошее, что есть.
– Да, – Атен был несказанно благодарен брату за то, что тот понял его и не стал пытаться переубедить. Он улыбнулся: – Воистину, сегодня удивительный день – впервые за столько лет мы поговорили как братья, без недомолвок и взаимных упреков. На душе стало легко, так что все беды кажутся такими далекими и нереальными – вместе мы сумеем противостоять им… Каких же богов мне благодарить за столь щедрый подарок?
– Не знаю, приложили ли к этому руку боги, но вот Шамаш – он точно помог… Я говорил с ним утром – сразу же после той стычки с тобой. Он позволил мне взглянуть на мир другими глазами. Я словно проснулся ото сна… Не знаю. Я еще не понял всего – лишь прочувствовал, пережил… Воистину, он необыкновенный человек. Я никогда не думал, что боги могут быть так щедры, наделяя одного столькими дарами…
– Евсей, ты не думал… Малышка сказала, он прилетел сюда на драконе. Его дар, его власть столь велики… Может быть, он действительно бог, бог солнца, начавший оправляться после долгой болезни?
– Но то, что он рассказывал о себе… Я не могу не верить его слову. Он говорил, что не лжет – и я даже в мыслях не допускаю, что…
– Я не имею в виду, что он обманывает нас. Я вижу, как он тоскует по покинутому им миру. Он искренне верит в то, о чем говорит, но… По легендам бог солнца был не просто болен, его поразило безумие. Всем известно, что этот недуг способен создать удивительно яркие и чувственные образы, подчиняя себе и дух, и разум, заставить жить ими так, будто это – сама реальность… Не знаю… Но…
– Но если… если на миг предположить, что ты прав…- Евсей почувствовал, как мурашки пробежали по спине, как затрепетала душа, стремясь спрятаться с сумраке самого дальнего закутка мироздания… В это так хотелось верить… И, все же, было что-то, упрямо заставлявшее сомневаться, оттягивать миг озаренья. Разум кричал, не умолкая ни на миг: "Нет, это невозможно! Он выглядит как человек, он состоит из плоти и крови, его тело чувствует боль и страдает от ран, его душа знает печаль и грусть, его глаза горят огнем земной, человеческой жизни…" – Даже если отбросить все, почему госпожа Айя не приходит за Ним? Почему Она отдала своего не оправившегося после болезни супруга на попечение ничтожным людям, а Сама стоит в стороне? Чего Она ждет? Или Она разлюбила Его?
– Нет. Если я прав, Ею движет как раз любовь – огромная, всепоглощающая, столь великая, что мы, люди, не в силах понять ее… Ты спрашиваешь, чего Она ждет?
Может быть, того, что смертные совершат чудо, на которое оказалась не способна даже Она – вылечат Его… И, ты же видишь, Она может оказаться права – Шамаш выздоравливает. Пусть пока Он помнит только то, что окружало Его в бреду, но Он больше не возвращается туда, прочертив грань между миром болезни и нынешним…
Евсей, подумай сам, ведь это очень многое объясняет. Он постоянно говорит о том, что Он вечный странник. А разве солнце не путешествует все время по миру? Он считает себя отверженным – не удивительно, после того, что с ним случилось.
– Мне бы очень хотелось верить, брат, – Евсей взглянул на него глазами, полными надежды и, в то же время, глубокой боли близости разочарования. – Это означало бы для нас, нашего каравана, больше, чем просто жизнь, а целую вечность. Быть спутниками повелителя небес! Но… Прости меня, но я не могу себе позволить уверовать в это. И вовсе не потому, что не хочу, как раз наоборот – страстно желаю. Я… Я слишком хорошо понимаю, что мое сердце, моя душа, поверив, не переживет мига откровения, когда узнает правду и правда эта будет совсем не той, которую я ждал… Атен… Атен, послушай меня: не думай об этом, заставь себя забыть, найди повод усомниться, поверь во что-нибудь другое, не важно. Главное – отойди от этой грани. Простой, человек не может, не должен видеть в идущем с ним рядом по дороге жизни бога!
– Но почему?! – ему было странно слышать подобные слова из уст того, кто готовился стать служителем.
– Если всем сердцем, душой уверовать во что-то подобное, тогда останется лишь два пути. На первом более будет не зачем жить. Он так сильно захочет умереть, чтобы узнать, что там, за гранью бытия, отрешиться от забот и проблем нынешней жизни, изменить что-то в прошлым ради более светлого и радостного будущего…
Что не сможет удержаться и сорвется в бездну, исполненную жаждой самоубийства.
На второй тропе он станет тенью того, в кого хочет верить, мечом в руке своего божества, стремящимся по его слову, взгляду, предугаданной мысли изменить мир.
Безумие самоубийцы гибельно лишь для него одного, сумасшествие фанатика – для всех окружающих…
– Но люди древности, они же путешествовали по дорогам жизни вместе с господином Шамашем…!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});