и уж точно не так нахален, чтобы протискиваться в первые ряды толпы, когда хозяева приходили искать рабочие руки.
Он всматривался в лица мужчин, сходящих с кораблей, в ожидании чего-то вроде вспышки узнавания. (Действительно ли на запад его потянула гравитация океана? Или приливная тяга отца?) В кафетерии при доке он купил кофе и робко спросил, знает ли кто-нибудь Эддисона Грейвза. Все покачали головами, правда, один человек с мясистым лицом спросил в ответ, откуда парнишке известно имя, потом щелкнул пальцами и воскликнул:
– Капитан Трусость!
Через несколько дней Джейми ушел из доков. Когда он осознал масштаб города, количество кораблей, надежда разыскать отца показалась глупой. Никаких причин считать, что он узнает Эддисона или даже, что тот жив. А если и жив, почему бы ему не поселиться на Таити или в Кейптауне? Да хоть в Такоме, которая всего в тридцати милях, но с таким же успехом могла бы находиться и на Луне.
В один прекрасный день Джейми сел на паром и отправился на север, в Порт Анджелес. Стоя у перил, он смотрел, как паром носом снимает воду до самой ее белой сердцевины. А если ему наняться на корабль и написать Мэриен и Уоллесу из Китая или Австралии? Может, у отца было такое же ощущение возможностей? Или его подстерегает искушение? Искушение отсутствием? На корабле он никак не сможет удержать Мэриен от Баркли, помешать Уоллесу еще больше залезть в долги. На суше он тоже мало что мог, но на него давила обязанность пытаться помочь. На море ощущение этой необходимости, возможно, истончится и лопнет.
Однако на обратном пути дул холодный ветер, вода стала рваной, темной, Джейми представил, что погибнет где-нибудь в море и Мэриен никогда не узнает о случившемся. Он не мог ее оставить. Она в недалеком будущем, вероятно, оставит его, но он скорее сам переживет утрату, чем заставит переживать ее.
Джейми наудачу попробовал несколько консервных фабрик, но работы не нашел. Обошел лесозаготовки, рынок, сталелитейный завод. Ничего. Каждый вечер он пересчитывал тающие деньги, накопленные от продажи акварелей и украденные – совсем немного – у Мэриен. Каждый вечер высчитывал, сколько еще может тут остаться.
* * *
После десяти дней, наполненных хмурым небом, субботний рассвет занялся ясный, свежий. В кружочке, который он отчистил на своем маленьком окошке, виднелась парящая в синеве гигантская снежная крона горы Рейнир.
Такой день показался слишком ценным, чтобы тратить его на тщетное выклянчивание работы, и Джейми, взяв несколько обычных центов в день на еду, сел на трамвай и поехал в парк Вудленд с аттракционами. Он бродил между чертовым колесом, маленьким зоопарком и игральными рядами. Под деревом присел на траву и стал смотреть, как развлекаются другие. Не все потеряли все. Не все питали свои дни надеждой распихивать сардины по консервным банкам. Некоторые беззаботные счастливчики смеялись, гуляли на солнышке, и Джейми не столько обижался на них, сколько радовался, что такая жизнь еще возможна.
Скоро какой-то человек поставил у входа в зоопарк два стула и небольшой мольберт. Купив у проходившего мимо торговца воздушный шарик, он привязал его к мольберту и приколол надпись: «Шаржи – 25 центов». Буквально через несколько минут к нему подошел молодой отец с маленькой дочерью. Та ерзала на стуле, пока художник, элегантно взмахнув листом бумаги, не вручил ей рисунок. Отец передал монету. За час художник продал еще три портрета. Доллар! Когда подошел очередной клиент, Джейми как бы случайно зашел за мольберт. Лицо позирующего было узнаваемо, но доведено до гротеска – огромные глаза и дикая ухмылка.
В тот же день почти на последние деньги Джейми купил большую стопку толстой рисовальной бумаги и коробку итальянских карандашей – неизбежный риск. Вместо стульев нашел два ящика из-под яблок. Вечером уговорил пару соседей попозировать ему для образцов, а на следующее утро опять отправился в Вудленд. Выбрал место у Зеленого озера, подальше от аттракционов, чтобы не вторгаться на территорию других художников. Под камни положил образцы, к ящику прикрепил картонку, где большими буквами написал: «Портреты», присовокупив наброски сценок, что можно увидеть в парке: мамаша с коляской, детишки с воздушными шариками, мужчина в шляпе, какие-то деревья, утиное семейство. Прежде Джейми не очень часто рисовал портреты, но решил, должно получиться.
Прошло совсем немного времени – и первый клиент, его первые двадцать пять центов.
За солнечные выходные дни он получил четыре или пять долларов. В пасмурные не заработал ничего. Он пробовал в разных местах, в разных парках: Парк отдыха, пляж на берегу озера Вашингтон, Алки Бич, залив Пьюджет, где располагались бассейны с морской водой. Когда моросило, прятался у рынка Пайк Плейс. В моменты затишья рисовал жанровые сценки – отдыхающие купальщики, дети на карусели, разносчики фруктов на рынке – и пытался продать их.
Джейми обнаружил, что ему нравится, как позирующие позволяют неспешно всматриваться в свои лица. Нравится, как те, кого сейчас будут рисовать, становятся незащищенными, готовясь предстать на бумаге, обнажают больше, чем хотят. Они распрямляли спину или сутулились, смотрели ему в глаза или отворачивались. Под пристальным взглядом они словно больше выявляли себя, свои сущностные качества. Джейми выяснил, что у него особый талант не просто точно видеть людей, но и угадывать, как они хотят быть увиденными, и рисовать этот уровень. Его портреты льстили не столько лицу, сколько душе.
Все вроде оставались довольны.
В один погожий день, когда он в ожидании клиентов сидел между Зеленым озером и парком Вудленд, мимо не торопясь прошли три девушки примерно его возраста. Они были в летних платьях, туфельках на ремешках, обхватывающих щиколотку, и излучали достаток. Впереди, как человек, уверенный, что за ним пойдут следом, шла пухленькая, грудастенькая блондинка. Две поспевали сзади – обе темноволосые, одна низенькая, другая довольно высокая. Низенькая, грызя леденец на палочке, трещала без умолку. Высокая переставляла длинные ноги робко, словно скользила, шла по льду, который может проломиться. И она чуть не остановила Джейми сердце. Девушка чуть наклонилась к подружке, грызшей леденец. Длинные опущенные ресницы придавали ей кротости и вместе с тем загадочности.
Все три – небольшая флотилия элегантности – плыли мимо, в толпе, по парку, по тяжелым временам, словно все это не имело никакого значения. Джейми смотрел на удалявшуюся высокую девушку с тоскливым чувством, как будто уронил в глубокое озеро что-то ценное и невосполнимое.
– Привет, парнишка, – услышал он голос. – Сколько стоит нарисовать мою девочку?
Джейми испуганно обернулся. Крепкий молодой человек тыкал большим пальцем в девушку с постным лицом, скрестившую руки на груди.
– Двадцать пять центов.
Лицо мужчины напряглось, потом провисло.
– Не-а, не так-то ей и надо.
– А мне в общем-то надо тренироваться, – уступил Джейми. – Пусть будет пять.
Пять центов в самом деле было бы неплохо.
– По рукам. – Мужчина опять принял крепкий, уверенный вид и, порывшись в кармане, бросил Джейми монету. – Первая цена всегда не та, – объяснил он подруге.
– Бизнес не очень процветает? – спросила та, усаживаясь на коробку.
Джейми улыбнулся:
– По крайней мере, я в чудный день на свежем воздухе.
– Да-а. – Казалось, ее не убедило. А о своем друге она заметила: – Я думала, он поведет меня в Парк отдыха, но, видишь, жмется.
Джейми пришлось быть поосторожнее, чтобы не выдать инстинктивную неприязнь к клиентам и грусть из-за ушедшей высокой девушки, заползавшую в рисунок. И он решил нарисовать особенно хороший портрет, думать только о лице, что перед ним, пока на бумаге не выйдет лучшее изображение несимпатичной особы.
Карандашами он слегка вывернул уголки рта наверх, разного размера глаза сделал почти, хоть и не совсем одинаковыми (нарисуешь кого-нибудь слишком совершенным, и сходство лишь подчеркнет несовершенства), опустил слабые оспины на щеках. Он хотел ухватить сквозившую в угрюмом взгляде дерзость, может, слегка характер.
Джейми как раз погрузился в работу, когда те три девушки так же неторопливо прошли в обратном направлении. Его взгляд метался в сторону слишком часто, и модель обернулась посмотреть.
– Я бы попросил вас не двигаться, – сказал он, но движение уже привлекло внимание девушек.
Они остановились и, глядя на него, стали шептаться.
– О, понимаю. – Клиентка игриво подмигнула
