под заклятьем на протяжении… скольких лет? Двух? Трех? Больше?
Молчание.
– Это не могло не повлиять на её разум. А избавившись от оков, он должен восстановиться. И лучше всего восстановление проходит именно во сне. Ваш лекарь её осматривал?
– Да, – нехотя признался посол. – Её высочество всецело здоровы.
– В таком случае, нужно просто ждать.
– А со Славкой что? – не выдержала Яра. – Свихнулась?
– Дурная девка, – пробормотал посол куда-то в сторону, но я с ним согласилась.
– Боюсь, с ней немного сложнее. Вероятно, у нее очнулся дар.
– Дар?
– Повелительницы разума.
– Чего? – это уже Яра и посол, одновременно высказались. И оба – басом. Переглянулись. Смутились. И отвернулись.
– Когда-то давно… когда была жива Империя, – Ричард встал возле окна. – На землях её существовали люди, способные подчинить себе тварей сущих. Их называли Повелителями Разума.
Я покосилась на принцессу.
Бледненькая. Немочная.
– Правда, сколь знаю, речь шла прежде всего о созданиях, сродственных силе или сотворенных магами. К примеру, о драконах.
Дракона нам тут только не хватало. Для полноты впечатлений.
– Есть несколько трудов, где описывались признаки и… да, дар этот довольно опасен тем, что разум человека и разум существа соединяются.
– То есть, она станет… тварью сущей? – осторожно поинтересовался посол. И на Мудрославу покосился.
– Не думаю. Она пыталась вернуться. И если повезет, то у нее получится…
Именно в этот миг Мудрослава распахнула глаза и сделала глубокий вдох. А потом выдала фразу, после которой попугай восхищенно произнес:
– Щучье племя!
Больно.
Как же больно было! Болело все и особенно отчего-то волосы. Мудрослава ощущала каждый волосок, от корня до самого кончика. И еще ногти.
И кожу, которая вдруг показалась слишком тонкой да мягкой.
И зубы маленькие.
И шеи нет.
Крыльев тоже. От обиды она едва не расплакалась и еще зарычала.
– Славака, – братец тотчас возник, закрывая прочих. – Славка, ты только не кусайся!
Она?
Она царевна, между прочим! Она никогда никого не кусала, хотя порой очень даже хотелось. И вот сейчас особенно. Мудрослава зубы стиснула, поскольку ладно кусаться, но рычать… а вдруг она говорить разучилась?
– Выпейте, – ей поднесли воды. И мужчина держал кубок обеими руками, не дрогнул даже, когда Мудрослава их обнюхала. А вода принесла облегчение. Волосы хотя бы болеть перестали.
И ногти тоже.
Мудрослава пошевелила пальцами и вздохнула. Дракона было жаль. Хороший дракон в хозяйстве всяко сгодился бы. А он был хорошим.
И мяса опять же обещала… нехорошо нарушать слово.
…а при драконе всяко с думскими говорить было бы легче. Убедительней.
– Как вы себя чувствуете? – заботливо поинтересовался Повелитель Тьмы.
– Н-нор-р-рмально, – получилось немного рычаще все-таки, но все же говорить она может. – Что… что это было.
– Это вы нам расскажите, что это было.
– Дар у тебя, Славка, проснулся. Повелительницы Разума!
Чего?
– Дар-дар… кар-р-ракатицу мне в глотку! – повторил попугай, слетая с подоконника. Он перебрался на лавку, на которой Мудрослава лежала и клюнул её в руку. – На абор-р-рдаж!
Он растопырил яркие перья.
– Тихо, – велела Мудрослава и потерла лоб. – То есть… я вдруг упала, а потом очнулась, когда летала. И летала… и…
Рассказ получился донельзя сбивчивым, но слушали её внимательно.
И выходит, что это не сон?
И…
И вспомнился камень на цепочке. Синенький. И тот, кто… если она Повелительница разума, то как вышло, что сама поддавалась? На любовь наведенную, на… на остальное все.
– Знаете, – Мудрослава поглядела на брата, который почти потерял маску. – Мне… нам надо с вами поговорить. Наедине.
И поежилась от такого нехорошего, упреждающего взгляда демоницы.
– Говор-р-ри, не говор-р-ри, – у попугая имелось собственное мнение. – Думать надо!
И не нашлось никого, кто бы возразил.
– Погодите, – подал голос степняк, до того тоже слушавший и внимательно. – А с моей сестрой что? Тоже дар проснулся?
– Вполне возможно. Я пока… пока сложно что-то сказать. Но она жива. Просто… мне кажется, она в обмороке.
Мудрослава поднялась, опираясь на руку Яра.
От слабости шатало. А еще тело, стоящее на двух ногах, казалось на диво неустойчивым.
– Почему с ней понятно, – кривоватый палец указан на Мудрославу. – А с моей сестрой нет?
Попугай, хлопнув крыльями, подпрыгнул и устроился на плече Мудрославы.
– Дур-р-рень! – сказал он с упреком.
– Потому что Повелители Разума имеют одну весьма явную примету.
Это какую же?
Когти? Зубы? Или она все-таки чешуей покрылась? Мудрослава тайком поглядела на свою руку. Нет, чешуи не было, хотя почему-то данное обстоятельство скорее огорчало, нежели радовало.
– Рисунок, который появляется в момент слияния разумов.
Рисунок?
– Чего? – протянул Яр и уставился на неё.
– Зеркало! – Мудрослава почувствовала, что все-таки, кажется, без слез ей не обойтись. Ладно, чешуя. Чешуя, если подумать, это красиво!
И полезно.
А… а рисунок… какой рисунок?
Где рисунок?
– Успокойтесь, – Повелитель Тьмы поглядел на демоницу. – Во-первых, речь идет о рисунке силы. Он виден лишь одаренным. Во-вторых, он проявляется именно в момент единения разумов. В-третьих… я не думаю, что это будет иметь хоть какое-то значение.
Ну да, он не думает.
Мужчина. Что взять с мужчины? И Мудрослава погладила попугая, после чего спросила:
– Он хоть красивый?
Глава 25
В которой Светозарный находится, а с ним и древние реликвии
«Ворожба, даже та, коия глядится безобидною, суть есть грех великий, ибо не в силах человеческих прозревать грядущее. И уж тем паче, влиять на оное. А стало быть и то, что полагается пустым девичьим баловством, навроде гаданий о суженом, по сути своей – первый шаг на проклятый путь ведовства и чернокнижия»
Из проповеди одного жреца
Артан не знал, как долго сидел.
Сидел.
И… и стыдно в таком сознаваться. Разве герои плачут? Тем более над собой. Разве герои сдаются? Разве…
Он не герой. И никогда-то, выходит, не был. Тьма смеялась, и в смехе её слышались новые голоса.
Нет.
– Нет, – Артан поднялся. Ноги дрожали, да и пить хотелось. Очень хотелось пить. Корона в руке показалась неимоверно тяжелой, и Артан даже подумал, что стоило бы вернуть её на место. Но почему-то не вернул.
Так и побрел к выходу, с мечом в одной руке, с короной в другой.
Но меч хотя бы можно было на плечо закинуть. А вот корона была мало того, что тяжела, так еще и неудобна на диво. Но Артан шел.
Из зала.
Через другой.
Мимо статуй, которые больше не казались ни загадочными, ни даже впечатляющими. Чудилось, все они провожают Артана взглядами.
И шепчутся.
Шепчутся… о чем?
Он оказался перед воротами, которые надо было бы запереть, но руки были заняты.