— Люди постоянно делают свой выбор, — холодно ответила она. — Всегда сами. Никто другой их заставить не может. Максимум — предложить варианты, но выбирают они всегда сами. И сами несут ответственность за последствия своего выбора.
— Ну, Эдвин, конечно, заслужил… — Малколм опять сделал паузу, но ни возражений, ни уточнений не последовало, — но его родные?
— А кто, по-твоему, воспитал его таким, каким он вырос?
«Ну да, — вспомнилось Малколму, — Герти говорила, что практически заменяла ему мать…»
— Так это все-таки ты? Устроила им это все?
— Ты сам сказал — Гертруда дымит, как паровоз, — усмехнулась Джессика. — И пьет, не просыхая. Но рак убьет ее быстрее цирроза. Это был ее выбор.
— А болезнь Альцгеймера? Разве это выбор?
— А это — ответственность за последствия выбора.
— А поврежденный позвоночник Бранта… тоже?
— Никто не заставлял его съезжать с той горы, — пожала плечами Джессика. — По трассе высшей категории опасности. Но ему надо было показать, какой он крутой. Покрасоваться перед девчонками.
«По сравнению с остальными он очень легко отделался, — подумал Малколм. — Всего лишь конец спортивной карьеры. Даже не остался на всю жизнь в инвалидном кресле. Впрочем… тогда бы он внушал сочувствие. А сейчас — презрение. Хотя красть секреты своей компании и изменять жене его тоже никто не заставлял».
— А Карсон? — спросил Малколм вслух. — Ты ведь знаешь, о ком я? Парень, умерший на этой самой скамейке? Что сделал он? Он ведь, как я понимаю, старался тебе помочь…
— Малколм, — поморщилась Джессика, — неужели у нас нет более интересной темы для разговора, чем человек, не сдержавший свое слово? После того, что мы… только что сказали друг другу, ты выбрал… довольно странный предмет для обсуждения.
— Извини, — поспешно сказал он. — Я совсем не хотел тебя расстраивать. Пусть они все горят в аду.
Он произнес эти слова, как расхожее клише, и вдруг задумался об их буквальном значении, вспомнив, что говорит с девушкой, которая, вероятно, знает на эту тему больше, чем кто-либо из живых. В библейский ад он по-прежнему не верил, но — кончились ли проблемы обидчиков Джессики вместе с жизнью (как, вероятно, надеялись по крайней мере двое из них, стремившиеся покончить с собой любой ценой), или же стали только преамбулой к настоящему наказанию?
— Не хочу о них говорить, — еще раз подтвердила Джессика. — Тем более с тобой. Ты ведь совсем не такой, как они.
— Конечно, — энергично согласился Малколм. — Знаешь, в Джексоне в Миссисипи красивый парк. Я сделал фотки и хочу тебе показать, но не знаю, получится ли…
Он полез в рюкзак за ноутбуком, куда уже успел сбросить фото с мобильника. Развернул экран, ткнул кнопку — компьютер пробудился из спящего режима, как обычно, и Малколму подумалось, что это забавно, учитывая, что все это происходит во сне. На сей раз Малколм отдавал себе отчет, что спит, но, вопреки распространенному предрассудку, это вовсе не вело к пробуждению. Папка с фотографиями тоже оказалась на месте. Интересно, подумал Малколм, что такое эти файлы в действительности? Он каким-то образом во сне получает доступ к реальному компьютеру? Или же его мозг просто облекает в привычные образы его воспоминания, позволяя таким образом транслировать их Джессике?
Джессика повернула голову, заинтересованно глядя на монитор. Но Малколм подумал с досадой, что экран лэптопа все же слишком мал. Но разве это не его сон? Почему бы не вообразить, что прямо тут на берегу стоит, к примеру, плазменная панель?
Малколм попытался, но никакая панель из воздуха не материализовалась. Он попробовал еще раз, для верности закрыв глаза. Безрезультатно.
— Что-то не так? — спросила Джессика.
— Хочу организовать для тебя экран покрупнее, — ответил он с извиняющейся улыбкой, — но что-то не выходит.
— Сейчас, — сказала Джессика, и мгновение спустя со стороны аллеи донесся шум мотора.
Малколм повернул голову и сперва ничего не увидел, а затем между деревьями возник темный силуэт, и к скамейке медленно подъехал большой угловатый фургон, почему-то с выключенными фарами. В темноте он казался черным, но Малколм не сомневался, что на самом деле он коричневый — света луны хватало, чтобы различить на борту характерную эмблему «UPS». Машина остановилась, и из кабины без дверей выбрался водитель в форменной одежде.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Малколм Мартинсон? — осведомился он не слишком разборчивым голосом; кажется, он что-то жевал. — У меня для вас посылка. Не поможете выгрузить? — не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел к двери кузова.
— Да, конечно, — ответил Малколм ему в спину и пошел следом. Водитель забрался в кузов, и оттуда в руки Малколму высунулся торец огромной, но при этом почти плоской картонной коробки. «Осторожно, тяжелая!» — глухо донеслось из темноты кузова.
Это оказалось истинной правдой. Малколм, изо всех сил стараясь не разжать пальцы, сделал несколько мелких шагов назад, волоча свой край коробки, навалившейся на него чуть ли не всей тяжестью. Затем водитель выбрался из кузова, выровняв ношу и перехватывая ее поближе к юноше. И лунный свет упал на его лицо, оказавшееся всего в каком-то ярде от лица Малколма.
Глаз у водителя не было. Вместо них зияли два глубоких черных провала. Неестественно белая кожа лица была испещрена язвами, прободившими ее насквозь до кости. Из некоторых высовывались шевелящиеся черви. И его рот был тоже полон червей.
У Малколма перехватило дыхание, и он только чудом не выронил коробку. «Ставим», — спокойно сказало это существо, глядя на юношу в упор пустыми глазницами, и несколько мелких червяков высыпались изо рта на его униформу. Малколм, словно автомат, послушно опустил коробку на землю. Водитель, так же опустивший свой угол, вернулся в кабину. Машина развернулась и уехала назад во тьму.
— Ну давай же, распаковывай! — услышал Малколм голос Джессики.
«Сон, — напомнил он себе. — Это только сон…» Тем не менее освобожденная от упаковки плазменная панель выглядела удивительно реальной. К ней даже прилагалась инструкция и пакетики с проводами и переходниками, позволившие Малколму подсоединить ее к ноутбуку. Но, когда он нажал на кнопку, огромный экран остался черным.
— Ну разумеется, — пробормотал Малколм, поднимая из травы провод с вилкой на конце. — Воткнуться-то некуда.
Джессика заглянула под скамейку и тоже вытащила что-то оттуда.
— Это подойдет?
Это оказался провод удлинителя, уходивший куда-то в кусты. «Что у него на том конце, интересно? — подумал Малколм. — Здесь же на милю вокруг ни одного источника питания…» И тут же где-то за деревьями ритмично затарахтел дизель-генератор. Малколм вставил вилку в гнездо, и экран установленной прямо перед скамейкой панели осветился, демонстрируя первое фото.
— Уфф, — демонстративно выдохнула Джессика и улыбнулась. — Тяжело иметь дело с технарями. Какой-нибудь студент с факультета искусств просто щелкнул бы пальцами или взмахнул волшебной палочкой, и картинки появились бы в воздухе. А тебе, чтобы поверить, непременно нужно представить всю техническую цепочку в деталях.
— Ну да, я такой, — подтвердил Малколм не без нотки самодовольства. — Инженерное мышление. А вот это вот… черви… это было обязательно?
— Черви? — переспросила Джессика со странной интонацией — Ты видел червей?
— Хочешь сказать, что этот… водитель… то, что у него с лицом — это не твоя работа? На самом деле он ведь… не настоящий?
— Если ты перестанешь верить, что он настоящий, мы так и не сможем посмотреть картинки, — с напускной строгостью сказала она. — Но, Малколм, я совсем не пыталась тебя испугать! Если тебе привиделось что-то не то, то… это именно ты увидел его таким, — похоже, это почему-то ее обеспокоило, и она несколько секунд смотрела на него с тревожным ожиданием.
— Что-то не так? — спросил Малколм, не выдержав этого взгляда.
— А мое лицо… ты ведь видишь его… нормальным?
— Твое лицо — самое красивое из всех, какие я когда-либо видел! — с чувством ответил он и прибавил: — Я понимаю, насколько избито это звучит, но это чистая правда. Заметь, я не говорю, что ты красивее всех в мире — это было бы очевидное вранье. То есть теоретически такое возможно, но такое суждение неправомерно в устах того, кто не видел всех девушек в мире, а стало быть, являлось бы безответственной болтовней. Но я говорю только о тех, кого я видел, и ни одна из них не произвела на меня такого впечатления — следовательно, мои слова можно принимать всерьез.
