— Не обижайся, — Джон дружески похлопал по плечу. — Мы все изменились в межмирье, Никола. — Джон отключил монитор, свернув в трубку, засунул в заплечный мешок.
— Уважаемый, — помахал он посохом проезжающему мимо, скучающему возничему, не среагировав на предостерегающий тычок друга в ребро.
— Что нужно, — недовольно осклабился исподлобья возница. Неприязнь, мелькнувшая в нём исчезла, едва Джон показал серебряную монету.
— Присаживайтесь путники, — засуетился рыжебородый, — подвезу, как ни помочь путникам.
Монета перекочевала в руки перевозчика. Попробовал на зуб, удовлетворённо засопел, почёсывая всколоченную бороду. Он оказался словоохотлив и не прошло пяти минут, как разговорился, начав осторожно выспрашивать путников о цели путешествия. Получив ответ и известное в городке имя Тола, он совсем успокоился и стал своим в доску: предложил путникам вина, за плату, разумеется. Ангелы не отказались и пригубили прямо из меха. Выпил и возница и разговорился, поведав, что как раз направляется в Модос к господину Толу со свежепойманной рыбой, присыпанной солью чтоб не пропала и, сухой травой. У дочери Тола сегодня день совершеннолетия и ожидается много гостей, а вот рыбку и сам господин, да и местные любят побаловаться.
Джон и Никола многозначительно переглянулись и развязано попросили ещё вина.
Так незаметно и скоротали время, выведав у торговца как можно больше о городе и горожанах, но регулярно их возница хотел что-то сказать и застывал с открытым ртом и откровенным ступором. Путники непринуждённо болтали о том и сём и "не замечали" состояния возницы, хотя сами прекрасно осведомлены о культурных нравах местных. Наконец, торговца, видимо, доняло вино, а может и полуденный зной и он проболтался, что де — Модос гостеприимен, но ночевать лучше подальше отсюда. Поняв, что сболтнул лишнего, возница нахмурился и забормотал какую-то абракадабру и в конце бормотания выдал членораздельно, что де, видно перебрал лишку.
Распрощавшись с торговцем и попросив сообщить Толу, что они присланы из селения из соседней долины от уважаемого состоятельного человека, ангелы соскочили с телеги и не спеша направились осматривать городок — по кривым загаженным улочкам, чтобы составить собственное мнение о горожанах, а не полученную загодя информацию. К хозяину они добрались часа через четыре, успев отведать на местном базарчике ароматных дынь и немножко подкрепится в дорожной харчевне постоялого двора, где навели справки о предстоящей ночёвке. Хозяин харчевни сначала удивился просьбе заезжих, но скоро вошёл в роль, изобразил слащавую улыбку и пообещал все возможные удобства и удовольствия за четыре серебряных. На том и договорились.
Тол радушно встретил дорогих гостей и когда услышал имя пославшего их, несказанно обрадовался такой чести и посадил их по правую руку. Когда было достаточно выпито и съедено и гости сбросили верхнюю одежду, ангелы же, сделали вид что не замечают недвусмысленных взглядов мужчин. Тол отвлекал почётных гостей от этого, и посланцы подыгрывали хозяину, хотя и Никола держал руку на поясе у частотного модулятора, применявшегося в нештатных ситуациях для изменения сознания окружающих. Когда Джон выпил очередную чашу превосходного янтарного вина, сытно рыгнул и громко сообщил о цели визита, что их господин хотел бы взять в жёны сыну, ставшую совершеннолетней — красавицу — дочь хозяина с глазами ночи, где может утонуть вечность. Тол, видимо и близко не предполагал такого оборота и онемел и даже прокашлялся.
— Какая высока честь для меня, — торжественно произнёс Тол и предложил снова наполнить чаши.
Заказные местные танцовщицы превосходно знали своё дело, Джон то и дело ловил себя на мысли, что не отказался бы, но жаль — работа есть работа, тем более что это мероприятие — экзамен на старейшину, который провалить никак нельзя. Чтобы отвлечься от нахлынувшего возбуждения, он понёс околесицу, в том числе и рассказ караванщика о пролетевшей над ним колеснице богов и якобы сами боги выглядывали из окошка той колесницы. Между прочим, сообщил он, икая, Толу, что они с Николо договорились переночевать в постоялом дворе по соседству. Едва эту новость услышал хозяин, его лицо застыло каменной маской.
— Вы переночуете у меня, — сообщил он как можно непринуждённее на ухо Джону. — И не вздумайте перечить. Вы — мои гости, — а потом объявил то во всеуслышание.
— Кажется, процесс пошёл, — толкнул под столом товарища Никола.
А "процесс" действительно пошёл, и теперь оставалось только ждать ночи.
В постоялом дворе по информации ангелов ночью разыгрывался целый спектакль для приезжих. Их комнату окуривали ароматическими наркотическими благовониями и подмешивали возбудитель в вино, с обязательными танцами обнажённых девушек. Ночью, когда приезжие "дозревали" и начинали грезить наяву и манить девушек, на смену им выстраивалась очередь "страждущих" и начинался "процесс познания"…
Продолжалось мероприятие несколько суток. Находящиеся в угаре наркотического опьянения постояльцы насиловались со всеми возможными извращениями, а когда приходили в себя, не могли передвигаться и тут появлялся целитель. Через время память восстанавливала всё унижение и ужас произошедшего, гости молчали, стыдясь себя и не рассказывая никому. Ко всему тому большая их часть становилась наркозависимой и соответственно по происшествии времени возникало желание повторить процесс. Слухи о своебразном поведении горожан всё же просачивались в соседние селения и потому Модос пользовался дурной славой.
"Зависимые", кто вернулся, выстроили своё селение с противоположной стороны долины, и тоже боготворили священный, теперь для них, разврат.
Как и предполагалось, когда взошла луна, в ворота Тола требовательно застучали. Догадавшийся о цели визитёров, Тол испугался не на шутку; он не находил себе места и переживал за гостей, а точнее за замужество старшей и собственную репутацию.
— Мы всё знаем, Тол, — ангелы были уже на ногах и во всеоружии. Джон посоветовал Толу отворить врата, а сам приказал, чтобы хозяин забирал семью и уходил из города.
Обезумевшая толпа не унималась и дубасила ворота.
— Открывай же, — прикрикнул разъярённый Джон.
— Как знаете, — засуетился Тол. Подчиняясь приказу и махнув на всё рукой, хозяин вышел к колеблющимся факелам. Запинаясь, предложил алчущим "познания" гостей, своих дочерей, на что толпа ответила хохотом и улюлюканьем.
Джон стал рядом с Толом, скрипнув зубами: — Когда они разойдутся, собери самое необходимое и прочь из города.
— Кто вы? — залепетал в страхе Тол, пятясь от напирающей обезумевшей похотью толпы мужчин и юношей.
— Мы ангелы и пославший нас предупреждал об эпидемии, охватившей город. Перед рассветом собери самых близких и вон из города — зловеще сказал Джон. Посланцы включили посохи-модуляторы и направили в сторону беснующейся мрази.
— О господь, — прошептал Тол увидав чудо, которое и не мог себе представить.
— Вон отсюда нелюди… по домам, спать, — приказал Джон. Толпа притихла, успокоилась и начала таять. Когда исчез последний озабоченный, Никола объяснил куда идти Толу и где остановиться, а потом оба ангела накинули капюшоны и заспешили вон.
Через пять часов, когда лучи просыпающуюся долину, бледные Джон и Никола всё не могли решиться, вернее один — Никола. Джон высказал своё мнение и ждал.
— Я не знаю, как правильно поступить, — ответил тихо Никола. Он в который раз отследил через беспилотник, переваливших через хребет семейство Тола и снова вздохнул и вопросительно посмотрел на хмурого товарища.
— А если я не смогу, мы провалим наше испытание, или же — высказал сомнение Николо.
— Тогда мы подведём наших товарищей и в первую очередь Аннету… Эта зараза начала заражать соседние селения, — безстрастно констатировал Джон. — Ты ещё в плену собственных иллюзий, а может ты беспокоишься о своих, некогда, дружках-педиках, Николай… Извини, я знаю что ты ушёл сам от этой гадости. — Джон специально уколол товарища, хоть и сам стол на распутье, волновался и не до конца был уверен в правильности решения.
— А Помнишь Нико, начало 21-го века на нашей Земле, когда потреблятство и толерантность к содомитам достигла апогей и довела до сколожества и людоедства и всё то вылилось ценой в сотни миллионов жизней. Если наши мнения разделятся, значит, возвращаемся на У-а-ла-э и скажем, что решили так, испытывая жалость. Мы и так пожалели семью и близких Тола, к тому же порядочный и богатый человек из соседней долины получит в жёны красавицу, достойную жену и хорошую мать.
— Не знаю, — покачал головой Николо, — дай мне, пожалуйста, одну минуту…
Если бы Джон только мог заподозрить, какие пляски станут вытворять дочери с членом одурманенного наркотиками отца, и какова из неё будет жёнушка и дети, то не оставлял бы в оборудованной ими пещере-схованке четыре меры золота и одеждой и продуктами, тем, кому выпал счастливый билет ценой в жизнь. И не оставлял бы ЖИЗНЬ.
