Ох, как не вовремя уехал шеф, проигнорировав предупреждения Фанка.
Порученец выслушал рассуждения Тапы по поводу опасности, которую представляет собой военное лобби, и о том, что будет, если Граф их действительно поддержит, но напрягаться из-за этого не стал. Конечно, военная авантюра возможна, эти придурки, дабы доказать, что они чего-то стоят, на многое способны, но это не критично. Пока существует поле, оно убережет нас от соседей… правда, и соседей убережет от нас. Те, кто этого не понимает, сами роют себе могилу — ну, туда им и дорога. Судьба страны будет решаться не на границах, а в центре… точнее, в Центре.
Всего этого он, конечно, Петушку не говорил. Тапа знает больше, чем другие нормалы, даже, вполне вероятно, о наличии поля знает. Но ни о Центре, ни о назначении его Тапе наверняка неизвестно, да и все равно ни одному нормалу не понять…
Но работа есть работа, и, выпроводив Тапу, Фанк подключил микрофильмы к терминалу. Поначалу он просматривал документы и снимки без особого энтузиазма, террористы — они террористы и есть, к какой бы группировке они ни относились, но когда увидел физиономию на одной из фотографий, у него затряслись руки.
Отощал и весь как-то потемнел, исчезла улыбка жизнерадостного дебила, так раздражавшая Фанка, но, без сомнения, это был он.
Тот самый тип, что стал причиной самого крупного прокола за все время, что Фанк работал на Странника. Он никогда не видел шефа в таком гневе, как после исчезновения этого то ли дикаря, то ли мутанта… то ли одичавшего мутанта. С какого беса ему так занадобился этот Мак Сим, Странник не объяснял, но он никогда ничего не делал без причины, и если он велел найти беглеца — значит надо найти… Фанк тогда предполагал, что человек явно слабоумный и не знающий элементарных вещей непременно окажется в одной из столичных психушек. Странник, напротив, высказался за то, что дикарь так или иначе окажется в подполье. Но проходили месяцы, а парень с такой приметной внешностью — ненормальным окрасом волос и глаз и вечной дурацкой улыбкой — нигде не объявлялся, и Фанк сделал закономерный вывод: то ли его пристрелил полицейский патруль, то ли прирезала уличная гопота. Ан вот он, спустя полгода без малого, — жив и практически здоров. И — шеф в который раз оказался прав — в конце концов оказался в подполье. Правда, ненадолго — в настоящее время он в тюрьме…
Теперь Фанк читал сводки не отрываясь, и ему все больше становилось не по себе. Вот, значит, с чьей помощью им удалось завалить башню, несмотря на ударную дозу излучения. Выходит, действительно мутант, а не просто дикарь или слабоумный… массаракш, да будь он хоть десять раз мутант и двадцать раз дебил, такой материал представляет собой исключительную ценность. Фанк не понимал прежде, с чего нужно отслеживать материалы Специальной студии после окончания дела об островных шпионах, но если удалось выловить такой полезный экземпляр, затраченные усилия того стоили. Его ни за что нельзя упускать из рук…
Проблема в том, что кое-кто в подполье, кажется, пришел к тому же выводу. Аналитик контрразведки, чья записка была приложена к делу, считал, будто подпольщики собираются освободить главаря группировки — небезызвестного в определенных кругах Генерала, но скорее всего, полагал Фанк, их цель — все тот же Сим.
Что ж, есть отличная возможность реабилитироваться в глазах шефа. Когда у них акция намечается? Через семь дней? Сядем им на хвост, а то и вовсе подменим террористов своими людьми и арестанта заберем себе. Вернется шеф, а я ему Сима на тарелочке…
Фанк одернул себя. Размечтался! Все слишком легко… ты имеешь дело с конторой Умника, это тебе не ДОЗ, где все решается просто — пуля в лоб, и нет вопросов, там всегда интрига внутри интриги… и сами уже не понимают, откуда хвосты торчат и за какой из них дернуть.
Если вытащить Сима из лап нашего правосудия вот так, лобовым нападением, не удастся, надо уметь подстраховаться.
А если Умник хотя бы наполовину такой умный, каким он себя считает, он уже ищет этот самый хвост, за который надо дергать, чтобы управлять ценным материалом. Потому что на угрозы тот не поведется, это из материалов дела ясно… Или будет искать, когда мы вплотную займемся Маком сами…
Вот как бы ты рассуждал на месте Умника? Надо найти у подследственного слабое место и на него надавить. Хорошо бы, в деле имелась женщина… и, хвала Мировому Свету, женщина там имеется. Подследственный ее всячески выгораживает… очень хорошо, прекрасно!
Так и будем действовать. Время поджимает… а тут еще и Волдырь со своими родственничками. Нельзя упускать их из внимания… и при этом надо, не дожидаясь возвращения Странника, добыть заключенного Мака Сима, действуя под прикрытием подполья. И одновременно — со всей осторожностью — готовить изъятие Рады Гаал из предварительного заключения.
Второй год нового режима.
— Проходи, не задерживайся! — Надзирательница втолкнула Раду в камеру и захлопнула дверь. Пока лязгали запираемые замки, девочка осторожно огляделась.
Ее задерживали не в первый раз, как за нищенство, так и по подозрению в воровстве, но, подержав пару суток в участке, как правило, отпускали — тюрьмы и без того были переполнены. Но сейчас уж очень нехорошо получилось. Все ватагу малолеток, которую Свисток — опытный вор, державший шишку в их районе, — направил на продовольственный склад, накрыла на месте полиция. Кто-то настучал наверняка. В общем, кому повезло, тот утек, а остальных повязали.
В участке про тюрьму рассказывали разные ужасы. И то, все говорят — из-за нехватки помещений малолетних сажают вместе со взрослыми, политических с уголовными, больных со здоровыми. Как это дядька выражается — еще не устоялась… тьфу, не выговоришь — пе-ни-тер-циарная система. Как-то так. Ну, не важно. Допросов она не боялась. Ну, не так чтобы совсем не боялась, но примерно представляла себе, как это будет. Будут заставлять сдать Свистка. Мол, дашь показания, тебя и выпустят. А этого делать никак нельзя. Когда арестовали дядьку и приставы из квартальной управы хотели забрать его квартиру, а их с Гаем отправить в приют, пришел Свисток со взрослыми ребятами и приставам по шее надавал. Правда, потом отрабатывать заставил, но это уж так положено. И даже не в этом дело, а в том, что, если даже не врут и выпустят, потом в квартале жизни никакой не будет, стукачке-то. А убегать ей никак нельзя. Так что уж лучше молчать. Малолеток на перевоспитание не отправляют, подержат-подержат — и выпустят. Так что сокамерниц она боялась больше, чем следователей. Но прежде чем испугаться окончательно, решила все же присмотреться.
Камера была большая, но и арестанток немало, больше двадцати — шлюхи, воровки, спекулянтки, может, и еще кто. Места на нарах достались не всем, многие теснились на полу, куда были брошены несколько грязных матрацев. Почти сразу же посреди камеры на одном из этих матрацев Рада увидела Злобную Кису и сочла это за дурной признак.
Они учились в одной школе, но в разных классах, и почти не общались. Во-первых, Киса была двумя годами старше. Во-вторых, ее отец был крупным муниципальным чиновником, и Киса презирала всех, кто не принадлежал к подобному кругу. Потом, правда, папу-чиновника то ли посадили, то ли отправили в штрафную роту, и всем надо было зарабатывать. Кому как. Про Кису рассказывали, будто бы она работает на банду из взрослых парней. У нее еще оставались приличные платья и приличные манеры, и она приглашала разных девочек будто бы в гости или погулять, а сама заводила в засаду, и там этих девочек насиловали либо удерживали за ради выкупа. Тогда-то Рада и усвоила — никогда не надо верить добропорядочным девочкам с кукольными личиками и надутыми губками, иначе из тебя живо уличную подстилку сделают.
…знала бы мама, о каких вещах она думает. Нет, лучше, что она не знает. Мама всегда заливалась краской, когда отец сгоряча произносил крепкое слово, и говорила: «Тише, здесь же дети!» Отец смеялся и говорил, что дети маленькие и ничего не понимают. А мама отвечала, что, может, и не понимают, но все слышат… только нет их уже давно, ни отца, ни матери… и лучше не вспоминать…
Короче, когда есть стало совсем нечего, Рада бросила школу и пошла работать на пересылочный пункт — на грязную работу для экономии брали детей. А когда на те гроши, что там платили, даже после двух смен подряд стало совсем невозможно жить, стала побираться, а потом прибилась к ватаге Свистка… в общем, ей было не до Злобной Кисы. И вот на тебе, негаданная встреча.
Платьишко с оборочками на ней поистрепалось, и кудри засалились, но личико осталось прежним, как и выражение на нем — глубокого презрения к существам низшего порядка. Неизвестно, узнала ли она Раду. Во всяком случае, не поздоровалась. Но она вообще никогда не здоровалась — считала это ниже своего достоинства.
