что весь мир продолжает принадлежать ему по праву, соперничая с Чанкином за преимущество быть наследниками истории. Последнему Лин даже радовался: пока южане занимались друг другом, они не вспоминали о Линьцане. Но даже приграничные проблемы его тяготили. Сколько людей он отпел здесь? Сколько не вернулось домой из-за упрямства правителей? Юг не знал, насколько разрознен Линьцан, понятия не имел, скольких усилий стоит Лину поддерживать хоть какой-то мир среди своих народов. Чужаки только множили жертвы.
И теперь это письмо. От сына Аманя.
Лин хорошо знал отца мальчишки: огонь, азарт и боль, непоправимый ущерб, вырывающий себе победу ценой всего вокруг. Поглощённый Тенью, объятый собственными пороками, Амань готов был идти по головам для достижения своих целей. Небо! Если бы Цинь лишился рассудка, его бы уже убили. Но его враг был далеко не безумцем, и это пугало. Когда Лин, дочитав письмо Кана, осторожно складывал бумагу, он думал о том, какую плату за власть Аманя должна взять Бездна. Чего стоят десятки тысяч унесённых жизней? Старшего сына или же и дочери тоже? Бедный обречённый мальчишка…
Впрочем, сейчас Лину остаётся только собрать ягоды для объявленного выкупа. И подготовиться. Если мальчик – наследник этой южной змеи, то переговоры могут быть наивной попыткой поймать их в ловушку. Или не очень наивной – Лин не забыл, что во время шествия он чувствовал печати, впервые на его памяти оберегающие форт Илао.
Так что же ты задумал, Цинь Кан?
* * *
Вороны кружили над старым фортом, и Кан не хотел знать, настоящие ли они, или же это тени Лина сбились в стаю над их крепостью. Пленный северянин, ещё измотанный ранами, но совершенно точно живой и пребывающий в добром здравии, стоял рядом с Каном у ворот, насвистывая старую песенку, чем бесконечно раздражал капитанов. Сам же Кан изображал то мёртвое спокойствие, что видел не раз, когда отец был поглощён работой. Подражать у него получалось неплохо, но на душе скребли кошки: что ему делать с противником, который враждовал с отцом? Вряд ли его впечатлят потуги Кана. Ему бы самоуверенность Бая, а ещё лучше – покорность судьбе; сидел бы сейчас в городском гарнизоне счастливый, в тепле и обеспокоенный только тем, как бы поскорей получить повышение…
Лин появился в сопровождении всего двух воинов. Хрустел свежий снег под лапами северных волков, которые были размером с имперских лошадей. Кан ожидал увидеть что-то чудовищно яркое и опасное, но Верховный жрец Линьцана оказался совсем… другим.
У него был пустой взгляд. В распущенные по-варварски волосы вплетены мелкие косточки, бусы и кусочки странно блестящей стали. Лин кутался в точно такой же костюм, что и его сопровождающие, – без каких-либо наград и отличительных знаков, а тень под его ногами казалась странно бледной, будто выцветшей. Но он вселял страх, не поддающийся пониманию, ступающий по пятам за любым проклятым. Это был не тот страх, что ходил за Аманем, не страх смерти, как при Хунха, не страх неизведанного, как в шахтах или во время шествия. Это была нарастающая тревога перед приближающейся бурей, чувство беспомощности перед чем-то природным и равнодушным.
Лин спешился, приказывая сопровождающим не двигаться, и примирительно поднял руки. Кан так же вышел вперёд, поклонился, про себя прося у Неба благословения и удачи, и начал заученную речь тем же скучающим тоном, каким любил отчитывать детей отец…
Лин видел перед собой юного Аманя, пусть и не беловолосого. Видел выправку и манеру клана Циней, уверенность без фамильярности, слышал голос, возвращающий его в прошлое, в воспоминания об осаде, когда Амань… Неважно. Сына его он не спутал бы ни с кем другим. Но у него был не отцовский взгляд. Это новый виток фамильной хитрости или действительно усталость и тревога?
Пока Лин размышлял, Цинь поклонился ему почтительней, чем это можно было ожидать от имперца, и начал длинную речь:
– Именем Империи Хань, властью, дарованной мне Императором, да славится его правление десять тысяч лет….
Цинь ранен. Его люди, собравшиеся здесь как испуганные псы, стояли от него в значительном отдалении и следили больше за ним. Только старый капитан не спускал взгляда с Лина и его воинов. Интересно, почему?
Разведчики докладывали о разорванном волками трупе южанина, найденном вдали от форта. Лошади при нём не было, как и оружия, а вот руки его кто-то связал. После этой новости Лин почти потерял надежду вернуть пленника, но сейчас не без облегчения видел его в добром здравии и даже без следов пыток.
– … Приветствую вас, Верховный жрец Лин!
Цинь не шэнми. Это Лин понял ещё в Ночное шествие – от форта несло колдовством отца, но не сына. И всё же юный Цинь следил за ним слишком внимательно. От Лина не скрылся удивлённый взгляд, скользнувший по его тени: в отличие от старого капитана, Цинь следил не за северными волками, а за руками шэнми, что было гораздо разумней. Видимо, боялся, что жрецу придёт в голову светлая мысль отобрать пленника с помощью колдовства, – так бы поступил Амань. Но Лин не хотел новой войны. Как и лишней платы Бездне без цели, хотя вряд ли об этом Циню рассказывали. Вот уж кому-кому, а Аманю вполне свойственно забыть о такой мелочи.
– Готовы ли вы выполнить условия, поставленные Империей?
Вопрос заставил Лина отвлечься от размышлений. Губы его чуть дрогнули в улыбке. И всё? Цинь действительно не шутил про ягоды? Или сейчас он на самом деле скажет, чего хочет добиться? Лин поклонился Циню и кивнул.
– Мои воины принесли требуемую Империей плату: мешок оленьей ягоды и мешок горицвета. Это всё, что посланник Империи хотел потребовать?
– Конечно нет.
– Слушаю.
– Империя не в первый раз тратит свои силы на то, чтобы сдерживать порывы Линьцана преступить границы. Учитывая, что сам Верховный Жрец пришёл на переговоры, я, именем Императора…
Когда-нибудь формальности погубят южан.
– … предлагаю обсудить мирный договор. Власть, дарованная мне, безусловно, распространяется лишь на земли, охраняемые фортом Илао…
Лин замер, пропуская длинную тираду об особенностях переговоров Империи. Впервые за долгие годы ему показалось, что он ослышался. И пока Цинь Кан продолжал свои упражнения в изящной словесности, Лин поднял руку, пытаясь его остановить.
– Ещё раз.
– Прошу прощения?
– Ты хочешь заключить мир между фортом Илао и Линьцаном, Цинь?
– Мне… кажется, я достаточно чётко выразил свои желани…
– Зачем? – Теперь уже Лин наблюдал замешательство Циня.
Забавно. Стоит избавить южан от формальностей – и они не знают, что сказать.
– Как… зачем?.. Да отпустите вы уже пленника!
Лин с изумлением смотрел, как Цинь готов был дать подзатыльник одному из своих людей. И прямо на его глазах пленника действительно подтолкнули вперёд.
Серьёзно?
Всё шло совсем не так, как планировал Кан. Казалось, Лин совсем его не слушал. Кан
