— Это ерунда, — сказал я. — А ты слыхал про ребят вроде Живоглота Хадсона?
— Про Живоглота слышал, конечно. Но его самого не встречал.
— Ну а мы с Кэт знали его лично. Работал у Джонни Берка, отличный охотник, кстати. Он не просто сырое мясо любил — ему было надо живое. Поймав животное, связывал его, разделывал и ел по кусочкам. И если ты думаешь, что Хадсон — это исключение какое-то печальное, так ты ошибаешься, я таких знал до черта.
— Ничего удивительного, — ввязался в разговор Крейг. — Это лишь логичное развитие до крайнего предела некоторых нелогичных пристрастий рода хомо сапиенс. Испокон веков отдельные виды употребляются в пищу живыми. Устрицы, например.
— Безмозглые устрицы и высокоразвитое животное, возможный предок разумных существ — не одно и то же, — мрачно заметила Кэт.
— Почему? — удивился Крейг. — Разве устрицы не могут быть отдаленными предками носителей разума? Или ты думаешь, устрице не так больно, когда ее поедают? Как биолог могу тебя заверить, что это не так.
— А что с ним стало? С Живоглотом Хадсоном? — спросил Малыш.
— Пропал без вести вместе с остальными членами экипажа Берка во время его похода на Тихую, — ответил я.
Кэт постучала костяшками пальцев по столу.
— Может, хватит про поедание сырого мяса и всяких Живоглотов? Вы мне весь аппетит испортили!
— Это мы специально, — поспешил я ее порадовать. — Надеялись, что ты встанешь и уйдешь — нам бы больше досталось.
— Почему ты всегда стараешься выглядеть обжорой и лакомкой, Пит? Все же знают, что ты вовсе не такой. Тоже хочешь заработать какое-нибудь прозвище?
— «Обжора Дуглас» — это звучит, — одобрил Рик.
— А ты вообще молчи, — сказала Кэт. — Уж если кто из нас четверых и лакомка, так ты.
Крейг молча уткнулся в тарелку, делая вид, что его здесь нет. На деле-то самым большим любителем вкусно покушать среди нас был он.
— Конечно, я не обжора, Кэтти, — согласился я. — Но люблю обедать плотно и с удовольствием. А сырое мясо — это чтобы тебя добить — я тоже пробовал. Еще в детстве. У моего отца была ферма на Хапи… И сейчас есть, как ты знаешь. В лесу, недалеко от дома, мы с братьями охотились на всякую мелкую дичь с мелкокалиберками, а Фрэнк даже соорудил себе самый настоящий арбалет. Потом жарили мясо над костром, воображая себя то трапперами времен освоения Дикого Запада, то первопроходцами космоса, потерпевшими крушение на неисследованной планете. Однажды мы играли в первобытных людей, и Билли, который уже тогда увлекался своей историей и археологией, сказал, что неплохо бы попробовать съесть добычу сырой, ведь у самых древних людей огня еще не было. Мы попробовали, но никому не понравилось. Потом, в армии, на занятиях по выживанию в экстремальных условиях, нас тоже заставляли есть и сырое мясо, и много еще такого, от чего и стервятника стошнило бы. Клянусь, ни одному самому рьяному фанатику экстрим-туризма даже и в голову не пришло бы есть то, чем приходилось питаться нам. И с тех пор я больше всего на свете люблю самые обычные, хорошо прожаренные бифштексы.
Кэт отодвинулась от стола вместе со стулом и задумчиво посмотрела на меня.
— Чем ты займешься, когда тебе придется уйти на покой, Пит? — неожиданно спросила она.
— Не знаю точно, я еще об этом не думал серьезно. И надо сначала дожить до столь счастливого времени. Но, если удастся скопить достаточно денег, я хотел бы купить участок земли на какой-нибудь тихой, спокойной, приветливой планетке с хорошей природой и ровным климатом… Не на Земле. Но и не в зоне Пограничных миров. Лучше там, куда уже добралась цивилизация, но еще не успела окончательно все испортить. Может, это будет одна из фермерских планет, вроде Хапи, где прошло мое детство. Люди там обычно трудолюбивые, спокойные и дружелюбные, давно привыкли, что над ними есть закон…
— И что ты там будешь делать? Устроишь ферму?
— Нет, — решительно сказал я. — На моем куске земли все останется как есть. Нетронутая природа. Построю дом. Одна половина будет обычная, современная, а вторая… Там будет так, как было веке в двадцатом — двадцать первом. Или еще раньше — как у первых американских поселенцев. Как у тех, кто осваивал когда-то просторы Сибири. И те и другие — мои далекие предки. Ну, иногда я буду охотиться на своей земле… Так, как это делали они, для пропитания. Ночевать возле костра в лесу, жарить над огнем мясо. Иногда, может быть, буду уезжать, странствовать по другим планетам, как сейчас. А потом возвращаться домой. И мой дом будет местом, куда стоит возвращаться…
Я снял с дула стоящей торчком винтовки шлем-прицел и, поднеся его ко рту, позвал Диану.
— Мог бы не трудиться, Пит, — отозвалась она. — Я уже все настроила, теперь буду постоянно видеть и слышать вас на территории периметра даже без шлемов. Малейший звук.
— Я так и знал, что ты у нас девочка способная. Сколько у нас времени?
— Двадцать семь минут до захода солнца. Около полутора часов до наступления полной темноты. Через два часа десять минут взойдет первая луна. Две другие — за ней следом. Четвертая появится через шесть с половиной часов, пятую вы сегодняшней ночью не увидите вообще, но все равно будет очень светло.
— Что с температурой воздуха?
— Восемнадцать градусов по Цельсию на закате, потом будет падать, но медленно. Часть птерозавров останется активна, будьте внимательны. Безопасно станет только часов через семьдесят, позднее я уточню.
Сутки на Айхамаре длятся почти двести сорок часов; мы должны были успеть завершить все свои дела в течение одной здешней ночи, пяти независимых суток, то есть, и убраться с планеты еще до восхода солнца. На той широте, где мы сейчас находились, ночь в это время года немного меньше дня и равняется ста восемнадцати часам. Исходя из опыта моих прошлых посещений Айхамара, я полагал, что времени нам хватит, тем более что Диана рассчитала время нашего прибытия сюда идеально. Почти все виды здешних птерозавров, будучи существами хладнокровными, наиболее активны днем; но бывали случаи, когда отдельные особи охотились и ночью, пока холод не вынуждал их вернуться к местам гнездовий. Вторую половину темного времени суток все они проводят в своих убежищах в скалах, в состоянии легкого окоченения, а под утро уже и крыльями не шевелят. Поймать их перед рассветом не составляет труда — просто берешь и упаковываешь как надо прямо на месте, потом цепляешь тросом и втягиваешь лебедкой в трюм корабля. Именно легкость их добычи привела к тому, что теперь ни один из дневных видов не пользуется спросом на рынке даже в качестве трофеев. Все, кто хотел иметь живые экземпляры, уже их имеют, то же самое и с чучелами. Охотники давно потеряли надежду заполучить хоть один заказ на их поимку — ящеры чудесно размножаются в неволе, только кормить успевай, и всякий желающий может приобрести нужное число особей в любом зоопарке. Удивительная плодовитость позволила птерозаврам в считанные годы восстановить численность своих популяций на Айхамаре после десятилетий бесконтрольного отлова и отстрелов. Сейчас сюда заворачивают только экстрим-туристы да любители стрельбы по живым мишеням.
Другое дело — ночные виды. Их немного, и в ряду представителей животного мира планеты они стоят особняком. Мозг у ночных птерозавров менее развит, по размерам они не идут ни в какое сравнение со своими теплолюбивыми собратьями. Только один вид — черные вампиры — могут представлять опасность для человека, не столько из-за величины (размах крыльев не более четырех метров), сколько по причине непроходимой тупости и склонности нападать на любой движущийся объект, неважно, с мышь он размером или со слона. К счастью, черные вампиры достаточно редки, плохо переносят жару и начинают охотиться лишь тогда, когда становится достаточно прохладно. Мы еще ни одного не увидели; зонды, запущенные Дианой над районом лагеря, тоже не фиксировали никого, кроме дневных обитателей.
«Жучки» уже успели прибрать со стола остатки нашей трапезы, сам стол разобрали и утащили в недра корабля. Кажущееся огромным по сравнению с земным, солнце Айхамара налилось тяжелым багровым свечением и коснулось линии горизонта; мы сидели, лениво развалясь на своих раскладных стульях, перебрасывались ничего не значащими фразами, наблюдая, как последние птерозавры, пировавшие на телах своих убитых соплеменников, тяжело, нехотя поднимаются в воздух и, сделав «круг почета» над нашим лагерем, улетают к месту ночного отдыха. Двигаться никому не хотелось, торопиться было некуда, именно поэтому мы и ужинали сегодня так чудовищно долго. Да и надо ведь позволить организму отдохнуть и частично переварить такую прорву жратвы. Но больше всего было приятно видеть над собой нормальное, пусть инопланетное небо, и ощущать под ногами настоящую землю, а не пол коридоров корабля. Диана лапочка, конечно, но все ее ухищрения превратить твою каюту во что-нибудь более уютное и просторное, чем коробка из-под обуви, заранее обречены на провал. Достаточно руку в сторону протянуть, чтобы убедиться — стена каюты по-прежнему на месте, а березовая роща, бесконечная степь за рекой и прочее в таком духе — чистая фикция.
