— Несколько дней караулят, — довольно кивнул на них охранник. — Не пускаю!
Кажется, я поняла. В этом же поселке проживал мэр…
— Какая еще журналистка? — сердито поинтересовалась я. — Я вообще-то к лучшей подруге пришла! Пустите!
— Все вы к подругам… Какой номер дома? У вас назначено? — Охранник открыл тетрадь, которая была у него в руках.
Разумеется, ничего у меня не назначено… Откуда? Вот настырный человек!
— Тридцать третий дом, — сообщила я. Вытянув шею, тоже заглянула в тетрадь… Найдет ли он кого-нибудь в списке? А вдруг в это же время к Шацким должен был кто-то пожаловать… Для достоверности я назвала фамилию: — Шацкие там живут!
— Знаю я, кто там живет, — сурово отозвался мужчина. — Нет записей на утро…
— Конечно, нет! — завопила я. — Кошка же двадцать минут назад начала рожать!
— Чья кошка? — опешил охранник.
— Шацких! — раздраженно сказала я.
— Вы — ветеринар? — усомнился мужчина.
— А то!
— И роды у кошек принимаете?
— И у коров могу! — тут же с гордостью ответила я. — У вас корова не рожает?
— Проходи! — тяжело вздохнув и перейдя на «ты», махнул рукой мужчина. — К Геле?
— Ага! — довольно закивала я.
— Только у нее могут быть такие сумасшедшие подруги…
«Знал бы ты, какие друзья у старшенькой! Сплошные бандиты!» — злорадно подумала я, минуя шлагбаум. На самом деле, я не собиралась заходить в дом к Шацким. И, честно говоря, новость о том, что поселок, благодаря скандалу с мэром, усиленно охраняют, меня обрадовала… Хотя, как усиленно? Я ведь все-таки пробралась! Но все же за Улю и Матвея стало спокойнее.
Я направлялась к тому фантастическому месту, которое показала тогда Ангелина.
Утес идеально подходил для того, чтобы побыть наедине с собой. Хорошенько обдумать, что уже произошло, и что еще может произойти в жизни…
Выйдя к крутым скалам, которые выглядывали из неспокойной водной глади, резко остановилась. Парочку я заметила сразу. Матвей и Уля расположились на траве у самого обрыва над морем. Глядя на волны, молчали.
Матвей положил голову на колени Ульяны. Девушка запустила в его волосы пальцы… Я стояла за огромным валуном причудливой формы и как завороженная следила за ребятами. В какой-то момент Матвей перехватил руку девушки, которая гладила его по голове, и поднес ее ладонь к губам. Уля смущенно улыбнулась. Первые утренние лучи освещали крутые скалы… Темно-каштановые волосы Ули блестели на солнце. Одни наедине с собой. С природой. Будто только здесь Матвей и Ульяна смогли скрыться от всех проблем и быть наконец в безопасности.
Внезапно Шацкая повернула голову и задумчиво посмотрела в мою сторону. И хотя я успела спрятаться за нагретый камень, прислонившись к нему спиной, стало не по себе… Не хватало еще, чтобы меня здесь застукали…
Когда Уля снова обратилась к Матвею, я осторожно попятилась назад, к лесу… Бежала обратно к шлагбауму мимо вековых старых сосен. Почему-то хотелось плакать.
*
Волны шумно облизывали берег. Паша встретил меня у входа на дикий пляж. На друге — шорты и светлая рубашка с закатанными рукавами. В сумерках загорелое лицо и руки Пашки были совсем черными…
— Какой ты сегодня нарядный! — негромко рассмеялась я, оглядывая друга.
Пашка засунул руки в карманы шорт и, склонив голову набок, тоже смотрел на меня.
— И ты нарядная, — вынес вердикт Долгих.
— Ну так… Немножко! — скромно отозвалась я, поправляя прядь волос, которую трепал ветер. Хотя сама весь вечер крутилась перед зеркалом.
— Тут вроде не холодно… На тебе нет нижнего белья? — решил уточнить Пашка.
Я по инерции прикрыла грудь сумочкой, а затем пару раз шандарахнула ей же Долгих.
— Павлуша! — пригрозила я.
Пашка смеялся.
— Ладно-ладно, — увернувшись от моих ударов, проговорил друг, — ай! Ковалева, ты почему такая буйная опять? Пойдем, кое-что тебе покажу!
Взявшись за руки, мы отправились в деревянный домик со спортивным инвентарем. Закрыв за собой дверь на ключ, Паша провел меня в небольшую комнату. Там на серфе, лежащем на полу, находился наш ужин — роллы и вино. Над головой трещала одинокая лампочка, освещающая помещение слабым желтым светом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Пабло Эскобар! — воскликнула я. — Вот так шик!
— Все для тебя, Жан-Поль Готье! — усмехнулся Долгих. — В лучших традициях богатых домов…
Пашка подошел к окну и распахнул створки настежь. В комнату сразу проникла морская прохлада.
— Присаживайся на пол! — пригласил друг. — Стульев здесь, к сожалению, нет…
Я тут же уселась на брошенный рядом с доской плед, схватилась за деревянные палочки и склонилась над роллами.
— Вон те хочу попробовать, самые большие. Где много-много сливочного сыра! — сообщила я.
Пашка забрался на подоконник и теперь с интересом смотрел на меня сверху вниз. За его спиной грохотало море.
— Знаю, — сказал Долгих. — Поэтому заказал их побольше…
Паша так разглядывал меня, что, если честно, под его пристальным взглядом и кусок в горло не лез. Хотя до этого мне казалось, я готова смести все, что было на нашем импровизированном серф-столе.
— Долгих, ну что ты стоишь над душой? — в конце концов, рассердилась я. Затем похлопала рядом с собой по пледу. — Падай!
— Как скажешь, — кивнул Пашка, направившись ко мне.
Мы сидели напротив открытого окна в окружении многочисленных досок и вёсел. С пола не было видно моря, зато отчетливо слышался его грозный шорох. В окно заглядывали яркие звезды. Высоко в темно-синем небе повисла белая луна.
— Я сказал твоей маме, что ты сегодня не придешь ночевать, — нарушил вдруг тишину Паша.
— А она что? — спросила я с замиранием сердца.
— Ответила, что из тебя получится классное рагу…
Мы молчали.
— Ты такой дура-а-ак, — протянула я наконец.
Снова переглянулись и заржали.
— Да ничего она не сказала, — отсмеявшись, сообщил Долгих. — Ковалева, ты ведь взрослая девочка?
Я, подавившись смешком, внимательно посмотрела на Пашку и согласно кивнула. Друг, не сводя с моего лица внимательного взгляда, протянул ко мне руку и осторожно провел пальцами по косточкам ключиц. Наклонился и поцеловал в висок.
— Красивая Поля, — шепотом сказал он мне на ухо. — Всегда. Самая. Самая красивая Поля… Моя.
Я первой отыскала его губы. Сердце бешено билось, а от каждого легкого прикосновения меня словно прошибало током. Поцелуи становились все смелее, глубже, нетерпеливее. Когда руки Долгих проникли под платье, совсем потеряла голову…
— Люблю тебя! — выдохнула я, на мгновение оторвавшись от наших с Пашей поцелуев. Горячими ладонями обхватила его лицо. — Долгих, ты слышишь? Люблю! Люблю тебя! С девятого класса люблю…
Паша продолжал целовать, улыбаясь мне в губы. Уложил на плед, попутно спустив бретельки легкого сарафана с моих плеч… Все наши движения были преисполнены нежностью, желанием, наслаждением. «Люблю!» — стучало в каждой жилке. Все эти годы захлебываюсь своей любовью…. Люблю всем сердцем, преданно, без остатка.
Море за окном продолжало волноваться. Красные буйки качались на неспокойной черной воде. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… Вспененные белые волны с грохотом подкатывали к берегу, обрушивались на деревянный старый пирс…
Шторм прекратился только под утро. Море встретило новый день полным безмятежным штилем.
Глава 39
Первые солнечные лучи ворвались в небольшую комнату. Я открыла глаза и осмотрела помещение. В желтых столбах света кружились пылинки. Глянула наверх. Над головой угрожающе возвышалось одно из вёсел… Как оно еще не сыграло кому-нибудь из нас по голове?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В комнате было свежо, а на мне из одежды — только услужливо накинутая Пашей мужская светлая рубашка. Я перевела взгляд на сладко спящего друга и не смогла сдержать улыбку. Внимательно рассматривая его лицо, осторожно провела указательным пальцем по скуле Долгих, затем погладила его взъерошенные темные волосы… Паша, промычав что-то неразборчивое, перевернулся на другой бок. Тогда я склонилась, поцеловала его в макушку и потянулась за своим сарафаном, который валялся в моих ногах.
