Во время конференции явно обозначился некоторый антагонизм между российскими и заграничными организациями. Хотя этот антагонизм существовал практически всегда, начиная с 1903 года, но то обстоятельство, что в Русском бюро теперь доминировали кавказцы (Орджоникидзе, Спандарян, Сталин) в сочетании с весьма импульсивным Голощекиным, делало ситуацию еще более острой. Примиренчество Каменева, Зиновьева и Рыкова ушло в прошлое. Большинство примиренцев было или арестовано полицией, или дезориентировано происходящими внутри партии процессами. Зарубежная часть партии большевиков не могла теперь навязывать свою волю российским комитетам. Обычно, говоря о Пражской конференции, многие исследователи акцентируют внимание на том факте, что на конференции присутствовало сразу два агента охранки — Р. Малиновский и А. Романов. Да, Департамент полиции был полностью информирован обо всем, что происходило в Праге, находя, очевидно, в углублении раскола между социал-демократами явную выгоду для себя. Однако 1917 год все расставит по местам. Объективно Пражская конференция лишь организационно оформила фактический процесс распада бывшей РСДРП и сплочения значительной части большевиков пострево- люционного периода на ленинской платформе.
На процесс размежевания весьма сильно повлияла и другая сторона, а именно Лев Троцкий, сколотивший на конференции в Вене в августе 1912 года так называемый Августовский блок из сторонников Потресова, Мартова, своих собственных, а также латышей и бундовцев. Представитель группы «Вперед» (Г. Алексинский), не поладив с
Троцким, покинул конференцию. Плеханов под благовидным предлогом вообще не приехал, точно так же, как и в январе он не приехал в Прагу к большевикам. Единства (прежде всего организационного) внутри блока добиться не удалось. Идейные разногласия, хотя и не такие острые, как в отношениях с ленинцами, тоже сохранились.
В последующие два года до начала Первой мировой войны большевизм оставался на той же идейной платформе и в тех же организационных формах, в которых он сформировался к 1912 году. Эти два года прошли под лозунгом, выдвинутым Лениным на Краковском совещании ЦК РСДРП в декабре 1912 — январе 1913 года: «Наступило время собирания сил». Ленина в этот период в основном интересуют проблемы пропаганды (в том числе с думской трибуны), организации стачечного движения и легальных форм классовой борьбы через профсоюзы. Особое внимание — развитию легальной и нелегальной печати. В начале 1913 года в Петербурге стало функционировать легальное большевистское издательство «Прибой», позволившее издавать (и легально распространять) некоторые книги и брошюры. Ленин особо сосредотачивается на полемике с ликвидаторами, свидетельством чего является сборник «Марксизм и ликвидаторство», вышедший в 1913–1914 годах. В серии статей «Спорные вопросы» («Открытая партия и марксисты») Ленин доказывает, что оппортунистический реформизм ничем не отличается от либерального. В статье «Исторические судьбы учения К. Маркса» Ленин писал: «Внутренне сгнивший либерализм пробует оживить себя в виде социалистического оппортунизма… Улучшение положения рабов для борьбы против наемного рабства они (оппортунисты. — Л. Б.) разъясняют в смысле продажи рабами за пятачок своих прав на свободу».
Постепенно внимание Ленина привлекает и национальный вопрос, доклад по которому он сделал на Поронинском совещании ЦК РСДРП в сентябре — октябре 1913 года. Лениным были отмечены две тенденции в национальном вопросе, наметившиеся за последнее время: активизация национально-освободительной борьбы угнетаемых народов и, одновременно, ломка национальных перегородок, интернационализация капитала, а также экономики, политики, науки. Известно, что большевизм в то время базировался на лозунге «полного равенства всех наций», признавая право наций на самоопределение вплоть до отделения. В первую очередь, разумеется, этот лозунг затрагивал проблемы в национальном вопросе трех последних европейских империй — Германской, Австро- Венгерской и Российской. Австромарксисты предложили гораздо более мягкую концепцию национально-культурной автономии, разделив тем самым национальные права и право на территорию (власть на данной территории). Борис Кагарлицкий справедливо считает, что австромарксистская программа представляла собой попытку спасти целостность Австро-Венгерской империи, одновременно удовлетворив требования многочисленных национальных меньшинств. Право на собственную культуру и язык не предполагало права на создание собственного государства. Ленин же подчинил национальный вопрос интересам политики, полагая, что национально-освободительное движение в такой стране, как Россия, в принципе прогрессивно, а, следовательно, будет союзником в борьбе с самодержавием. Здесь заметно влияние Маркса, искренне считавшего русский царизм деспотией, поработившей другие народы.
Против лозунга о праве наций на самоопределение выступила Роза Люксембург, заявив, что этот лозунг отвечает, прежде всего, интересам буржуазных националистов. Ответом Ленина был весьма сомнительный тезис о том, что национализм угнетающих и порабощенных наций якобы различен по своей природе. Будущее покажет, что национально-освободительная борьба может привести к появлению и сугубо националистических режимов, подавляющих все остальные этносы. Борис Кагарлицкий, уделивший внимание этой проблеме, указывает на то, что Роза Люксембург, будучи польской еврейкой, в своих выводах опиралась на знакомство с польским национализмом, который показал себя во всей красе в 1920-е годы[250].
Но критика Р. Люксембург все же оказала известное влияние. В резолюции Поронинского совещания по национальному вопросу, в частности, говорилось: «Вопрос о праве наций на самоопределение (т. е. обеспечение конституцией государства вполне свободного и демократического способа решения вопроса об отделении) непозволительно смешивать с вопросом о целесообразности отделения той или иной нации. Этот последний вопрос с.-д. партия должна решать в каждом отдельном случае совершенно самостоятельно с точки зрения интересов всего общественного развития и интересов классовой борьбы пролетариата за социализм»[251].
Многие исследователи считают, что толерантность большевиков по отношению к национальным движениям объясняется их желанием использовать политический потенциал «националов» в борьбе с самодержавием. В этих движениях и партиях были группы, идейно весьма близкие к большевикам, в частности, в Социал-демократии Польши и Литвы (т. н. «розламовцы»), среди латышских и финских социал-демократов. В феврале 1914 года на Украине большевики провели показательную кампанию в связи со столетием со дня рождения Тараса Шевченко, действуя совместно с левыми элементами «Спилки» (в годы гражданской войны большинство этих людей стали «боротьбистами», а затем влились в партию большевиков). Не подлежит сомнению, что вопросы национально-освободительной борьбы рассматривались Лениным через призму марксистских представлений о прогрессивности этого явления. Национальное угнетение, как правило, сопряжено с экономическим угнетением. Ленин выступает против привилегий одной нации перед другими. Но проблема соотношения национального и классового никогда подробно и конкретно Лениным не анализировалась, потому что перед ним такие проблемы не вставали. Он только отметил, что рабочие конституируются как класс национально1. Абстрактно же Ленин связывал национальную проблему с вопросом о демократии, считая, что проблема мирного сосуществования или расхождения наций должна решаться только демократическим путем.
Главной проблемой европейской социал-демократии в 1912 году становится возможность войны. В ноябре 1912 года в Базеле состоялся экстренный Международный социалистический конгресс, вызванный обострением ситуации в Европе в связи с Балканскими войнами. «Базельский манифест» — это манифест против войны, и большевики самым естественным образом были среди подписавших его. Не прошло и двух лет, как европейские социал-демократы в своем абсолютном большинстве поддержали военную политику своих правительств, оказавшись по разные стороны линии фронта и выкинув идеи пролетарского интернационализма на помойку истории.
Есть разные объяснения такого поведения. Многие объясняют это «легализмом» — психологической неспособностью отказаться от легальности во имя пропаганды антивоенных лозунгов. Кто-то говорит о прямом подкупе партийных верхов европейских социалистов. Не забыты и чисто психологические причины — понятия родины и патриотизма всплыли на поверхность и подавили все остальные идеи. Надо заметить, что в европейской социал-демократии идея «пролетарского интернационализма» никогда не пользовалась особой популярностью. Социал-
