Дед не шел – шествовал. Вальяжно улыбался, приобнимал за обнаженные плечики сияющую Валентину, благосклонно кивал лебезящей обслуге. Меня от таких помпезностей тошнило – должно быть, я в батьку пошел. К счастью, в этой суете я успел смешаться с телохранителями и укрылся за их широкими спинами. Дед несколько раз величаво поводил головой – оглядывался, меня искал. Но не зря меня еще в Школе обучали искусству скрадывания и слежки. Я возник рядом с ним только тогда, когда позади закрылись роскошные двери, отсекая папарацци и прочую неблагородную публику. В сам клуб представителей СМИ не пускали. Разве что таких, как дочка вице-адмирала Караваева. Дедовых телохранителей, кстати, тоже оставили снаружи. Тут своя охрана. Сверхнадежная, сплошь офицеры ФСБ. По пути к лифту деда от его невесты оттерли. Директор клуба, вице-директор, еще какие-то шишки…
Валентина, впрочем, субординацию понимала, приотстала, взяла меня под руку:
– А вы, я вижу, не любите публичных мероприятий, Артём Алексеевич?
– Я их избегаю, Валентина Сергеевна.
Должен признать, девушка чертовски хороша. Шейка, плечи, грудь… Кожа упругая и гладкая, как у настоящей афро, и при этом абсолютно белая. Подобная иногда бывает у рыжих зеленоглазых девушек. У сестренки моего напарника, например… В наших великосветских кругах такая белизна в последнее время вошла в моду. Но поскольку моя будущая бабушка была кареглазой брюнеткой, то ей наверняка пришлось прибегнуть к услугам косметолога.
– Вам не нравится мой парфюм, Артём Алексеевич?
– Почему вы так решили?
– Потому что вы от меня все время отодвигаетесь.
Тут, к счастью, мы вошли в лифт, и разговор естественным образом прервался.
Стол нам накрыли в Красном зале, втором по значению в здешней табели о рангах. Выше – только Белый, для августейших особ.
Меня усадили справа от деда, между ним и Валентиной. Как будто это не он, а я – жених.
За одним столом с нами оказались еще пятеро: двое мужчин и три женщины. Мужчин я знал: одного – лично: тайный советник дядя Коля; другого – заочно: лидер Монархической партии Польши и Украины Грищенко-Жолотовский. Толстый, усатый, похожий на немецкого бюргера-пиволюба средней руки. Оба были с супругами, донельзя светскими многократно омоложенными дамами, а Грищенко в придачу к супруге имел еще и племянницу: розовощекую девушку с пухлыми губками шестнадцатилетней и наивно-порочными глазищами искушенной фрейлины. Девушку звали пани Галиной, и она с ходу нацелилась на меня. Возможно, ее именно для этого и привели. Терпеть не могу таких вот девушек из высших слоев, фальшивых, как отпечатанные в Гонконге иранские акции. Впрочем, после пары моих ответов, односложных, по меркам этикета крайне невежливых, девушка надула губки и полностью сосредоточилась на еде.
– А вы не очень добрый человек, Артём Алексеевич,– сказала моя соседка справа.
Я повернулся и посмотрел на нее. Сказано было по-испански, причем с характерным бразильским акцентом.
– Почему вы так решили, Валентина Сергеевна?
– Обидели девочку.
– Я грубый солдат, сударыня. Светским манерам не обучен.
Валентина засмеялась:
– А я думала, в Высшей Императорской школе есть курс этикета.
– Есть,– согласился я.– Но я его прогуливал.
– Танцы – тоже?
– Танцы солдата – кулачный бой.
– Очень мужественно. Но обидно. Я как раз хотела предложить вам потанцевать.
Я покосился на деда.
Дед вещал.
Дядя Коля и Грищенко-Жолотовский – внимали. Последний, правда, отвлекся на мгновение: недовольно покосился на племянницу.
«Тебя что сюда – жрать привели?» – читалось во взоре польско-украинского монархиста.
– Идемте, Артём Алексеевич,– Валентина коснулась моей руки ухоженными пальчиками.– Офицеру не к лицу отказывать даме…
– …И его будущей бабушке,– подхватил я с широкой улыбкой, заимствованной у губернатора Невады.
Ух как ей захотелось ответить мне какой-нибудь колкостью. Но она сдержалась. Встала (лакей отодвинул стул), оперлась на мою руку.
Три дамы за столом проводили нас завистливо-неодобрительными взглядами.
– Самбу-капону вы, конечно, не умеете? – спросила Валентина.
– Угадали.
– А что умеете?
– Вальс,– буркнул я.
Вальс – наименее эротичный из известных мне танцев. Не считая менуэта.
– Пусть будет вальс,– она сделала знак музыкантам.
Те заиграли что-то грибоедовское. Я бы предпочел Штрауса, но в Императорском клубе играли только отечественных композиторов. Интересно, как бы они выкрутились с этой… самбо-капоной.
Вести ее было легко.
– Я вам настолько не нравлюсь, Артём? – спросила Валентина.
– Не настолько.
Она некоторое время молчала, потом произнесла ровным голосом:
– Он вам сказал, да?
Вот тут я ее зауважал.
– Да.
– А он сказал, что нам придется сделать это до свадьбы?
Ну да. Дед же у нас – истовый православный. После венчания – никаких внебрачных связей.
– Я не уверен, что вообще намерен делать это.
Черт! Теперь я ее обидел по-настоящему. Сказал – и сразу раскаялся.
– Валюша, простите меня,– проговорил я мягко.– Поймите, дело не в вас. Мой дед, он – тиран.
– Ваш дед, Артём Алексеевич, очень несчастный человек! – перебила она меня сердито.– Вы даже представить себе не можете, как его гнетет отсутствие правнука. Вы же последний в роду, Артём! Последний Грива! Как вы можете так говорить?
И все это время мы кружились в танце по сверкающему паркету, и она была так же послушна мне, как минуту назад. Только рука чуть-чуть напряглась.
– Вы его действительно любите? – задал я бестактный вопрос.
– Люблю. И безмерно уважаю,– ответила Валентина.– Ваш дед – великий человек. Я ведь общалась со многими власть предержащими, Артём Алексеевич, моя программа как раз о тех, у кого власть. И почти все эти люди… Они другие. Когда ореол могущества рассеивается, они становятся обычными людьми. А ваш дед… Величие у него в крови.
«Да уж,– подумал я.– Полвека на вершине. Тут хочешь не хочешь, а привыкаешь не смотреть, а взирать».
– Вы этого не чувствуете, потому что в вас – та же кровь. Вы на него очень похожи, Артём Алексеевич…
– Только ростом поменьше,– усмехнулся я.– Валя, не называйте меня больше Алексеевичем. Артёма вполне достаточно.
Музыка смолкла. Я вежливо наклонил голову.
Валентина сделала реверанс.
– Спасибо. Вы танцуете лучше, чем я ожидала, Артём,– она улыбнулась,– но давайте вернемся за стол. Что-то я проголодалась…
«Врешь,– подумал я.– Второй танец – за дедом».
Точно. Поесть ей не удалось.
Я неплохо танцую, но дед – это мастер. Когда-то он брал уроки у лучшего танцмейстера Санкт-Петербурга. Сначала – чтобы улучшить осанку, потом увлекся. Дед сам мне об этом рассказывал. Не знаю, какая пара получится из деда с Валентиной в жизни, но в танце они друг другу подходили идеально. Я невольно залюбовался… Даже прослушал вопрос, заданный мне дядей Колей, и ему пришлось повторить.
– Ты не знаешь, Артём, как продвигается тема, из-за которой мы встречались в последний раз?
Увидев, как Грищенко-Жолотовский навострил мясистые шляхетские уши, я улыбнулся:
– Не знаю, дядя Коля. Мне не докладывали, я ведь простой майор.
– Ладно, ладно, не прибедняйся. По нашим сведениям, Главный Консультант Сунь от тебя не отходит.
– Он просто никак не может поверить в наличие коры головного мозга у офицера-«полевика».
– Значит, не знаешь…
– Не знаю, дядя Коля. Могу только предположить, что положительных результатов нет. Иначе вам непременно сообщили бы.
– Жаль,– искренне произнес тайный советник.– Очень жаль.
– Что, дела обстоят так скверно? – спросил я.
– Очень. Ситуация ухудшается буквально с каждым месяцем. Будет время, заезжай ко мне в управу – расскажу.
– А что это ухудшается? – с кокетливой улыбой поинтересовалась племянница главного украинского монархиста.– Это вы о чем, господа? Ой!
Вероятно, кто-то из родственников пнул девицу под столом. Зря. Она лишь озвучила мысли присутствующих.
– Погода,– невозмутимо ответил дядя Коля.– Глобальное потепление, сударыня. Мы попросили Международный координационный Центр по исследованию проявлений феномена спонтанной деструкции проанализировать перспективы. У них ведь лучший в мире мегакомпьютер.
– Потепление! Ой как интересно! – прощебетала девица.
Ее дядя криво улыбнулся. Погода, как же. Небось сделал зарубку в памяти: узнать, когда, где и по какому поводу мы с дядей Колей встречались. Перебьется. Ни польскому сейму, ни украинской раде совершенно ни к чему знать о глобальных проблемах империи. Их известят, если потребуется пошуметь. Это они могут.
Я посмотрел на деда, танцующего со своей невестой, и мне вдруг остро захотелось напиться.
Я перевел взгляд на Грищенко-Жолотовского, и тот мгновенно отреагировал на мое невысказанное желание, откашлялся (чуткий лакей мигом наполнил его бокал), поднялся, провел левой рукой по розовой лысине.
