После того как Макс вышел из любовной игры, Грейс не стала предаваться горю и вскоре сообщила Максу, что она согласилась на предложение Дэвида пообщаться с его другом и его подругой, чтобы учетверить наслаждение. Грейс смущённо объявила, что приглашение на Макса не распространяется, ибо та женщина малых размеров и боится больших хуев. И в этот момент былая ревность, будто никогда не подавленная, а ещё более возмужавшая, бросилась из прошлого на Макса, и он от полной неожиданности оказался в абсолютной её власти. Ужас ревности можно было выразить одним отчаянным воплем: «А я?!»
Но в отличие от прошлых дней, Максу удалось взять себя в руки и спокойно пожелать Грейс многих оргазмов.
Однако Грейс заметила, как больно стало Максу, и предложила ему принять участие в их наслаждениях, но только в качестве наблюдателя, с разрешением подключать язык, но держа в стороне ставшие опасными член и палец. Макс обрадовался, как мальчик, которому отменили наказание и позволили смотреть телевизор.
Истомив свой язык на новой пизде, Макс получил возможность поразмышлять, наблюдая за ебутцимися. Он думал так:
Женщина, когда ей лижут клитор, чувствует себя мужчиной. И только когда её ебут в её отверстия, она – женщина.
Мужчина, когда ему лижут сосок, чувствует себя женщиной. Мужчина есть мужчина, когда заполняет хуем отверстия.
Если мужчина лижет клитор, он становится женщиной, вернее, квазиженщиной, так как клитор есть недоразвитый член, который он берёт в рот.
Таким образом, мужское ощущение связано с проникновением в полость, а женское ощущение – с заполняющейся полостью.
У каждого пола есть возможность испытывать ощущения другого пола: сосок у мужчины – это орган, который имеет только одно назначение – быть эрогенной зоной, напоминая о единстве происхождения с женщиной на начальном этапе развития эмбриона. Таким же напоминанием общности с мужчиной является клитор, который тоже не несёт никакой иной функции кроме как источника наслаждения. Любопытно, что напоминания о единстве мужчин и женщин осуществляются с помощью органов, посвящённых исключительно наслаждению.
Мораль более снисходительна к женщине, испытывающей мужское ощущение, чем к мужчине, испытывающему женское. Женщина может выбирать, какое наслаждение ей испытывать, мужское (клиторальное) или женское (вагинально-анальное).
Мужчины чувствуют, что лизание клитора – это женский акт: заполнение полости их рта выступом-отростком. Быть может, потому многие мужчины сторонятся клитора. Ибо при большом клиторе всё яснее напрашивается аналогия с членом, в чём лижущий клитор мужчина не хочет себе признаться.
А пока Макс со страхом смотрел на свой ставший огромным член – он не хотел, чтобы женщина стонала из-под палки. Теперь женщина могла стонать только из-под его языка.
Видно и впрямь это была специфика Максовой плоти: она начинала у него расти, как растение, если обильно сдабривалась удобрением. Медленно, но верно рос его средний палец левой руки, который он регулярно заправлял в зады женщин, и с ещё большей скоростью рос хуй. Увидев его выросший член, женщины и даже Грейс уже не подпускали его к анусу, а вскоре и перестали подпускать к влагалищу.
Огромный средний палец приносил тоже массу неудобств. Стоило Максу поднять руку с торчащим пальцем, как все вокруг думали, будто он делает неприличный жест, причём для этого он ещё водрузил муляж огромного пальца на свой. Никому в голову не приходило, что у Макса настоящий палец такого размера. Он прятал руку в карман брюк, в которых кармана как такового не было, а была просто дыра, и прижимал палец к ноге. А член он пускал вниз по правой ноге.
В какой-то момент лишённые удобрения палец и хуй остановились в росте, но уменьшаться они явно не собирались.
Макс вынужден был перейти на вуайеризм. Занимался он тем, что добывал мужчин для Грейс и наблюдал за двойным проникновением в неё, дроча свой хуй обеими руками, или давая его в руки самой Грейс, если они у неё были свободны. Иногда она лизала его член, конечно, не в состоянии взять головку в рот, а только языком водя по её необъятной поверхности.
Однажды, когда желание Макса поместить хуй в горячую женскую плоть стало невыносимым, Макс обратился к Дэвиду за помощью – его приятель Стив владел конным заводом.
Если Макс мог теперь погружать свой хуй в чью-либо плоть без того, чтобы разорвать полость, так это могла быть пизда кобылы. Стив умудрился организовывать регулярные посещения Максом своих кобылиц. Грейс, Дэвид и Стив часто сопровождали Макса и наблюдали за ним, взбирающимся на специально сделанное возвышение, на котором его хуй оказывался на уровне кобыльего влагалища. Кобылу помещали в маленький загон, чтобы она не вздумала кокетничать с Максом с помощью ударов копытами и других резких телодвижений.
Дэвид, Стив и Грейс наслаждались, наблюдая за радостью Макса, а потом Макс лизал клитор Грейс, налюбовавшись хуями Дэвида и Стива, посновавшими в её пизде и заде. Но больше всего Макс опасался соприкоснуться языком с дерьмом Грейс, выдавливаемым наружу при активных движениях в её анусе. И это было вовсе не из брезгливости – Макс боялся, что и его язык может отреагировать таким же резким ростом, как его палец и хуй. А в намерения Макса не входило жить с языком на сторону.
Идеальные браки[47]
Их было четверо: двое женатых мужчин и две замужние женщины, но среди них не было супружеских пар. Их «половины» были где-то далеко, вдали от той комнаты в отеле, в которой собрались эти счастливые люди. Участники действа были раздеты, голодны и легко дополняли друг друга до целого. Причём прекрасного целого, скреплённого желаниями, но в конце концов распадающегося на удовлетворённые части.
Мэт явился с Кэри – они случались в этом отеле раза три в месяц. Сначала за комнату платил Мэт, но затем, чтобы отстраниться от жадной до встреч Кэри, он пожаловался на свои финансовые трудности, думая, что этим он сможет уменьшить частоту свиданий с Кэри. Но она с готовностью и настойчивостью предложила платить за отель, так как рассматривала плату как капиталовложение, с лихвой восполняемое «радостями секса», почти забытыми ею до недавней встречи с Мэтом.
Мэт со своими тремя детьми и женой-японкой по имени Кимико сводил концы с концами благодаря хозяйственности жены, а в особенности – благодаря её родителям, которые регулярно присылали Кимико, своему единственному любимому ребёнку, значительные суммы. А когда у Кимико родились дети, то с каждым новым ребёнком суммы непропорционально и существенно увеличивались.
Это был второй брак Мэта. Первый закончился полным отвращением к жене, которую он поначалу обожал. Несколько лет после развода он наслаждался свободной жизнью и даже пошёл в университет, чтобы подучиться по своей специальности. Там Мэт и познакомился с очаровательной японкой, приехавшей учиться в Америку. Кимико с детства мечтала получить образование в Штатах и выйти замуж за американца. Ей представлялось, что все американцы добрые и богатые. Её мечты свершились, она вышла замуж за американца по любви, за действительно доброго, но далеко не богатого Мэта.
По чудесному совпадению, Мэт с юных лет мечтал о жене-японке, начитавшись об их послушании, преданности и домовитости, так что когда он увидел в аудитории очаровательную студентку из Японии, он использовал все свои чары, чтобы её соблазнить как можно быстрее. Быстрее было не придумать – она отдалась Мэту на первом свидании, наградив его честью быть её первым мужчиной. Мэт безоглядно влюбился в Кимико, из-за чего завалил сессию, и с воодушевлением сделал ей предложение через два месяца после их первой встречи, когда Кимико смущённо шепнула ему на ухо, что беременна.
Кимико была хрестоматийно идеальной женой – покорная, вся в детях, заботливая и непритязательная. Мэт не переставал восхищаться и умиляться ею, как она низко кланяется, скромно отводит глаза, как быстрым движением надевает одни туфельки без задников, входя на кухню, и как, выходя из кухни, снимает их и всовывает свои маленькие ступни в другие. Подавая еду, особенно при наличии гостей, ей приходилось бегать туда и обратно десятки раз и всякий раз она не забывала менять одни туфли на другие, чем приводила в недоуменный восторг не только гостей, но и своего мужа, смотревшего на неё с неизменной нежностью и гордостью.
Но несмотря на свои глубокие чувства к жене и к трём желтоватым деткам, желание других женщин не оставляло Мэта. Первые годы женатой жизни он подавлял это желание, как он это делал в течение своего первого брака, но потом понял, что желание не исчезнет, а будет лишь всё больше и больше сжиматься и в какой-то момент оно взрывообразно распрямится во весь свой гигантский рост, расправит широченные плечи и наделает массу разрушений, размахивая мэтовой «палицей». Поэтому в один прекрасный день Мэт купил не менее прекрасную проститутку и провёл с ней дивные два часа. Облегчение, которое Мэт испытал, было превыше оргазменного – это было облегчение, подобное тому, которое испытываешь после отдачи большого долга, висевшего над тобой и плодившего с каждым днём проценты за невыплату. А теперь Мэт ощутил себя освобождённым. Он выплатил долг человеческой природе. «Жить, – думал Мэт, – это постоянно влезать в долг желанию, а значит, приходится его постоянно выплачивать. Если же отказаться выплатить долг, то мафия психики подвергнет тебя пыткам и в конце концов жутким способом убьёт. И никакая полиция нравов тебя не спасёт».
