вор, стараясь не греметь ключами, я открыла дверь своей квартиры. Внутри было темно. Медленно сползла по стене на мягкий коврик в прихожей, и закрыла лицо ладонями.
Внезапно нахлынуло ощущение, что я здесь чужая, никому не нужная, лишняя.
Под окном раздался резкий сигнал автомобиля, заставил вздрогнуть. Отвыкла. Здесь никогда не бывает тишины, почти не слышно щебета птиц и шелеста листвы. Придется все вспомнить и учиться жить заново, вот только можно ли назвать жизнью то убогое существование, которое я вела ранее?
Сердце болело, словно в него воткнули ледяную иглу. Я тихо вздохнула, снимая рюкзак с плеча, поднялась на ноги и, не включая освещения, прошла в комнату.
Луна стеснительно заглядывала в темное окно, словно приветствуя свою давнюю подругу. Не настоящая луна, просто мерцающий блик на гладкой поверхности. Я прислонилась лбом к холодному стеклу.
Внизу проносились огни машин, рекламные вывески мигали разноцветными огнями, по тротуарам ходили люди. Все куда-то спешат. У них есть дела, есть проблемы, которые требуют решения, есть жизнь.
Я закрыла глаза. У меня ее уже не было…
* * *
Утро встретило раскатами грома и проливным холодным дождем. Капли настойчиво стучали в закрытое окно, оставляя на стекле мокрые потеки. Пронзительно, нарушая тишину, запищал будильник. Наступил новый день.
Я открыла глаза. Вместо привычной белой полусферы надо мной нависал квадратный потолок, испещренный мелкими трещинами. Раньше я их не замечала.
Розовые обои на стенах, зеркальный шкаф, косметика на туалетном столике, глянцевые журналы на краешке дивана.
Медленно поднявшись с кровати, я подошла к шкафу и открыла дверь. Одежда, висящая на плечиках, теперь поражала буйством цветов. Я могла носить такое? Зачем? Чье внимание мне хотелось привлечь?
Все вещи в комнате словно насмехались, напоминая о жизни, которая закончилось, и никогда больше не повторится.
Я вернулась домой, и теперь придется существовать в этой реальности. Работа, на которой сегодня меня должны повысить в должности, бесконечная гонка за деньгами, интриги, сплетни за спиной. Неужели мне когда-то это казалось нормальным?
В груди болезненно ныло, словно заноза, которая вошла так глубоко, что уже не вытащить. Из зеркальной поверхности шкафа задумчиво взирало мое отражение.
— Нужно идти дальше Милла, — тихо сказала я ему.
Знать бы, как это сделать. Говорят, что время лечит. Возможно. Но чтобы вылечить мою душу его потребуется слишком много. Столько у меня нет…
Это над Луэсом время не властно. Оно помогает ему расти, учиться чему-то, приобретать новый опыт. Время — его верный друг и соратник.
Моя жизнь — это всего лишь секунда в вечности. Капля, в потоке воды. У меня его ничтожно мало, чтобы исправить хотя бы сотую долю того, что я натворила.
И я предпочла уйти, чтобы забыть обо всем. Только смогу ли? Когда из памяти выветрится образ злобного чудовища с черными глазами?
Я смотрела на свое отражение в зеркале, словно видела его впервые, провела рукой по взъерошенным коротким волосам. Они снова стали белыми.
А я уже привыкла к длинным каштановым локонам. Они мне нравились больше. Я ко многому привыкла рядом с ним. Привыкла создавать предметы, лечить растения, читать мысли, чувствовать в себе бурлящую энергию, требующую выхода. Могла растить новые цветы, возрождать жизнь.
Леона… Маленький сказочный рай, сотворенный моими руками. Подарок Луэса на мой день рождения… Я никогда больше его не увижу.
Сердце зашлось от боли, заставив зажмуриться и неподвижно замереть. Казалось, меня одновременно пронзили сотни острых лезвий, и одного движения будет достаточно, чтобы я рассыпалась на мелкие осколки.
Тоска сжигала душу серной кислотой. Мне не хотелось жить прежней жизнью. Уже не хотелось…
Если бы можно было все вернуть… Я не полетела бы одна в тот злополучный день и не угодила бы в воронку. И сейчас мы были бы вместе…
Я судорожно вздохнула, чувствуя, как внутри разливается безысходность. Огромная, черная, всепоглощающая. Она возникает только в те моменты, когда все потеряно, и ничего уже не исправить. Мир вокруг словно насмехался, злорадствовал, подло хихикал за спиной.
Взгляд упал на туалетный столик, заставленный тускло поблескивающими пузырьками и баночками. Беззубо скалился шкаф, набитый до отказа разноцветными тряпками, которые я раньше называла одеждой, и за которыми устраивала экскурсии по магазинам. Для чего мне все это теперь?
Я бросилась к шкафу и принялась выбрасывать вещи прямо на пол, словно они были в чем-то виноваты. Яркие блузки присоединились к вороху разноцветных шарфов, сверху прилетели джинсы, затем еще одни. Сейчас все это буйство красок вызывало раздражение. Никогда больше не смогу их надеть. Не хочу.
Я успокоилась лишь тогда, когда опустела последняя полка, а на полу выросла внушительная груда ненужных вещей. Туда же отправилась вся косметика с туалетного столика. Неужели все это я старательно мазала на лицо? Зачем? Я улеглась на пол, посреди этого хаоса и закрыла глаза.
Болело сердце. Болела душа. Казалось, что мне не хватает воздуха. Весь мир внезапно стал враждебным и чужим. Он насмехался, дышал в лицо своим смрадным дыханием. Раньше все было по-другому.
Нет. Это я стала другой.
Я сложила вещи в увесистые пакеты и, с трудом подняв их, направилась вниз по лестнице в сторону мусорных баков. Случайные прохожие с удивлением смотрели на меня, когда я, запыхавшись, и запинаясь на каждом шагу, подошла к баку, открыла крышку, и без сожаления выбросила туда все, что принесла.
Пустые шкафы удивленно взирали на меня открытыми дверцами, словно не понимая, что происходит.
На спинке стула сиротливо висел белый костюм, единственное, что осталось от моего гардероба. Я упала на кровать и закрыла глаза. Ничего не хотелось. Если бы можно было остаться в этой блаженной черноте, не видеть, не слышать и не чувствовать. Я понимала, что это невозможно, так же, как и то, что я больше никогда не смогу жить по неписаным законам этого мира.
Я вздохнула, поднимаясь к кровати. Нужно двигаться дальше, и у меня есть незаконченные дела.
* * *
Офисное здание вдруг показалось мне незнакомым. Я остановилась возле входных дверей, удивленно подняв голову вверх. Двадцать пять этажей. Этакий монумент величия и самодовольства. Раньше он виделся мне великолепным творением людского гения, теперь передо мной была стеклянная тюрьма, приветливо распахнувшая двери перед лицом.
Я медленно шла по коридору. Казалось, что ноги ступают не по мягкому ковровому покрытию, а по битому стеклу. Из многочисленных дверей сочилась чернота, я даже сейчас чувствовала ее кожей. Зависть. Жадность. Злоба.
Я понимала настроение людей, находившихся за стенами. Они боролись. Дрались с этим миром, вырывая друг
