Я посмотрела на коробку.
— Двенадцать долларов. Не дороговато ли за десять пирожных? — удивилась я. Нейт поднял брови. — За десять бельгийских миндальных пирожных.
— Только не для «Скотч дизайн инкорпорейтед», — сказал Нейт, укладывая коробки в тележку для покупок. — Вообще-то это самые дешевые из их праздничных покупок. Вот когда перейдем к башенкам из орехов и сыра, ты поймешь, что такое дорого.
Я бросила взгляд на часы.
— Наверное, я туда не попаду. У меня перерыв всего лишь полчаса, и если опоздаю хотя бы на минуту, Харриет будет волноваться.
— Купи ей бельгийских пирожных, — предложил он, добавив к покупкам последнюю коробку. — Может, они ее исцелят, за двенадцать-то долларов.
— Сомневаюсь, что это будет так легко. Или недорого.
Нейт повернул тележку и, миновав полки с шоколадом, направился в отдел жевательного мармелада. «Спайс-энд-Тайм» был из тех огромных магазинов деликатесов, которые проектируют так, чтобы они выглядели маленькими и уютными: узкие проходы, приглушенное освещение и, куда ни повернись, полки, забитые товаром. Лично я испытывала в нем приступы клаустрофобии, особенно в рождественские праздники, когда там толпилось вдвое больше народу, чем в обычные дни. Нейт, похоже, чувствовал себя прекрасно: лихо повернув тележку, он объехал группку пожилых людей, рассматривающих конфеты, и остановился в уголке, где громоздились полки с коробками песочного печенья.
— Даже не знаю, — заметил он, взглянув на список покупок, и начал складывать в тележку жестянки, украшенные изображением крепкого шотландца с волынкой. — Полагаю, что потребности Харриет гораздо проще, чем она думает.
— Например, полная организация домашнего хозяйства, любезно предоставленная бюро «Будьте спокойны»?
— Нет. Реджи.
— Ага, ты тоже заметил, — сказала я, глядя, как мимо нас протискиваются те же старички и старушки.
— Я тебя умоляю! — Нейт закатил глаза. — Это же очевидно! С чего бы ему дарить ей гинкго?
— Вот-вот, и я о том же! Но когда я сказала об этом Харриет, она была потрясена. Просто в ужасе.
— Неужели? Похоже, она в худшем душевном состоянии, чем мы думали, — произнес Нейт, двигая тележку дальше. — Хотя, честно говоря, это невозможно.
Мы резко остановились, едва избежав столкновения с двумя женщинами, которые везли тележку, доверху заполненную вином. После нескольких злобных взглядов в нашу сторону и громкого звяканья они потребовали, чтобы мы уступили им дорогу, и гордо укатили прочь.
— Она считает, что у нее нет времени на отношения, — сообщила я.
— А у кого оно есть?
— Согласна. Видимо, она просто боится.
Нейт удивленно посмотрел на меня.
— Боится? Реджи? Или она думает, что он силой заставит ее отказаться от кофе в пользу нормальной жизни?
— Нет.
— А чего же тогда? — спросил Нейт.
Я немного помолчала, внезапно осознав, что тема слишком скользкая.
— Боится, что ей причинят боль, если она откроется, подпустит кого-нибудь слишком близко.
— Ну да, — сказал он, добавляя в тележку сырные палочки. — Отношения всегда связаны с риском. Иногда что-то получается, иногда — нет.
Я взяла коробку с сырными палочками и стала разглядывать.
— Да, но дело не только в случае.
— Ты о чем? — спросил он, забирая у меня коробку и укладывая на остальные.
— Ну, если заранее знаешь, что есть какое-то обстоятельство, из-за которого любые отношения обречены, — скажем, как Харриет, которая чересчур независима и помешана на контроле, — то, может, лучше признать это и не тратить зря свое время? И чужое тоже.
Я покосилась на Нейта, который не сводил с меня глаз.
— Значит, независимость обрекает взаимоотношения? С каких это пор?
— Просто пример. Может быть что угодно.
Нейт посмотрел на меня со странным выражением лица, довольно обидным, если учесть, что он сам начал разговор. И вообще, неужели он ждет, что я вот так вот возьму и скажу: у нас ничего не выйдет, не хочу ни в кого влюбляться, тем более в человека, за которого буду беспокоиться? Пора было возвращаться к абстрактным рассуждениям, и как можно скорее.
— Я говорю, что Харриет не доверяет мне даже ящик с наличными. А уж просить ее доверить свою жизнь постороннему человеку…
— Вряд ли Реджи нужна ее жизнь, — ответил Нейт, толкая тележку. — Всего лишь свидание.
— Тем не менее лиха беда начало. И вообще, может, она не хочет рисковать.
Я почувствовала его взгляд, но демонстративно посмотрела на часы. Пора было возвращаться на работу.
— Да, может, и так, — сказал он.
Десятью минутами позже — и опоздав на одну минуту — я влетела в магазин, где меня ждала Харриет.
— Уф, вот и ты! — воскликнула она. — А я уже начала волноваться. Похоже, у нас сегодня будет наплыв посетителей. Я чувствую.
Я посмотрела на центральные магазинчики и киоски — покупателей хватало, но народ не толпился. В ресторанном дворике людей тоже было немного.
— Я уже здесь, не переживай, — сказала я, запихивая сумочку под прилавок, и вдруг вспомнила, что у меня есть подарок для Харриет.
— Держи, это тебе!
— Правда? — Она поймала коробку и посмотрела на этикетку. — Миндальные пирожные! Обожаю!
— Бельгийские, — сообщила я.
— Отлично, еще лучше! — ответила она, разрывая упаковку.
— Давай, Лейни! Ускорь шаг!
Я посмотрела на Оливию, затем — в том направлении, куда она кричала, — на дальний конец парковки при торговом центре. Там никого не было, только несколько машин да пакет из закусочной «Двойной гамбургер», мечущийся под порывами ветра.
На удивление теплым воскресным утром Оливия сидела на бордюре неподалеку от касс кинотеатра, держа на коленях открытую книгу.
Оглянувшись, я увидела Лейни: одетая в бордовый спортивный костюм, она медленной рысцой огибала дальний угол универмага Мейера, направляясь в нашу сторону.
— Наконец-то! — воскликнула Оливия, вытаскивая из-под книги кухонный таймер и поднимаясь на ноги. — Беги быстрее, если хочешь, чтобы я торчала здесь еще один круг! — прокричала она, сложив рупором ладони. — Ясно тебе?
Лейни ничего не ответила, может, не расслышала; она бежала, уставившись прямо перед собой: топ-топ-топ. На ее раскрасневшемся лице застыло серьезное выражение, но, пробегая мимо, она кивнула.
Оливия посмотрела на таймер.
— Восемь минут! — крикнула она вслед Лейни, которая, пыхтя, направилась к противоположному концу торгового центра. — Ты должна пробежать целую милю за шестнадцать! И это еще медленно!
— Она все еще тренируется для пятикилометрового забега? — поинтересовалась я.
Мимо прошел охранник центра, бросив на нас подозрительный взгляд.
— Нет, она уже выше тренировок, — ответила Оливия, усаживаясь на бордюр. Таймер она положила рядом. — Она сосредоточилась на беге, дышит и живет только им одним. Да, это дословная цитата.
— Не очень-то ты ее поддерживаешь.
— У меня реалистичный взгляд на вещи, — сказала Оливия. — Лейни тренируется уже два месяца, и ее время нисколько не улучшилось. Только лишнее расстройство.
— Тем не менее ты должна признать: это впечатляет, — заметила я, глядя, как Лейни едва передвигает ногами.
Оливия хмыкнула.
— Что именно? Полнейшее отрицание действительности?
— Упертость. Ну, ты знаешь, когда человек понимает, что у него нет необходимых качеств, чтобы чего-то добиться, но все равно продолжает начатое. Тут нужна сила воли, не находишь?
Она немного подумала. Охранник снова прошел мимо нас, теперь в другую сторону.
— Если она такая упертая, то почему ломается на половине дистанции, а потом звонит мне, чтобы я приехала за ней?
— Правда?
— Примерно через раз. Разве это не поддержка?
Я не ответила и села, опершись ладонями о тротуар сзади. Кажется, я сама мало что смыслю в этом. Что значит поддерживать человека? Оставаться верным вопреки здравому смыслу? Или, как Оливия, громко выражать свое недовольство с самого начала, даже если этот человек не желает ничего слушать? Я размышляла об этом с тех пор, как мы с Нейтом говорили о Харриет в деликатесном магазине. Возможно, Нейт жил одним днем и с легкостью делил свою жизнь на непроницаемые отсеки. Но для меня Нейт, с которым я проводила все больше и больше времени, был парнем с проблемами в семье, который собирался при первой возможности уехать навсегда, — достаточно веские причины, чтобы я держалась от него подальше. Но мы с ним сближались, и я ничего не могла сделать.
Я посмотрела на Оливию. Она, прищурившись, глядела вдаль, таймер тикал рядом.
— Помнишь, ты сказала, как тяжело тебе привыкать к новой школе и что ты ни с кем не разговариваешь и не заводишь друзей? — спросила я.
— Да, — ответила она несколько настороженно. — А что?
