Сара Дессен
Замок и ключ
Посвящается Ли Фельдману за то, что он видит меня насквозь, и Джею, который всегда ждет на другом берегу
Глава 1
— И, наконец, самое главное — твоя комната! — провозгласил Джеми, распахнув дверь.
Я приготовилась, что все будет розовым. Оборочки, вышивка, может, аппликации. Не очень-то справедливое суждение, но я успела подзабыть свою сестру, не говоря уже об ее декораторских предпочтениях. А от незнакомцев я всегда жду худшего. Как правило, они не обманывают ожиданий. Впрочем, самые близкие тоже.
Вместо розового в глаза бросилась зелень. За огромным окном виднелись высокие деревья, отделявшие просторный задний двор от соседского участка. Вообще-то, там, где жила моя сестра с мужем, все было внушительным — машины, дома, даже забор, который представал перед взором каждого, кто подъезжал поближе. Сложенный из громадных, неподъемных с виду каменных глыб, он напоминал Стоунхендж, только в пригородном варианте. Кошмар.
Лишь пару мгновений спустя до меня дошло, что мы толпимся в коридоре, образовав небольшой затор. Тут Джеми, возглавлявший нашу маленькую процессию, отступил в сторону. Похоже, родственникам хотелось, чтобы я вошла первой. Я шагнула вперед.
Комната оказалась просторной, со стенами кремового оттенка. Под большим окном располагались три окошка поменьше, закрытые жалюзи. Справа я увидела двуспальную кровать с желтым одеялом и подушками в тон, аккуратно сложенное белое покрывало лежало в ногах. Еще в комнате стояли небольшой письменный стол и задвинутый под него стул. Стороны покатого потолка встречались посредине, образуя продолговатый прямоугольник, в котором было еще одно маленькое окно, квадратное, с жалюзи, явно сделанными на заказ. Все идеально сочеталось, и это выглядело так необычно, что на какой-то миг я ошеломленно замерла, словно за целый день не нашлось ничего удивительнее.
— У тебя будет своя ванная, — сообщил Джеми и обошел меня, мягко ступая по ковру, само собой, безукоризненно чистому. — Прямо за этой дверью. Стенной шкаф тоже здесь. Странно, да? В нашей спальне все точно так же. Когда мы только строили дом, Кора заявила, что это поможет ей собираться быстрее. Честно говоря, пока недоказанная теория.
В комнате витал запах свежей краски и новых ковров, впрочем, в остальных помещениях тоже. Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как сестра с мужем переехали сюда? Месяц? Полгода?
Джеми улыбнулся, я постаралась изобразить ответную улыбку. Кто он, мой зять — довольно нелепое слово при данных обстоятельствах — этот странный тип в просторной велосипедной майке, джинсах и классных дорогих кроссовках, который сыплет шутками направо и налево, пытаясь разрядить обстановку? Неизвестно, а еще непонятно, что такой человек нашел в моей сестрице, которая, кстати, застыла в настороженном молчании. Я-то хоть пыталась сделать вид, что мне весело.
Но не Кора. Скрестив на груди руки, она стояла у порога. На ней была безрукавка — несмотря на середину октября, в доме было тепло, почти жарко, — и я видела очертания бицепсов и трицепсов, каждую напряженную мышцу, совсем как два часа назад, когда сестра вошла в комнату для встреч в приюте «Тополя». Помнится, там тоже говорил, в основном, Джеми: сначала с Шейной, главным консультантом по семейным вопросам, а потом со мной. Кора больше молчала. Впрочем, я нет-нет да и чувствовала на себе испытующий взгляд, словно она изучала меня, напрягая память, или просто искала знакомые черты.
«Так, значит, Кора выскочила замуж», — думала я тогда, глядя на сидящих напротив родственников, пока Шейна перебирала бумаги. Интересно, настояла ли сестрица на пышной свадьбе, чтобы покрасоваться в роскошном белом платье, или заявила, что у нее нет семьи, и они с Джеми просто сбежали вместе? Кора наверняка сочинила историю о том, что она сама себе хозяйка, ни с кем не связана и никому ничего не должна.
— Если станет жарко — термостат в коридоре, — продолжал Джеми. — Лично мне нравится, когда чуть прохладно, но твоя сестра предпочитает парилку. Так что, даже если установишь температуру пониже, она, скорее всего, тут же вернет переключатель в прежнее положение.
Он снова улыбнулся, я тоже. Господи, до чего муторно! Кора шевельнулась, словно хотела что-то добавить, но промолчала.
— Да, чуть не забыл! — воскликнул Джеми, всплеснув руками. — Смотри!
Он подошел к центральному окну, нагнулся и пошарил рукой под жалюзи. Только когда он шагнул в сторону, я поняла, что на самом деле там дверь. Пахнуло холодным воздухом.
— Иди сюда!
Преодолев искушение оглянуться на Кору, я сделала шаг, затем другой, утопая пятками в пушистом ковре, переступила порог и оказалась на маленьком балкончике. Джеми стоял у перил и смотрел вниз, я встала рядом. Из окна кухни я уже видела задний двор, правда, мельком — трава, сарай, просторная терраса с площадкой для барбекю. Лишь теперь я разглядела большие камни, которые лежали на траве, образуя овал, и снова вспомнила Стоунхендж. Эти богачи, что, зациклены на друидах?
— Здесь будет пруд, — пояснил Джеми, словно отвечая на мои мысли.
— Пруд? — переспросила я.
— Полная экосистема, — гордо произнес он. — Тридцать футов на двадцать и, конечно, с водопадом. Рыбки тоже будут. Здорово, верно?
Он выжидающе посмотрел на меня.
— Ага, круто, — вежливо согласилась я.
Джеми рассмеялся.
— Слышала, Кора? Вот она не считает меня чокнутым.
Я еще раз взглянула на камни и повернулась к сестре. Она тоже вошла в комнату, но осталась у двери и наблюдала за нами, скрестив на груди руки. На миг наши глаза встретились, и меня словно обожгло: почему я здесь? Ведь мы обе были бы рады, если бы я оказалась где-нибудь подальше отсюда? Кора вдруг заговорила, впервые с тех пор, как мы подъехали к дому:
— На улице холодно, — сказала она. — Зайди в комнату.
До сегодняшнего дня, когда сестра заявилась за мной в час пополудни, я не виделась с ней лет десять. Не знала, где Кора живет, чем занимается и что собой представляет. Честно говоря, меня это вполне устраивало. Раньше Кора была частью моей жизни, но те времена давно прошли, ну и ладно. Во всяком случае, я так считала до тех пор, пока однажды во вторник ко мне не заехала семейка Хоникаттов, и все изменилось.
Хоникаттам принадлежал маленький желтый коттедж, где мы с мамой жили около года. До этого мы снимали квартиру в захудалом жилом комплексе прямо за торговым центром. У нас была одна спальня на двоих, окно которой выходило на заднюю дверь дешевого кафе «Джей-энд-Кей». Рядом с ней, устроившись на перевернутом ящике из-под молочных бутылок, вечно курил кто-нибудь из работников с прикрытыми шапочкой волосами. Неподалеку протекал небольшой ручей, совсем незаметный, правда, только до первого ливня. В дождливую погоду поток выходил из несуществующих берегов и заливал все вокруг, что происходило примерно два-три раза в год. Мы жили на верхнем этаже, вода до нас не поднималась, но затхлый запах сырости из нижних квартир проникал повсюду, а стены щедро украшала плесень самых разных видов. Достаточно сказать, что у меня года два не проходила простуда. В коттедже дышалось намного легче, я сразу это заметила.
Он вообще сильно отличался от всего, к чему я привыкла. Хотя бы тем, что это был настоящий дом, а не пара комнат в многоэтажке или над чьим-то гаражом. Я выросла под шум соседей за стеной, а желтый коттедж располагался посредине огромного поля, меж двух дубов. Слева стояло еще одно строение, но сквозь густые кроны деревьев виднелась лишь часть крыши. В сущности, мы с мамой были только вдвоем, и нас это вполне устраивало.
Маму трудно было назвать душой общества. Конечно, в определенных ситуациях, скажем, когда ее угощали выпивкой, она бывала очень любезной. И мужчин, которые обращались с ней как с последним дерьмом, чуяла за несколько десятков метров — тут же заметит и начнет обхаживать, как ее ни удерживай — у меня не получалось. Но вот общения с большей частью человечества — кассирами, школьной администрацией, начальством, бывшими дружками — она всячески избегала, соглашаясь поговорить, только если сильно прижмет, да и то нехотя.
К счастью, у нее была я. Сколько себя помню, мне приходилось служить амортизатором. Связующим звеном, маминым посланником в этом мире. Останавливались ли мы у магазина, когда она хотела диетическую колу, но из-за похмелья не могла сходить за ней сама, появлялся ли на горизонте сосед, чтобы возмутиться очередной шумной попойкой, затянувшейся далеко за полночь, стучали ли в дверь свидетели Иеговы — всегда один и тот же сценарий. «Руби, — произносила мама, приложив ладонь или стакан ко лбу, — поговори с людьми, ладно?»
Что я и делала. Болтала с девушкой за кассой, дожидаясь сдачи, вежливо кивала соседу, который грозил пожаловаться управляющему домом, отказывалась от предложенной религиозной литературы, закрывая дверь перед носом у иеговистов. Я была первой линией обороны, с объяснениями или выдумкой наготове. «Она сейчас в банке», — убеждала я хозяина квартиры, даже если мама храпела на кушетке за полузакрытой дверью. «Мама вышла на минутку, разговаривает со службой доставки», — заверяла я маминого начальника, пока она жадно курила в погрузочной зоне, пытаясь унять трясущиеся руки. И, наконец, самая большая ложь: «Конечно, она здесь живет. У нее просто много работы». Именно так я сказала шерифу, когда меня вызвали к нему с четвертого урока. Правда, вранье не сработало. Я говорила, но меня никто не слушал.
