тревога. Кажется, что город взывает о помощи. Этот ужасный звук мобилизует рабочих-большевиков. Такое положение продолжается все утро. Совет концентрирует свои силы.
"Во второй половине дня начались перемены. С правой стороны, около железнодорожного моста, мы услышали несколько выстрелов. Большевики напали на безоружных братьев, и это были наши первые раненые. Мы мгновенно занимаем свои позиции. Второй батальон захватывает дома у вокзала. Рота нашего батальона занимает казарму на другой стороне. Это не коммунисты, а пленные, немцы и мадьяры, которые предали Соцреспублику, забрали свою старую форму и убежали в леса.
"Снова тишина. Мы получаем приказ оставаться на хороших позициях. Только на правом фланге, в направлении Пенза I. (в русских городах обычно два депо, называются Пенза I. и Пенза II.) слышны выстрелы. Часть батальона первого запасного полка (те из них, у кого были винтовки) получила приказ занять станцию Пенза I. и занять паровозное депо. Они успели. И все паровозы вышли на станцию Рязанско-Уральск.
"Мы не стреляем, потому что нет никого, в кого мы могли бы стрелять. Но в городе стрельба становится все сильнее и сильнее, каждый миг появляется новый пулемет и показывает свое присутствие стрельбой. Но стреляют они в воздух. Кажется, что в самом городе идет бой, вследствие дикой стрельбы в нем".
"Нападение, которого мы не могли ожидать, охранялось очень хорошо. Для Красной армии атаковать город со стороны станции Рязанско-Уральск было возможно только ценой больших потерь. Поэтому он мог атаковать только со стороны Ртищево или с северо-восточной стороны, со стороны станции Пенза I. После занятия нашими войсками станции Пенза I. этот большевистский батальон вынужден был отступить, и он оставил этот северный участок. Он пошел назад, дальше. С южной стороны была атака на нас, тоже очень сложная. В этом направлении действовала Первая батарея, Первый полк, Советский на станции Кривозеровка, который получил приказ атаковать город с юга.
"Но в течение всего дня большевики не атаковали, и Пенза принадлежала нашим солдатам. Через ночь, 31 мая, мы получили телеграмму, что наш Третий полк взял Челябинск, взял более 18 000 винтовок, 80 пулеметов и 20 орудий. У нас две победы!
"Итак, наши солдаты, которых должны были "расстрелять как собак", разгромили Красную армию в Пензе, вместе, также, с пленными немцами и мадьярами".
Не все чехо-словаки вспоминали в таких подробностях историю своей "Илиады" в России. Некоторые из них находились в этой стране более четырех лет. Тоскуя по дому, они чаще говорили об оставленных семьях, чем о боевых действиях. Другие, служившие в отделе снабжения армии, которым США и союзники обещали помощь, с горечью осуждали отказ союзников прислать помощь и обращались ко мне как к американскому корреспонденту, прикомандированному к их армии, с просьбой "передать Соединенным Штатам, чтобы они прислали что-нибудь кроме денег".
"У нас есть миллионы долларов и сотни миллионов рублей. У нас есть деньги, деньги, деньги, но нет поставок. Что толку от всех этих денег, если в России нет рынка, где мы могли бы купить еду, одежду, боеприпасы или оружие. Мы не можем воевать с помощью денег. Нам нужна помощь", - жаловались они.
И они действительно нуждались в помощи, но возможность того, что помощь когда-либо дойдет до них, была уже уничтожена. Им тоже суждено было стать изгнанниками в России, судьба которой, как и судьба России, вскоре должна была оказаться в руках государственных деятелей Парижа и Лиги Наций. Но они не знали этого, и для того, чтобы в Соединенных Штатах появилось еще одно неистовое воззвание, они были готовы помочь мне в моем путешествии на восток во Владивосток, чтобы я мог телеграфировать описание их затруднительного положения в газеты, которые я представлял.
Хотя я проехал более 7000 миль по Сибири и Маньчжурии, прежде чем добраться до Екатеринбурга, я ни разу не купил железнодорожный билет! Путешествие в России - это бродяжничество. Немногие путешественники покупают билеты. Регулярных сборов нет, и часто без билета можно проехать так же далеко, как и с билетом, но это не были мои причины путешествовать бесплатно. В поездке, в которую я отправился с генерал-майором Грейвсом, я был гостем американского командующего, а он, как союзный офицер, мог путешествовать куда угодно в любой кампании или миссии, получив разрешение межсоюзнической железнодорожной миссии во Владивостоке или просто уведомив японский штаб, поскольку он и все другие союзные генералы официально подчинялись японскому главнокомандующему. Американский Красный Крест имел другой статус. Это была признанная организация помощи, целью которой была помощь русскому народу, и это общество не платило за проезд по железной дороге, хотя, как утверждалось, должностные лица русской железной дороги вели тщательный учет каждой пройденной мили, американских и союзных офицеров, чтобы после войны можно было выставить счет! Как бы то ни было, во время моего путешествия длиной в 7000 миль у меня не было ни возможности, ни разрешения оплатить проезд по железной дороге.
Я был не одинок в наслаждении этими бесплатными поездками. Я не помню, чтобы я встречал в России иностранца, который когда-либо покупал железнодорожный билет, так же как я не помню, чтобы я видел кого-либо, путешествующего по России с правильно оформленным паспортом или удостоверением личности. Никакой проверки путешественников не было, кроме как в Харбине и Владивостоке. Я часто встречал русских, которые пересекли большевистский фронт в Сибири без допросов. Я не сомневаюсь, что другие ехали из Сибири в Москву и Петроград. В Омске, по пути на восток, я встретил русскую жену чешского солдата, который несколько раз ездил в Европейскую Россию и обратно в качестве "сестры большевистского Красного Креста".
Но теперь, когда я был готов выехать из Уральского округа на побережье, я столкнулся со всеми возможными препятствиями. Ни Красный Крест, ни Y.M.C.A. не возвращались. Не было запланировано отправление чешских поездов снабжения. Никто из союзных офицеров не предполагал, что путешествие займет менее двух или трех недель. Единственной возможностью был почтовый поезд, который отправлялся из Челябинска каждый четверг. Мне предложили место для сна в одном из этих вагонов, но, поскольку я рассчитывал писать во время девятнадцатидневного путешествия, я обратился в Чешский национальный совет с просьбой об использовании одного из их "офисных" вагонов. Национальный совет, однако, стремился держать все вагоны, захваченные у железной дороги, как можно ближе к штабу, чтобы в случае необходимости можно было переехать из одного города в другой, потому что в этой засадной войне никогда не знаешь, что произойдет со дня на день.
Я обыскал железнодорожные дворы Екатеринбурга и Челябинска в
