- Картона у нас много, - улыбается Пейшенс, глядя на Сая.
- 80% всех жертв пожара задыхаются в закрытых помещениях, - бормочет Сай, не оглядываясь. - Ты еще выучишь это в школе. А Джо должна знать это из школы созерцателей.
Я задумчиво смотрю на него. Теперь, когда мы впервые за долгое время находимся в безопасности, Сай видимо решил полностью обнулить свое настроение. Он прекращает осмотр полок и садится на пол. Пейшенс тоже больше не улыбается. В воздухе висит раздражительность, исходящая совершенно точно от моего коллеги созерцателя, и направленная на меня. Однако Пейшенс первая и единственная реагирует на это. Она делает несколько шагов к Саю и садится рядом с ним.
- Эй, что..., - начинает она, поджимает губы и продолжает, - Я прекрасно понимаю, что у вас нет никакого желания терпеть все это. И мне очень жаль, что из-за меня вам... пришлось отправиться в это путешествие.
Сай хмурится и медленно поднимает взгляд. Он буравит меня глазами, в которых я вижу грусть, гнев, давно известную мне темноту. Я уверена, что он спустит на нее все свое разочарование по поводу меня. Однако ничего такого не происходит. - Все хорошо, - тихо говорит он, вытаскивает несколько картонок с полки и складывает их на полу. - Поспи немного. Соберись с силами.
- Хорошо. - Пейшенс ложится и накрывается пузырчатой упаковкой, которая, наверное, уже несколько лет лежит тут на полу. Иногда ее простота даже пугает.
Я прислоняюсь к стене и наблюдаю, как она засыпает и чувствую при этом, что за мной тоже наблюдают. Мои глаза автоматически направляются в сторону Сая. Его волосы всклокочены, взгляд его голубых глаз притупился. Мне не хватает этой светящейся голубизны, также, как и его рук на моем теле и губ на моих губах.
- Чёрт возьми, Сай, - шепчу я и отворачиваюсь.
Я слышу, как он встает. Два, три шага по усыпанному мусором полу. Сейчас он будет стоять за моей спиной. Обнимет меня руками. Извинится за Финистерру. И я поддамся, допущу его близость и, если в следующий раз я и Пейшенс окажемся в опасности, если в следующий раз он примет неверное решение, все, может быть, не так уж удачно закончится.
Я резко оборачиваюсь. Сай не подошёл ближе.
- Пойду, осмотрюсь и раздобуду чего-нибудь поесть, - торопливо говорю я.
- Может, лучше я ... - начинает Сай.
Я уже на выходе качаю головой. - Мали!
- Береги себя, - кричит он мне вслед.
И я исчезаю вместе с моей собакой в рабочем квартале.
Глава 43
Мы с Мали бежим вдоль водоёма. На неоновой вывеске указано, - Сена. Русло реки озарено бело-голубым светом, поэтому оно выглядит так, как будто по нему струится жидкий лёд. Рыб не видно, нет даже несъедобных меченосцев или сиамских бойцовых рыбок, выращиваемых в качестве декорации. Вода как стекло и просматривается до самого дна, выложенного прозрачными мозаичными камушками.
На какое-то время я останавливаюсь и любуюсь видом. Маленькие волны набегают на берег и убегают обратно, словно река хочет вырваться из своих искусственных границ. Капли воды покрывают мои руки, как тонкая паутинка слёз. Мне так хочется сесть на один из мраморных блоков, служащих скамейками, чтобы всю ночь наблюдать за течением воды и ее немой борьбой. Однако мне нужно кое-что уладить.
- Мали, пойдем. - Перепрыгивая через две ступени, я взбираюсь по стеклянной лестнице, ведущей на улицу. Моя собака следует за мой, постоянно тыкаясь носом мне в ногу. Она делает это всегда, когда чувствует, что я чем-то озабочена. Она хочет меня отвлечь, но сейчас мне не до нее. Я не могу уделить ей внимание, даже мои мысли заняты. Моя голова полностью забита Саем, его грусть преследовала меня до города. Я кажусь себе плохой, потому что знаю, что вина за неё лежит на мне. Раздумывая, я приближаюсь к центру города. Улицы становятся шире, фасады чище. Я также вижу первого человека, с тех пор как мы находимся в Париже.
Он идет быстрым шагом и сворачивает за угол. Мне удалось лишь коротко бросить на него взгляд, судя по одежде он промышленник. Однако тот факт, что он ночью один идет по улице пешком, говорит об обратном. Если бы он все же был Купидом, Мали бы залаяла.
Недолго думая, я ускоряю шаги и следую за этим человеком. Между нами не более десяти метров, но кажется, он меня не замечает. Как загипнотизированный, он движется в конец улицы. Я слышу тихое бормотание, однако оно исходит не от него. С каждым сделанным мной шагом, гул голосов усиливается, и когда я следом за мужчиной выхожу из переулка, я вижу, откуда доносятся голоса. Перед нами, на круглой площади перед стальной аркой ворот, собрались сотни, если не тысячи людей. Эта конструкция черная как ночь, возвышается до неба.
Надпись на ней гласит - «Арка дьявола».
Я содрогаюсь. Пять фигур стоят на своего рода сцене под аркой. Их руки и ноги привязаны к титановым кольцам, так что они едва могут пошевелиться. Мали тихо рычит, а я бросаю взгляд на огромные трехмерные экраны, развешанные повсюду, прежде чем понимаю ее реакцию. Камера показывает лица бедняг, одно за другим. Сначала еще детские черты лица молодого человека в разорванной одежде. Затем лицо второго парня, удивительно похожего на первого. Видимо они братья. Рядом с ними стоит женщина, на вид ей лет 70 или 80. Ее тело приняло странную позу, плечи согнуты вперед, седые пряди волос свисают на грудь, как паутина. Ее глаза уставились в пустоту, в то время как блестящие, стеклянные глаза молодых людей скользят по толпе. Взгляды стоящих рядом фигур вообще невозможно увидеть. Они носят темные солнцезащитные очки, на их бледных лицах не дрогнул ни один мускул.
Рычание Мали становится громче. Хоть я и рада, что ее инстинкты еще работают, но все-таки коротким движением руки приказываю ей замолчать. Я, как и остальные люди заворожено смотрю по направлению к сцене. Еще никогда мне не приходилось видеть, как казнят Купида. В Лондоне не осмеливаются проделать такое с преследователями. Здесь, напротив...
- Tuez-eux! (франц. Убей их!) - кричит кто-то около меня, и я вздрагиваю.
- Tuez-eux! - подключаются остальные французы. Это звучит как требование, и братья на сцене в панике смотрят друг на друга.
Хоть я и не понимаю язык, становится предельно ясно, чего они хотят. Они требуют смерти пятерых преступников. Крики становятся громче, разносятся по огромной площади как единый, угрожающий голос. Вдруг на сцене загорается свет и из тени выходит палач. Он одет в черное платье с белой, стилизованной петлей на спине.
Младшему из братьев стало по-настоящему страшно, и он пытается сбежать. Но, конечно же, ему это не удастся. Оковы на его ногах прикручены к металлической платформе, поэтому его попытка побега оканчивается тем, что он приземляется на задницу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
