Во втором вагоне капитан застал не менее живописную картину. Один труп под полкой, второй у открытой боковой двери. А в центре вагона невысокая плотная фигура в простом цивильном костюме. Фигура подняла голову, и Щепкин увидел, что нижняя часть лица закрыта черным платком.
Груз второго вагона тоже не допускал использование огнестрельного оружия. Набитые соломой дощатые тары с бутылками серной кислоты и спирта. Несколько ящиков с хлопком. Тут тоже полыхнет так, что и не успеешь выскочить.
Прятать пистолет Щепкин не спешил. Сделал шаг вперед и крикнул:
— На колени! Руки за голову!
Только реакция спасла его от брошенного ножа. Этот ловкач и по вагонам быстро бегает, и ножи здорово бросает!
Незнакомец рванул вперед, словно с низкого старта. В руке вдруг возник второй нож. И капитан понял, что охранники в первом вагоне — его рук дело. А Смардаш в лучшем случае помогал.
Пистолет стал лишним, противник слишком прыток, можно и промазать, а это чревато…
Щепкин сунул пистолет в карман, тоже шагнул вперед.
Противник подскочил ближе, приял стойку и по тому, как он расставил ноги, по сжатому у груди кулаку и выставленной вперед левой руке с раскрытой ладонью, капитан опознал в незнакомце выходца с Окинавы. Там больше всего был развит бой без оружия. Карате — в прямом переводе «китайский кулак». А значит, перед ним японец, кто-то из дипмиссии.
Выходит, Смардаш работал на них? Он и есть их помощник и связь? Все, думать некогда, потом поломает голову. Если будет это самое потом.
Щепкин сделал еще шаг вперед, встал, держа руки на уровне груди. Японец мигнул, уставился на капитана — узнал, стервец! Ну-ну, посмотрим, как ты в контакте…
Японец резко сместился, махнул правой ногой, метя в пах. Щепкин чуть отшагнул, подбил ногу маховым движением левой руки. Противник быстро отступил, сменил стойку. Потом ударил уже левой ногой и сразу правой рукой.
Капитан опять ушел, но успел смазать противника по уху. Тот сблокировать удар не сумел, но втянул шею и присел, пропуская кулак над собой.
А затем нанес боковой удар ногой в коротком прыжке и широко махнул правой рукой.
Щепкин услышал свист воздуха, отскочил и увидел мелькнувшую свинчатку. Так этот гад и кистень прихватил! Набрался привычек в России!
Удар свинцовой бляшкой мог расколоть череп без проблем. И заблокировать кистень сложно. Придется внаглую… Вряд ли японец этого ждет.
В вагоне вдруг потемнело, снаружи стих шум, зато отчетливей застучали колеса на стыках рельс. Поезд вошел в тоннель. Японец глянул в открытую дверь, что-то крикнул, опять ударил ногой, выбросил вперед кулак левой руки и закончил связку махом кистенем.
На этот раз Щепкин не стал уходить назад, отбил ногу блоком, от кулака уклонился, а под руку со свинчаткой поднырнул.
Кулак капитана впечатался в пах противника, тот вздрогнул и замедлил движение. Что и было надо. Перехват за ворот и ремень, бросок через бедро. Тяжелое тело совершило короткий кульбит и… ухнуло в дверной проем. Капитан от неожиданности не удержал руку противника, и японец исчез в проеме. Снаружи донесся тихий вскрик.
— Иппон! — выдохнул Щепкин и привалился к стене.
Через десять минут Щепкин закончил наводить порядок. Он обезвредил подготовленные взрывные устройства в первом вагоне, уложил тела охранников и Смардаша в ряд, запер оба вагона и с некоторым трудом залез на крышу.
Короткая схватка с японцем вымотала его скорее морально, чем физически. Даже радость победы не помогла. Да и какая это победа? Два трупа вместо двух пленных! За такое ругать надо…
Не давало расслабиться еще одно. Когда Щепкин заканчивал прибираться в первом грузовом вагоне, он случайно бросил взгляд в торцевую дверь и увидел в тамбуре соседнего вагона чью-то фигуру. Некто смотрел в его сторону, не двигаясь. Слабый свет не позволял различить черты лица и детали одежды. От неподвижной фигуры веяло опасностью и угрозой.
Когда капитан подошел к тамбуру вплотную, там уже никого не было.
Кто-то из японцев? Еще один их пособник? Просто посторонний пассажир? Во всяком случае, еще одна загадка. Которую решить здесь и сейчас не получится.
Щепкин дошел до второго вагона, слез вниз, где его ждал обеспокоенный Гоглидзе, и без слов пошел к своему купе. Теперь не до прослушивания японцев, надо сперва разобраться с этими проклятыми грузовыми вагонами.
…Когда поезд отъехал от тоннеля на несколько километров, а Касуми не вернулся, Идзуми все понял. Что-то пошло не так, и его верный телохранитель погиб либо попал в руки русских.
Была ли это ошибка самого Касуми или «партнер» сразу готовил ловушку, сказать сложно. В любом случае надо ждать появления русской контрразведки или жандармских чинов. А значит, ему, помощнику посла, и его сопровождающим жить осталось не больше пяти минут. Никто из них не захочет предстать перед судом и опозорить империю.
Идзуми сосчитал до трехсот, потом вызвал Кинджиро и Горо и велел им быть готовыми. А Кихо повелел стоять возле двери тамбура и без его команды никому не открывать.
Придется использовать яд, ведь ритуальных мечей и кинжалов у них нет. Ну да предки простят им такой уход из жизни. Ведь свою честь они не запятнали!
Поезд катил все дальше в кромешной темноте, проскакивая тоннели, то подходя, то удаляясь от величественного Байкала. Стучали колеса, поскрипывала кожа на сиденье. Но вокруг было тихо.
Прошло еще полчаса. Никто не лез в вагон, не наставлял на них оружие и не требовал поднимать руки. Идзуми закрыл глаза и попытался успокоить мысли.
Касуми не вернулся, взрыва не было, русские не ломают двери. Что это значит?
Идзуми почувствовал укол в груди и вялость рук. Его явно знобило, но он так и не открыл глаза. Касуми нет, и взрыва нет! Что! Это! Значит?..
На станции Култук Щепкин через проводника второго вагона дал срочную телеграмму в отделение полиции. А также потребовал задержать поезд до выяснения обстановки.
Объявления по поезду пока не давали, почти все пассажиры спали. А самым любопытным шепнули: в связи с небольшим обвалом впереди будет задержка на два часа. Любопытные покивали, позевали и отправились спать.
Вскоре прибыл наряд полиции. Сонный младший унтер-офицер потолкался возле вагонов, выслушал проводника, махнул рукой и вошел в вагон. Двое рядовых полицейских топтались у тамбура, поглядывая то на небо, то на фонарь на стене маленькой станции.
Щепкин перехватил унтер-офицера в вагоне, толкнул в свое купе, а когда тот начал топорщить усы и багроветь от наглости какого-то гражданского, пусть и важного пассажира, тихо шепнул свое звание и должность. Унтер тут же сдулся, поник, но потом браво выпятил грудь и хотел было отрапортовать.
Капитан показал ему кулак, и тот успокоился. Дальше слушал молча, только изредка вставляя «Слушаюсь…», «Так точно-с», а под конец «Не извольте сумневаться, ваше высокоблагородие».
Получив четкие инструкции, унтер прихватил своих людей и исчез. Последние вагоны отцепили и отогнали назад. Их должен подобрать специальный паровоз и довезти обратно до станции Байкал.
Белкин в это время незаметно выскочил из вагона, обежал здание станции и исчез в темноте. Обойдя паровоз, он из темноты наблюдал за вагоном японцев, но ничего подозрительного не заметил. Видимо, те решили пока не поднимать шум из-за пропажи своего сотрудника.
Держать поезд дальше на станции не имело смысла, и Щепкин опять же через проводника отдал команду унтер-офицеру дать зеленый свет. Через десять минут паровоз потащил состав дальше на восток.
— Значит, так, — сказал Щепкин своим, когда поезд уже набрал скорость. — За японцами постоянное наблюдение. На крышу не лезть, присматривать из тамбура. До Верхнеудинска остановок нет, из вагона они не выйдут. Если пойдут в ресторан — ничего.
— А если дальше? — спросил Белкин.
— Следить будут проводники. Нас японцы видеть не должны. Кроме как в ресторане в компании актеров.
— А если они начудят? — предположил Гоглидзе.
Капитан покосился на него и недовольно нахмурился.
— Не знаю, на черта их человек вообще полез… Но подозревать Идзуми в слабоумии не могу. Что-то мы упустили из виду, что-то недоглядели. Если они отправили сотрудника дипмиссии на диверсию… это из ряда вон. И нам эту загадку надо разгадать.
— Авария на магистрали выгодна немцам, австриякам. Но при чем тут японцы? — недоумевал Белкин. — Да и то, рвали бы мост где-то в центральной части страны, одно дело. А тут-то что?
— Сказал же — не знаю! — повысил голос Щепкин. — Хватит гадать. Сейчас… я первый заступаю на дежурство. Через три часа меня меняет… Гоша, ты.
Гоглидзе кивнул.
— Потом ты, — капитан остановил взгляд на поручике. — Диану к этому делу не привлекаем, пусть и дальше за артистами следит.
