Сергей купил в двухэтажном доме послевоенной постройки две немаленьких квартиры на втором этаже и путем радикальной перестройки сотворил из них одну, поражающую хитростью планировки и стоимостью израсходованных материалов. Кроме кухни и гостевой комнатки, а также пресловутой сорокаметровой «залы», в жилище Паниных имелась супружеская спальня, а к спальне примыкала так называемая гардеробная, сотворенная из второй кухни, в которой Наденька хранила всякий хлам. Этот хлам копился в течении долгих лет семейной жизни, и домовитая Надюша не согласилась бы расстаться с ним даже под угрозой расстрела. Рядом со спальней был выгорожен тесный пенал, именуемый кабинетом главы семейства, в котором Сергей Павлович Панин любил скрыться от нравоучений супруги, попить пивка и похрапеть на кожаном диванчике, не раздеваясь, как в старые добрые времена. Еще одна довольно просторная комната была отдана в распоряжение наследников, двух тинэйджеров-погодков, бледных толстых гимназистов, измученных учебным процессом и родительским воспитанием.
Сегодня утром Артем валился с ног от усталости. От бессонной ночи голова стала прямо-таки чугунной, в горле першило от табачного дыма, переносица и веки набрякли и потяжелели. И он прохаживался туда сюда, с ненавистью поглядывая на Сергея, над коротко стриженной макушкой которого непрерывно вились густые клубы.
Бизнесмен Панин в семейных трусах и голубой майке ерзал на резном деревянном табурете, тяжело опираясь локтями на столешницу. Напротив него, склонив голову и спрятав руки под стол, сидел Гошка. Братья даже не смотрели друг на друга. Артем подозревал, что если оставить их наедине, беды не миновать.
Сергей, кажется, совсем не удивился раннему визиту двоюродного брата. И уж нисколько не удивился он состоянию Гошкиной физиономии. Наоборот, чувствовалось, что ему не терпится немного добавить. Ну совсем немного, так, для полной симметрии…
Едва войдя, Артем потребовал спокойного места для серьезного разговора, и Сергей привел его в кухню, захлопнул двери и покорно выслушал последние новости.
С тех пор, как Гошка под бдительным надзором Артема закончил обобщенное изложение сути дела, прошло уже минут двадцать. Сергей помалкивал, хотя было заметно, что новости его поразили. Артем заметил цепкий сосредоточенный огонек в оплывших глазах Сергея. И он понял: отпираться и врать горе-бизнесмен не станет.
Наконец Сергей зашевелился и подал голос.
— Я ведь говорил ему… — протянул он с досадой. — Говорил, просил по-человечески. Просил оставить меня в покое…
— Ты о ком?
— Да о Володе. Стервец. Сопляк. Кот ученый… — хрипло высказался Сергей, крепко ругнувшись напоследок.
Артем в изумлении уставился на него.
— Ну что рот раскрыл? — устало скривился Сергей. — Да я уже давно с ним воевал. Просил не мешать мне…
— А он мешал?
— Ему вожжа под хвост попала. Или уж он удовольствие получал от того, как я зверею. Не знаю. Не могу понять…
Сергей поежился, поскреб кучеряво-волосатую грудь и безнадежно отмахнулся:
— Не на это я рассчитывал, Артем. Думал, вырастет парень, выучится, будет мне советчиком, правой рукой. Я как раз тогда большое дело начал, настроил Володю по экономической части. Знал ведь я, что толковый сопляк, бумажонки всякие насквозь видит. Думал, будет у меня свой бухгалтер, финансовый, так сказать, директор… Вдвоем, да при содействии дяди Савелия, мы бы развернулись… А Володька уперся. «Не хочу,» говорит, «в твои махинации ввязываться…» Ну, ладно, думал, молодой, глупый, еще поумнеет. Два года он в чужих магазинах дебет-кредит сводил, опыта наберется. А потом его в аудиторскую фирму пригласили. Я думал в таком месте он скорее поумнеет…
— Не поумнел? — холодно уточнил Артем.
— Не-а, — печально изрек Сергей. — И в кого он такой въедливый да правильный уродился? Ты ему слово, он тебе десять, да каждым уязвить норовил, гонор свой показать… Эх, Володя, Володенька…
Сергей обхватил голову ладонями, покачался из стороны в сторону, потом звучно шлепнул по столу и подытожил:
— Моя вина.
— Ах, все-таки вина? — угрюмо пробурчал Артем.
— Никуда не денешься, — кивнул Панин. — Не прощу себе. А Варченко и тем более.
— Варченко с тобой еще не связывался сегодня? — уточнил Артем.
— Пусть только попробует. Кочергой в заднице и то не отделается, — прошипел Сергей, разгибаясь. — За Володю я его пополам разгрызу.
— Разгрызешь?.. Ты разгрызешь… — Артем был уже не в силах больше сдерживаться. — Черт тебя дернул! Сережка, ты ж не бандюган подзаборный, чтобы в первое же дерьмо нырять ради легких денег. Дело у тебя уж который год крепко на ногах стоит! Отец мой тебе помощь во всем оказывает: землю под автосалон тебе устроил почти дармовую, да и в долг на раскрутку дал немало. Рэкет тебя в Сосново не трогает и тронуть никогда не посмеет. Ну и копошись ты в своем железе! Зачем ты в это полез, а?
— Затем, что когда захочешь жить красиво, приходится выкручиваться, — буркнул Сергей. — Никаких накладных расходов. Только документы грамотно делать, и слесарей получше нанимать…
— Так ведь сколько инстанций надо прикормить! Пока всем сунешь, тебе останется не так уж много!
— Ошибаешься. Достаточно взять в хорошую долю того, за кем решения, а остальных он сам уломает, кого по дружбе, кого по любви… — оскалился Сергей.
— Да, Сережка… Жадность одолела?
— Да считай, как хочешь, — устало выдохнул Сергей. — А жить-то надо на что-то, кредиты возвращать, мальчишкам гимназию оплачивать… Эх, да что теперь говорить. Все рухнуло.
— Рухнуло? — Артем сжал кулаки. — Все о бабках жалеешь? Ты хоть понимаешь, что это по твоей вине брат погиб?
У Сергея задрожали руки. Он торопливо сунул в рот сигарету, схватился за виски, потом вдруг резко отбросил сигарету в пепельницу.
— Артем, и ты меня доконать хочешь?.. Ты что, думаешь, я совсем дурак? Что ты меня травишь? Ты тут высказался и пошел своей дорогой. А мне теперь с этим жить…
— Сережа, ты хоть попробуй поправить то, что еще можно поправить.
Сергей тяжело поднялся, поддернув спадаюшие трусы, и вышел из кухни.
Его не было минут пять, затем он появился с целой пачкой документов. Он остановился перед Гошкой и стал кидать перед ним корочки:
— Паспорт… Аттестат… Военный билет… Права… Доверенность на старую восьмерку и техпаспорт… Все твои манатки, урод. Забирай и уматывай.
— Зачем? — пораженно выдохнул Гошка.
— А затем, козел, что на свои похороны ты еще не заработал. Так что крути баранку, чтобы я тебя в Сосново больше не видел…
