Но это будет потом, сейчас Эдвин, нахмурившись, молча вел машину, стараясь быстрее оставить позади страшное место. Молчали и офицеры, сидевшие в машине. Только перед Далатом они вроде отошли от увиденного и возобновили разговор.
— Тэд, — обратился полковник к майору Вильсону, — у вас есть какие-нибудь соображения по телеграмме шефа?
— Мне неудобно ставить под сомнение указание шефа, сэр, но думаю, что мы не обогатим себя открытием. То, что касается дефолиантов, то тут может быть все до банальности просто. В контейнерах есть инструкции. Любознательный человек легко мог воспользоваться ими.
— Кого ты называешь любознательными, Тэд? — спросил капитан.
— Дорогой Эд, кого же, кроме людей Вьетконга, я могу иметь в виду? А когда инструкции оказались в руках, даже ребенок поймет, что дефолианты присылают не для того, чтобы из них приготовляли коктейль «Гавана-либре». То, что кажется похищением секретов государственной важности, на деле оказывается куда более простым явлением, в крайнем случае ознакомление с последними достижениями американской химии, отпечатанными рекламным отделом концерна «Доу кэмикл». Шум поднят потому, что мы сейчас в таком положении, когда нам все время приходится или обороняться, или оправдываться, или, простите за некорректность, врать.
Простой довод майора Вильсона показался Смиту очень убедительным. Какой, действительно, секрет, если уже не первый год над Вьетнамом распыляются дефолианты и никогда Вашингтон не обращал внимания на то, что говорили по этому поводу за рубежом? Значит, дело не в похищении тайны, а в инициативе, которой владеет противник не только здесь, на фронте, но и там, на авеню Клебер, в Париже. Соединив разрозненные явления, он понял, как легко объяснит шефу, почему секретный материал стал известен противнику. «И думаю, шеф будет доволен, — подумал Смит, — ему ведь тоже не очень хочется разыгрывать трагедию».
— Ну, а что вы думаете о провале наступления, Тэд? Признаться, мне понравилась ваша логика в первом случае. Может, она снова не откажет вам, а?
— Господин полковник, — охотно откликнулся Вильсон, — во втором случае мне еще проще объяснить происшедшее, хотя не знаю, как вы изложите его шефу.
— Если услышу убедительный ответ от вас, то буду считать, что смогу убедить и шефа.
— Мы привыкли, господин полковник, что верные нам люди за хорошие деньги достают для нас всюду, где можно, секретные документы. Мы это считаем нормальным делом. Но почему-то считаем невероятным по своему коварству событием, когда наши секреты переходят в другие руки. Это вроде преамбулы. А суть, сэр, в том, что во всех наших гарнизонах — и вы, имея опыт работы на базе Фусань, не будете отрицать этого — агенты Вьетконга могут действовать безнаказанно. Мы не знаем, кто у нас работает, откуда он пришел, кто его рекомендовал. Сто Нгуенов и сто загадок. И я не уверен, что некоторые из них время от времени не исчезают с базы, а их заменяют другие. Мы этого заметить не можем, а офицеры сайгонской службы безопасности, может быть, боятся раскрыть предательство, потому что у Вьетконга слишком длинная рука, да еще с пистолетом. Я слишком сгустил краски? Конечно, мы кое-что знаем о вьетнамских служащих, многим с полным основанием можем доверять любой секрет. Но ведь достаточно двух-трех хороших, наблюдательных агентов на разных участках, чтобы сделать бессильной любую службу безопасности. Не так ли, сэр? — спросил он полковника.
— Печальный опыт, полученный нами на базе Фусань, к сожалению, подтверждает ваши выводы, майор. Но это только требует от нас лучше проверять людей, которых мы допускаем к своим делам.
Произнося эти слова, полковник почувствовал себя неловко, вспомнив, как сам упустил возможность разоблачить вьетконговского агента, который после диверсии на электростанции базы Фусань был обнаружен им в школе по подготовке административных кадров в Вунгтау, руководимой офицерами ЦРУ.
Поездка в Плейку, как и предполагал майор Вильсон, не дала сенсационных открытий, на которые нацеливала телеграмма шефа военной разведки. И Смит не испытывал от этого угрызений совести: доложит так, как надо. Но для него лично этот визит был более интересным и полезным, чем он думал.
Проверяя список вьетнамских служащих — а их было почти полторы сотни, — Смит встретил имя Нгуен Куока. Память вернула его к старым временам, воскресив образ настоятеля пагоды Пурпурных облаков мудрого Дьема, беседы с которым всегда были как свежий, прохладный ветерок в тропической духоте. Его жизнь, суждения о происходящих событиях, боль за судьбу человека на земле, будто противоречащая классическому представлению об отрешенности проповедников буддизма от реального мира, — притягивали полковника и, как он не раз думал, были одной из причин его внутреннего разлада. И хотя мудрый Дьем заронил в его сердце семя сомнений и тревог, он не обижался на него. Более того, был доволен, что встретился с ним. Нгуен Куок по-прежнему занимался ремонтом техники.
— У меня такое впечатление, что этот вьетнамец с золотыми руками, — с улыбкой сказал начальник ремонтно-технической службы Плейку подполковник Эриксон, — старается уменьшить расходы Пентагона на войну.
Среди вьетнамских служащих в Плейку, а было немало и тех, кто работал в Фусани, о прибытии полковника Смита для проведения следствия стало известно, едва его машина въехала на территорию базы. Поэтому многие опасались, как бы не попасть в число подозреваемых. И все-таки, когда Нгуен Куоку сообщили, что ему надо явиться к Смиту на беседу, он был твердо уверен, что это не связано со следственными делами полковника.
Смит встретил Куока с искренним радушием.
— Мне очень приятно, Куок, увидеть вас снова здоровым и деятельным. У себя дома я часто вспоминал вашего дядю и вас, потому что было много приятного в наших встречах. Как вы живете? Подполковник Эриксон сказал мне, что вы по-прежнему стараетесь сделать нашу войну подешевле, — улыбнулся Смит. — Я рад, что рекомендовал вас когда-то на базу.
— Спасибо вам, господин полковник. А что касается стоимости войны, то это не я удешевляю ее, а вы удорожаете. Вам, я имею в виду ваших военных, ничего не стоит бросить машину, хорошую машину из-за мелкой неисправности. Открыть капот и посмотреть, что случилось внутри, это не для ваших водителей.
— К сожалению, вы правы, у нас все могут сесть за руль и поехать, но уж если машина стала, даже не попробуют найти неисправность, будут ждать техническую помощь. Ну, ладно, эти заботы, к счастью, еще не коснулись вашей страны. Скажите, как вы похоронили дядю?
— Спасибо, ваши письма мне очень помогли. И думаю, дядя замолвит за вас словечко перед своим богом, — улыбнулся Нгуен Куок.
— Может быть, мне это пригодится когда-нибудь, — серьезно ответил Смит. — Да, а не встречались ли больше с господином Ланем? У меня о нем самые хорошие воспоминания.
Нгуен Куок ничем не выдал возникшей тревоги. Он знал, что Смит — разведчик высокого ранга и за каждым его вопросом, каким бы доверительным тоном он ни задавался, может крыться ловушка. Случайно ли он спросил про Фам Ланя или располагает какими-то сведениями об его причастности к угону машин с оружием? Несмотря на эти беспокойные мысли, ответил он ровным, спокойным голосом:
— Господин Лань — житель равнины, на плато ему было бы трудно заниматься рыбным промыслом. Может быть, когда-нибудь позже, когда кончится война, нам и удастся встретиться, а сейчас на это и рассчитывать нечего.
— Кстати, Куок, а как вы думаете: кончится война? Вы газеты читаете, знаете, что происходит в мире?
— Газеты иногда попадают в руки. Но наши, сайгонские, пишут всякую чепуху, их и читать неинтересно. Американские газеты вижу совсем редко. Поэтому сказать, что я знаю, а о чем не имею понятия, определенно не могу. А война, наверное, кончится так, как захотите вы, господин полковник.
— Вы думаете, что мы это знаем? — улыбнулся Смит. — Мы не пророки, Куок.
— Но президент Никсон сказал, что выведет свои войска из Вьетнама. Значит, он знает, как все будет выглядеть после этого. Мы между собой эту проблему обсуждаем, нам это ведь не безразлично.
— И к какому же выводу вы приходите?
— Плохо будет президенту Тхиеу, не долго продержится он после вашего ухода.
— Ну, это зависит от него. Мы ему дадим все, чтобы удержался. Не сумеет — Америка тут не виновата.
— Извините, господин полковник, мы часто задаем вопрос друг другу, но ответить не можем: зачем тогда Америка приходила во Вьетнам? Сколько погибло вьетнамцев и американцев! И ради чего? Нет, господин полковник, вряд ли наши руководители в Сайгоне радуются тому, что предложил президент Никсон.
«Действительно, ради чего? — подумал полковник, глядя на Куока. — Этот вопрос задают сейчас и в самой Америке. А я сам смог бы на него ответить?»
