— Не заговаривай мне зубы! — Рагна рывком перевела раму в вертикальное положение, так что ноги Ге-нобры оказались выше головы.
— Ох, не за свое дело ты взялась, дочка! — воскликнула пленница. — Прежде чем печь пироги, надо сначала научиться месить тесто. Это даже твой дружок-пекарь подтвердит. Ты еще и мрызла толкового не сделала, а собираешься изменить сущность максара. Ничего у тебя не получится.
— Это уж пусть тебя не волнует! — Рагна всадила полотно пилы в лоб Генобры.
— Да кто же так делает! — громко возмутилась та. — Сначала надо кожу с черепа снять! Сосуды прижечь! А не то зальешь мозг кровью и потом не различишь, где какая извилина.
— Различу! — буркнула Рагна, нажимая на пилу, издававшую противный скрежет.
— Недаром говорят: родила дуру на свою-голову! — продолжала Генобра. — В самую точку сказано! Из моей утробы вылезла, а теперь мою голову пилит! Дожили!
— Не волнуйся, — пообещала Рагна, отделяя вкривь и вкось надпиленную крышку черепной коробки. — Скоро ты забудешь и про свою утробу, и про меня, и даже про то, что когда-то была максаром… Но это потом. А сейчас я, наоборот, заставлю тебя вспомнить кое о чем. Например, об ощущении боли…
— Перестань! — взвыла Генобра. — Не трогай меня больше! Я все расскажу сама!
— Поздно, — ответила дочка, сосредоточенно тыкая тонкой спицей в обнажившееся вещество мозга. — Ты опять попытаешься обмануть меня. Заставишь, вместо противоядия выпить яд или еще какую-нибудь гадость придумаешь… Лучше, если я сама доберусь до истины.
Ничуть не смущенный столь странным диалогом родных существ, Окш внимательно наблюдал за операцией. Его отношение к Генобре было таково, что случайная искра жалости (появись такая вдруг) неминуемо погасла бы в океане ненависти.
Прошло еще немного времени, и поведение Геноб-ры, из вскрытого черепа которой торчало уже несколько десятков спиц, стало меняться. Она уже не говорила, а заговаривалась. Не бранилась, а вещала на манер оракула. Ее смех теперь почти нельзя было отличить от рыданий.
— Потерпи еще немного, мамаша. Кажется, я нашла то, что искала… Самую суть твоей души, — произнесла Рагна с удовлетворением. — Согласись, я способная ученица. Только подход к делу у нас разный. Пока ты дубила мрызлам шкуры, наращивала клыки и превращала руки в клешни, я подбиралась к самому главному-к мозгу… Хочешь, я сделаю тебе сейчас больно? А сейчас приятно… А если одновременно и больно, и приятно? Правда, странное ощущение? Я уже испытывала это на себе…
— Петелька за петелькой и свяжется чулочек, — забормотала, словно в забытьи, Генобра. — Белый пес, черный пес, пегий пес…
— Череп у тебя крепкий, а умишко слабый, — Рагна продолжала ковыряться своими спицами в мозгу матери. — Ничего, сейчас мы копнем поглубже…
— Беда за бедою как по ниточке идет, — сказала Генобра без всякого выражения и вдруг взревела: — А-а-а! А-а-а! — Ее здоровый глаз заворочался в орбите и дико уставился на Окша. — Ты отомстишь за меня? Ты прибьешь эту неблагодарную сучку? Даже если она будет последней твоей жертвой, сын Клайнора! Пусть ее череп венчает обелиск, сложенный из костей максаров! Только прошу, не убивай ее сразу! Заставь помучиться, как мучаюсь сейчас я! Слава Мстителю! Пусть воцарится он в этом мире.,
— Угомонись! — пригрозила ей Рагна. — Мучается она, понимаешь ли! Если кто-то сейчас здесь и мучается, так это я. У тебя не мозги, а лабиринт какой-то.
— Радуйся, дочка, ты не умрешь на этот раз. — Генобра не обратила на ее слова никакого внимания. — Тебя убьют чуть позже. И сделает это не кто-нибудь, а твой единоутробный брат, присутствующий здесь. Ты ведь тоже отродье Клайнора, моя дорогая. Я прекрасно знала вашего отца, пусть ему икнется сейчас в тех краях, куда он ушел… Жаль, что я не вытравила тебя из своего чрева. Но тогда бы ты не познала тех мук, которые тебе еще предстоят.
— Ну все, ты мне надоела! — Рагна резко ткнула спицей куда-то под лобную кость, и голос Генобры сразу оборвался, хотя язык продолжал шевелиться, а горло раздуваться.
— Долго ты еще будешь возиться с ней? — поинтересовался Окш, чувствовавший себя в этом склепе весьма неуютно.
— Сейчас начнется самое главное. — Рагной уже овладел какой-то азарт, противоестественный для человека, но, возможно, вполне нормальный для макса-ра. — Щит, прикрывающий душу мамаши, уже рассыпается. Очень скоро я узнаю все, что мне нужно.
Спицы торчали из головы Генобры, как иглы из загривка дикобраза. Рагна, вооруженная тонким стилетом и миниатюрными клещами, что-то резала и отщипывала, отщипывала и опять резала. Голодные лемуры вертелись тут же, на лету подхватывая ошметки мозговой ткани.
Любопытства ради Окш попробовал проникнуть в лишившееся защиты сознание Генобры, но там сейчас творилось такое, что у него самого закружилась голова. Уж если согласиться, что человеческая душа — омут, то душу максара в этом смысле можно сравнить только с вулканом.
— Не лезь! — прикрикнула на него Рагна. — Не мешай мне!
Стилет и клещи уже улетели в сторону, и она опять была целиком поглощена своими спицами — трогала то одну, то другую и при этом внимательно прислушивалась к чему-то доступному только ей одной.
— Я вижу склянку с противоядием так же ясно, как будто бы до нее можно дотянуться рукой, — пробормотала она. — Только бы не спутать потом… Там есть и другие, очень похожие… А какая доза нужна мне? Ага, не меньше одного глотка…
— Узнай обязательно про завещание Азда, — напомнил Окш.
— Подожди! — отмахнулась Рагна. — Не все так просто, как тебе кажется. Есть большая разница, в чем ты копаешься — в собственном кармане или в чужом гардеробе… Тут столько всего…? Почему ты не позволяешь мне заглянуть в сознание Генобры? Есть вещи, в которых я разбираюсь получше тебя.
— Посмей только! — Она погрозила ему кулаком. — Это моя мать, и все, что осталось после нее, должно принадлежить мне. В том числе и воспоминания. Если ты ослушаешься, я целиком сотру ее память. И тогда ты можешь навсегда распрощаться с надеждой получить это самое завещание.
Дабы как-то уязвить строптивую девчонку, Окш с притворной заботой посоветовал:
— Только постарайся не набраться от мамаши всякой дряни. Ты по сравнению с ней то же самое, что бокал игристого вина против бочки нечистот. Сама понимаешь, что будет, если все это смешать.
— Чужой опыт и чужие знания помогают избежать собственных ошибок, — парировала Рагна. — Не уверена, что способы соития со скотом разных пород когда-нибудь пригодятся мне, однако девушке моего возраста не помешает знать и это.
— Вред знаний состоит в том, что их хочется применить на деле. Такова природа человека, а уж тем более максара. Рано или поздно ты преуспеешь во всех пороках, о которых пока знаешь только понаслышке, — эту сомнительную мудрость Окш перенял у одного из оружейников, чей преклонный возраст оберегал его от всяческих пороков куда надежнее, чем высокая мораль.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
