– Сергей Юрьевич, не сердитесь на них, – попросила я, – вы их не любите, но… они же были такие молодые!
– Как это не люблю? – удивился Сергей Юрьевич. – Я их очень люблю.
– Я тоже! – обрадовалась я. – Я просто в них во всех влюбилась!! Какие же они были юные, горячие, запальчивые!..
Сергей Юрьевич стоял за прилавком, как за кафедрой, и выглядел как профессор искусствоведения.
– Примитивный протест против старого искусства в общественной жизни – это и есть призыв к революции! И такая у них у всех была нетерпимость: прав только я, и больше никто!.. В своем манифесте «Пощечина общественному вкусу» футуристы предлагали сбросить с парохода современности Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Толстого…
Максим добавил:
– Маяковский сказал не «сбросить с парохода современности», как часто цитируют, а именно «бросить». Он сказал «сбросить – это как будто они там были, нет, надо бросить с парохода», как будто их там и не было…
– Вы правы, коллега, – благосклонно кивнул Сергей Юрьевич.
Макс тоже только по чистой случайности не профессор искусствоведения.
– А вот если наш герой еще нашел «Танго с коровами», «Игра в аду»? Сколько они стоят? – спросил Максим. – Нам же нужно понимать, какой ценности его находка, чтобы дальше развивать сюжет…
Сергей Юрьевич вдруг сдулся, как усталый шарик, и тут я увидела, что он не пожилой, а уже совсем старый.
– «Танго с коровами» мне вообще ни разу не попадалась… К тому же это невозможно, просто непостижимо найти «Танго с коровами» в хорошем состоянии. Эта книжка необычной формы, пятиугольная, поэтому углы заминались, – тихо сказал он, – вот «Игра в аду» мне попадалась – она обычно стоит десять – пятнадцать тысяч, если в приличном состоянии, а если ваш герой нашел в идеальном состоянии – на языке букинистов это называется «муха не сидела», – тогда минимум тридцать долларов…
– Тридцать долларов? – переспросил Максим.
– Тридцать тысяч, конечно, – отмахнулся Сергей Юрьевич и вдруг оживился: – Ребята! Знаете что? Находка так находка! Пусть у него там еще будет Маяковский «Я!» – этих книг всего триста экземпляров… Пусть еще будет «Облако в штанах» – это рисованная книга, Маяковский сам писал текст, от руки… Полностью рисованные книги лишь в немногих экземплярах дошли до наших дней… Пусть у него еще будет «Мирсконца» с рисунками Татлина… Кстати, вы знаете, как Татлин ненавидел Малевича?..
– Как? – спросила я. – Как он его ненавидел?
– Когда Малевич умер, Татлин пошел посмотреть на него, на мертвого, и сказал – он притворяется…
Я фыркнула, а Максим вытащил ручку и листок бумаги.
– Давайте прикинем, – сказал он, – сколько у нашего героя все вместе получается… Если предположить, что в коробке из-под яиц было… ну, к примеру, около шестидесяти книг без дублей в идеальном состоянии?..
Сергей Юрьевич присвистнул:
– Ну, ребята, это вы загнули… Такая подборка бывает раз в сто лет. Нет, не в каждые сто лет, а один раз в сто лет и больше никогда не будет.
Я так разволновалась, как будто сама нашла эту коробку из-под яиц, а там все это – настоящий клад, какой бывает раз в сто лет!!
– Но если!.. Пусть он найдет все это раз в сто лет, это же детектив! – попросила я Сергея Юрьевича.
Сергей Юрьевич вытащил из-под прилавка скомканный листок, быстро прикинул что-то и буднично сказал:
– Ну… э-э… шестьдесят книг без дублей… так, умножим… прибавим «Тэ ли лэ»… Миллион. Миллион долларов.
Ох, как интересно, ох!! Неужели миллион?! Наш герой нашел в коробке из-под яиц миллион долларов!..
Все-таки Максим гениально все придумал. Для детектива очень важно, чтобы было правильное сочетание совершенно научных данных (наш герой нашел книги футуристов, а не просто какие-нибудь золотые маски Тутанхамона), будничности (нашел в коробке из-под яиц, а не в пещере на дне морском) и завлекательности в смысле денежного масштаба (миллион долларов – это много).
– Спасибо, было очень интересно! – воскликнули мы с Максом хором, как первоклассники.
– Спасибо вам, ребята, – печально сказал Сергей Юрьевич, – вы доставили мне истинное наслаждение.
Бедный, бедный, кажется, ему тут скучновато… Но ничего, теперь я буду к нему часто заходить, рассказывать, как продвигаются дела с книжкой. И просто так буду заходить. И обязательно напишу на титульном листе: «Выражаю огромную благодарность за неоценимые лекции».
Мы стояли у парапета и смотрели на Мойку – мы были в таком чудном месте, откуда видны атланты, как они держат небо.
– Значит, и твои книги так дорого стоят, – сказала я, – но ты же не хочешь продать, правда? Это же для тебя не просто книги, не просто деньги, ты же будешь ими любоваться всю жизнь, и устроишь выставку в корпусе Бенуа, и когда-нибудь потом завещаешь в дар Русскому музею… Или ты хочешь продать?..
Макс, очень счастливый и возбужденный, обнял меня и сказал:
– Ну конечно, нет, я даже не думал об этом. Даша, я очень тебя люблю.
Он уже один раз говорил мне «я тебя люблю», когда мы стояли в антикварном дворике с букинистическими лавками на Литейном. И тогда во мне все задрожало, как будто я в девятом классе и слышу «я тебя люблю» в первый раз. Тогда это было ужасно приятно, волнующе, и я думала – неужели все это опять со мной?!
Но сейчас ничего такого со мной не произошло, наоборот, мне стало почему-то очень плохо, грустно и обидно, и я чуть не заплакала – как будто Макс сказал мне: «Даша, я тебя ненавижу». Не знаю почему, как психолог я всегда могу понять других людей, а себя не всегда.
А когда Андрей последний раз говорил мне «я тебя люблю», когда?! Нет, ну в такие моменты это не считается. А не в такие моменты, а просто, в любые… ох, ну, я даже не помню, когда… в прошлом мае? В прошлом мае, в прошлом веке…
Вместо «я тебя люблю» он давно уже скучным голосом говорит «ты и так знаешь, что я тебя люблю, зачем об этом говорить». А если я не знаю?
23 ноября, пятница
Я не знаю, любит ли он меня, но я точно знаю – он оказался не тем, за кого себя выдавал. Я имею в виду Андрея.
Андрей оказался абсолютно не тем, за кого себя выдавал. Не сразу, конечно, а постепенно.
Нет, ну остается, конечно, еще один вариант. Может быть, он все-таки тот, за кого себя выдавал, но у него какие-то неприятности? Я как психолог знаю – если у мужчин случаются неприятности, они ведут себя неадекватно. То есть неадекватно нашему представлению о том, как должен вести себя человек с неприятностями. Нам кажется, что человек с неприятностями должен приникнуть к другому, близкому человеку, и все рассказать, и пожаловаться, и попросить совета. Но это не так. Очень многие мужчины, напротив, ожесточаются, замыкаются в себе и срывают свое ужасное настроение на другом человеке, самом близком.
