от того не смог сдержать эмоций. После того, как отключил связь, естественно: начальство не всё должно слышать, даже в пылу ярости подчинённого.
Что ж, вопль отчаянья как гнев на начальство, пусть даже им, начальством, не услышанный, так же есть малая часть драмы того, что жизнь омрачает.
6.
Каждый среднестатистический человек, исключая некоторых психически больных и всех без исключения мыслителей, надеется на лучшее. Несмотря на то, что планета Земля, начиная от доисторических времён и до сегодняшнего дня, стабильно фиксирует исключительно стопроцентную смертность, оптимизм далеко не спорадическое состояние души. Души, как демографической единицы, естественно, без оглядки на любые теологические и этические столпы. Свидетельство тому, например, гробница фараона. Точнее, её убранство. Разве не вера в будущность, несомненно лучшую, двигала разумом древних, так дотошно обустраивавших свои склепы. Однако, даже спустя тысячелетия, ещё ни одна мумия не ожила, разве что в мастерских Голливуда и в фантазиях писателей. Хотя, если присмотреться к некоторым недоумкам, особенно сухопарым, можно заметить остаточные следы мумификации. Чем это не повод заинтересоваться мистикой или фантастикой? Пусть не на тему воскрешения из мёртвых, но поразмышлять, как максимум, об реинкарнации или, как минимум, о вариантах зомби.
«Интересно, каковы габариты фантазий Листикова? Наверное, выше и шире египетских пирамид? Или масштабней и сложнее лабиринтов? По крайней мере, в его воображении», – размышляла я, когда вдруг позвонил Петровцев.
Он совершенно неожиданно поведал, что моё уголовное дело закрыто с формулировкой «в связи с незначительностью содеянного». Это оказалось настолько ошеломительным, что я поначалу даже не сообразила, о чём идет речь. Мои наилучшие ожидания укладывались в рамки справедливого суда, а тут, как оказалось, до Фемиды даже не дошло. Когда разум осознал, что всё позади, к моему удивлению положительные эмоции не перехлестнулись через край. В иных обстоятельствах при подобном раскладе я бы запрыгала и захлопала в ладошки как маленькая девочка при виде конфетки.
– Всё-таки содеяла, пусть и незначительно, – ещё не совсем осознав, что мытарства закончились, я прицепилась к формулировке.
– Ну, прокурор, он ведь не судья, – не скрывая ноток недовольства в голосе, пояснил Петровцев, – а вообще это не телефонная дискуссия.
Тут я поняла, что где-то зарываюсь в своих амбициях. В народе об аналогичных поступках говорят «от зада отлегло». А ведь известно, что линия поведения, не адаптированная к обстоятельствам, чревата непредсказуемыми последствиями. Действительно, зачем вдаваться в мелочи, когда на кону есть конкретная цель. Виденья правды у лица, осуществляющего правосудие, и у обвиняемого могут не только не совпадать, но различия способны даже быть диаметрально противоположными. Суть в том, куда качнуться весы. А это зависит от гирек, падающих в их чаши. И от того, кто их туда кидает. И какие гирьки предпочтёт невидимая рука. И что повлияет на процесс выбора чаши. В общем, поиски правды могут вылиться в мытарства с непредсказуемыми, а возможно и катастрофическими последствиями. Особенно, когда гравитация государственного менталитета имеет решающее значение.
– Поняла, – покорно ответила я, интуитивно не желая становиться последовательницей господина Бруно по имени Джордано, – что дальше?
– Молодчинка, – ободрился адвокат, и принялся излагать алгоритм моих дальнейших действий.
Содержание инструктажа оказалось предельно простым. Единственный фактор, придавший простоте контраст, время, вынуждал меня к оперативности. Прокурор, руководствующийся строгим сводом правил, должен был экстренно провести со мной беседу о недопустимости совершения правонарушений. Причём, в пределах определённого срока. Но для этого требуются ещё кое-какие бумаги: характеристика с работы, подписи соседей о примерном поведении. Не теряя времени, я и кинулась их собирать. Если с соседями проблем не возникло, то главврач засомневался, стоит ли ему вообще встревать во все эти дела. Мне пришлось воззвать к его милосердию и, в итоге, нужная подпись закрепила последний документ. Через час я, приготовившись выслушать любые нравоучения, уже заходила в выстланный духом законности кабинет заместителя прокурора.
– Вы, я думаю, не будете спорить с тем, что человеческая жизнь, это святейшая божья данность, – после некоторых церемониальных моментов, он начал воспитательный сеанс, – и врач должен всегда это чтить. Согласны?
– Согласна, – несколько опешила я, не поняв, причём здесь разговоры о человеческой жизни.
По моим предположениям, наличие в формулировке вердикта понятия «содеянное» подразумевает мои медикаментозные дела, а никак не моральные аспекты медицины как таковой.
– Вот и хорошо! А значит нужно всегда помнить о недопустимости причинения вреда человеческой жизни, – помощник прокурора, не омрачая проницательности взгляда актом моргания, продолжил сеанс нравоучения, – ведь это же человеческая жизнь! Согласны?
– Согласна, – мне вдруг стало понятным, что происходит не какая-то профилактическая работа по предотвращению правонарушения, а просто ещё одна формальная процедура для галочки.
Главное в этой беседе, по-видимому, сам факт беседы. И скорее всего, неважно о чём, пусть даже об уважении медиком влияния космогонии на человеческую душу в целом и на процесс пищеварении в частности. По директиве положены такие-то справки, будь добр предоставь. Положена профилактическая беседа, пожалуйста, сядь и прослушай.
– Наш президент и премьер-министр не щадят своих сил и здоровья во имя сохранения человеческой жизни, – П.П. продолжал речь и, несколько увлёкшись, даже применил приём жестикуляции: поднятый вверх указательный палец; перст правосудия, – и поэтому мы все, без исключения, должны понимать важность того, во имя чего проводится государственная политика. Согласны?
На словах «мы все» он перевёл палец и зенита в надир, по-видимому, подчеркнув направления вектора власти. Или показав моё, со своей точки зрения, местоположение в общественной иерархии. Отсутствие в речи даже намёка на тему нарушения правил оборота и хранения сильнодействующих веществ, вокруг чего, собственно, всё и закрутилось, меня несколько смутило. Возможно, этот внешне представительный сотрудник прокуратуры что-то попутал. Или содеянное действительно имело мизерные масштабы. Так или иначе, но выяснять что к чему, не имело никакого смысла.
– Согласна, – я в очередной раз покорно кивнула головой, – например, в области онкологии.
Не знаю, что подвинуло меня к этому выпаду в тот момент, когда требовалось помалкивать и лишь иногда односложно соглашаться. Не исключено, некоторая природная дерзость. Или скрытая склонность к авантюризму. А может всё вместе и, плюс, родинка на шее помощника прокурора, имеющая нюансы патологического окраса и формы.
– В смысле? Поясните, – непроизвольно сменив проницательность во взгляде на удивление, граничащее с предчувствием опасности, спросил он спустя пару секунд.
– Ну, вы же говорите про заботу о человеческой жизни …
– Да. И что? Причем здесь онкология?
– Как причём? А разве не долг медика спасти человеческую жизнь, вовремя заметив опухоль.
– Какую опухоль? Как заметить?
– Ту, что на виду. По признакам перерождения.
– По каким признакам?
– По всяким. Потемнение, увеличение, уплотнение, прорастание…. Да ещё много чего.
