Расседлав и спутав лошадей, он пустил их пастись, потом набрал листьев и, устроив из них постель, покрыл ее чепраками и буркой и сказал Елене:
— Ложитесь спать, больше нечего делать. Роса промоет вам глазки, я тоже прислонюсь к седлу, так как от усталости не чувствую ног под собой. Я не стану разводить огня, потому что он может привлечь внимание чабанов, ночь коротка, а на рассвете мы поедем дальше. Спите спокойно! Не много мы, правда, проехали, но зато столько исколесили и так замели за собою след, что теперь и сам черт не найдет нас. Спите спокойно, княжна!
— Спокойной ночи!
Стройный казачок опустился на колени и долго молился, подняв глаза к небу; а Заглоба, взяв седло, отнес его в сторону, где нашел себе место для отдыха. Берег был выбран удачно, высокий и сухой, без комаров, а густая листва дубов могла служить защитой от дождя. Елена долго не могла уснуть. Происшествия прошлой ночи живо предстали пред ее глазами, из темноты смотрели на нее лица убитых: тетки и братьев. Ей казалось, что она заперта в комнате вместе с трупами и что вот-вот войдет туда Богун. Она видела его бледное лицо, нахмуренные брови и устремленные на нее глаза. Невыразимая тревога овладела ею. А вдруг она действительно увидит в окружающей ее темноте эти сверкающие глаза?
Вышедшая из-за туч луна, озаряя все своим белым светом, придала фантастические очертания ветвям и деревьям. Кричали коростели в лугах и перепелки в степи; по временам доносились какие-то отдаленные голоса ночных птиц или животных. Спутанные лошади фыркали и, щипля траву, постепенно отдалялись от спящих. Но все эти голоса успокаивали Елену, разгоняли фантастические видения и говорили ей, что комната, которая стоит в ее глазах, трупы родных и бледный Богун с местью во взгляде — все это плод ее разгоряченного воображения, вызванного страхом, и ничего больше. Несколько дней тому назад мысль провести ночь под открытым небом, в степи, внушила бы ей ужас; и теперь она должна постоянно напоминать себе, что находится под Каганлыком, далеко от своей девичьей комнаты.
Крик коростелей и перепелов, мерцание звезд, шелест ветвей, жужжание майских жуков на дубовых листьях усыпили ее наконец. Но ночи в пустыне тоже имеют свои сюрпризы. Уже светало, когда она услыхала какие-то странные звуки, вой, храпение, от которых застыла кровь в ее жилах. Она вскочила, обливаясь холодным потом, испуганная и не зная, что делать. Вдруг перед ее глазами промелькнул Заглоба, без шапки, с пистолетами в руках. Через минуту раздался его голос: "У-а, у-а! сиромаха!", раздался выстрел, и затем все смолкло. Елене ожидание показалось вечностью, наконец она снова услыхала голос Заглобы:
— А чтобы вас собаки заели, чтобы с вас содрали шкуру жидам на воротники.
В голосе Заглобы слышалось настоящее отчаяние.
— Что случилось? — спросила девушка.
— Волки загрызли лошадей.
— Господи Иисусе Христе! Святая Мария! Обеих?
— Одну совсем, а другая так искалечена, что и шагу не сделает. Ночью отошли не больше трехсот шагов, вот пропали!
— Что мы теперь будем делать?
— Что делать? Возьмем палки и поедем на них верхом. Вот беда-то! Видно, сам черт против нас — и нечего удивляться, он, верно, приятель Богуна или его родственник Что делать? Если бы я мог превратиться в коня, то, по крайней мере, хоть вам было бы на чем ехать.
— Пойдем пешком.
— Это хорошо путешествовать так, по-мужицки, вам, в двадцать лет, а не мне, при моем телосложении. Да здесь даже и мужик раздобудет себе клячу, только одни собаки ходят пешком. Это просто беда! А все-таки пойдем, может, как-нибудь доберемся до Золотонош, но когда — не знаю. Бежать неприятно даже на лошади, а пешком и совсем скверно. Хуже не могло бы уж ничего случиться. Придется седла оставить, а припасы тащить на спине.
— Я не позволю тащить все вам одному, и я буду нести что нужно.
Заглоба, видя готовность девушки помочь ему, смягчился.
— Я был бы турком или басурманом, если бы позволил; эти белые ручки и стройные плечики созданы не для того, чтобы таскать тяжести, я справлюсь и один, будем только часто отдыхать; я слишком был умерен в еде и питье, и теперь у меня развилась одышка. Мы возьмем чепраки и немного провианта; впрочем, немного его и остается, так как нам надо еще хорошо подкрепиться.
Они начали закусывать, и Заглоба совсем забыл о своей хваленой воздержанности. К полудню они пришли к броду, через который, очевидно, ещё ездили, так как по обоим берегам виднелись следы колес и копыт.
— Может быть, это дорога в Золотонощу, — сказала Елена.
— Да не у кого спросить!
Но едва только Заглоба окончил, как послышался чей-то голос.
— Подождите-ка, надо спрятаться, — шепнул Заглоба Елене. Голос приближался.
— Вы видите что-нибудь? — спросила Елена.
— Да, вижу.
— Кто это?
— Слепой дед с кобзой. Его ведет мальчик. Они теперь как раз снимают сапоги и сейчас перейдут через речку к нам.
Плеск воды доказывал, что они действительно переходят. Заглоба с Еленой вышли из засады.
— Слава Богу! — громко сказал шляхтич.
— Во веки веков! — ответил старик. — А кто вы?
— Христиане! Не бойся, дедушка.
— Пошли вам святой Николай здоровья и счастья.
— Откуда идешь, дедушка?
— Из Броварков.
— А эта дорога куда ведет?
— На хутор пане, в деревню.
— Можно ли по ней дойти до Золотоноши?
— Можно, пане.
— Давно вы вышли из Броварков?
— Вчера утром.
— А в Разлогах были?
— Были. Но говорят, что туда пришли лыцари и что там была битва.
— Кто же это говорил?
— В Броварках говорили. Туда приехал один из княжеских слуг, и чего только он не рассказывал, просто страх.
— А вы его не видали?
— Я, пане, никого не вижу — я слепой.
— А этот подросток?
— Он видел, но он немой, я один только понимаю его.
— Далеко отсюда до Разлог? Мы идем туда.
— Ой, далеко.
— Так вы говорите, что были в Разлогах?
— Да, были.
— Да! — сказал Заглоба и схватил вдруг за шиворот мальчика. — А, воры, мошенники, бродяги вы ходите на разведки, мужиков к бунту подговариваете. Эй! Федор, Алешка, Максим, — взять их, раздеть и утопить или повесить. Бей их, это бунтовщики, соглядатаи, бей их, убивай.
И Заглоба начал дергать мальчика, трясти его и кричать все громче и громче. Дед бросился на колени, умоляя о пощаде. Мальчик издавал пронзительные крики, свойственные немым, а Елена с удивлением смотрела на эту сцену.
— Что вы делаете? — спросила она, не веря своим глазам.
Но Заглоба кричал, проклинал, призывал на них весь ад, все несчастия и бедствия и грозил всеми муками и смертями. Княжна решила, что он сошел сума.
— Уходите! — крикнул он ей. — Вам не годится смотреть на это, что здесь произойдет. Уходите, говорю!
Вдруг он крикнул деду:
— Снимай одежду, а не то я тебя разрублю на куски! — и, повалив мальчугана, собственноручно начал снимать с него одежду. Испуганный старик сбросил поспешно теорбан, мешок и свитку.
— Снимай все, чтоб ты пропал! — кричал Заглоба.
Дед стал снимать рубаху. Княжна, поняв, в чем дело, поспешно отошла в сторону, слыша за собой только брань Заглобы. Отойдя довольно далеко, она остановилась, не зная что делать; увидев поваленное ветром дерево, села на него и стала ждать. До ее слуха доходили крики немого, стоны деда и проклятия Заглобы. Наконец все умолкло, и слышалось только чириканье птиц и шелест листьев; вслед за тем раздались тяжелые шаги и человеческое дыхание. Это был Заглоба. Он нес на плече одежду, отнятую у деда и его вожака, а в руках две пары сапог и теорбан. Подойдя к Елене, он усмехнулся, подмигнув своим здоровым глазом. Он, видно, был в отличном расположении духа.
— Ни один глашатай не накричит столько, сколько накричал я. Даже охрип! Зато я достал то, что хотел, и выпустил их голыми, как мать родила. Если султан не сделает меня за это пашей или валахским господарем, то он неблагодарный; ведь я прибавил ему еще двух святых. Но каковы бездельники! Просили оставить им хоть рубашки, но я им сказал, что они должны быть благодарны, что я их отпускаю живыми. Посмотрите-ка, все новое: и свиты, и сапоги, и рубахи. Какой же должен быть порядок в Польше, когда даже хамы так нарядно одеваются? Верно, они были на храмовом празднике в Броварках, где собрали денег и купили все новое. Ни один шляхтич ни приобретет столько, сколько выпросит дед. Я брошу теперь рыцарское ремесло, а начну обирать дедов; вижу, что этим путем можно скорей разбогатеть.
— Но зачем вы сделали все это? — спросила Елена.
— Зачем? А вот вы сейчас увидите зачем. — Он взял половину одежды и ушел в кусты, из-за которых вскоре послышались звуки лиры, а потом показался… не Заглоба, а настоящий украинский дид, с бельмом на одном глазу и седою бородою, который подошел к Елене и запел хриплым голосом:
