— А «Оболонь»?
— Что? A-а. Это, милый ты мой, долина у реки, берег, ну, что-то вроде того. Кстати, в Египте рабов кормили хлебом, луком-чесноком и пивом. Так сказать, на Нильских оболонях. Только вот поговорить там не с кем за кружечкой, — внезапно опечалился командир, — одни крокодилы кругом. Спать хочешь?
— Нет.
— Подвинь-ка следующий ящик.
Хмель сделал ватными ноги, отодвинул проблемы на задний план, но сон никак не шел. Несколько раз Сергей укладывался в кресло, закрывал глаза, честно пытаясь заснуть, но все было напрасно.
— Надо упасть, — нетвердо говорил командир, — а когда поймешь, что сил подняться нет — тут-то и заснешь, как миленький. Может, еще разок, — он поднял к носу кулак, внимательно его осмотрел, — ты как?
— Больно, — жалобно сказал Сергей, — не надо в челюсть.
— Что ж мне, по заднице тебя лупить, — резонно возразил Черномор, — тогда ты меня.
— Как это?
— И очень даже просто. Вспомни, как я вас гонял, как бегали в кислородных масках. Ну, получи удовольствие, — командир выпятил челюсть, — вот здесь есть точка, любой боксер знает, если в нее попасть — сразу отрубишься.
— Где точка, — спросил Сергей, пытаясь разобрать, где под бородой кончается подбородок и начинается шея, — куда попасть?
— Вот сюда, — Черномор указал пальцем.
Сергей сжал кулак. Он показался ему маленьким и жалким. Да и как можно своего спасителя в милое, доброе лицо.
— Не могу…
— Надо! К тому же, должок за мной. Я ж тебя как огрел!
— Не могу… я люблю тебя, Степаныч…
— Надо, Серега! Это приказ!
— Эх!
Сергей размахнулся и что было силы врезал любимому командиру. Черномор дернул головой, задумчиво пошевелил челюстью.
— Чего-то не то, — сказал он с сомнением, — сильней не можешь? Сам я точно не засну. Во, придумал.
Прижмурив один глаз, чтобы не двоилось, Сергей смотрел, как Черномор идет к огнетушителю, вынимает его из гнезда и несет, прижав к груди, как любимое дитя.
— Держи. Вот им меня пригладишь.
— Степаныч…
— Надо, Серега. А потом выпьешь, на сон грядущий, еще пару пивка и — спать.
Черномор наклонил голову, подставляя под удар лысое темя. От жалости у Сергея брызнули слезы. Он утерся рукавом, поднял огнетушитель над головой и опустил на загорелую плешь командира. Бомм… Колени контр-адмирала в отставке подогнулись и он мягко осел на пол.
Всхлипывая от сострадания, Сергей положил его поудобнее, расправил руки и ноги, поставил рядом открытую бутылку пива и, упав в кресло, погрузился в спасительное забытье.
— Чем быстрее напьешься — тем быстрее заснешь! Пей, Серега, но не спеши. Выпил бутылочку — посиди минут пять, подыши. Алкоголь в небольших дозах можно употреблять в любых количествах.
— Золотые слова, Степаныч, запиши мне на память.
— Непременно. Вот в училище расскажем про наш полет — все от зависти сдохнут. А Санька Веселов…
— Это Алкасандр… Арке…
— Да, Александр Юрьевич, так просто удавится. Помню, взяли мы с ним по литру на День космонавтики, а наутро лететь, так он…
Двое суток пролетело, как один час. Просыпаясь, Сергей обнаруживал дожидающегося его пробуждения командира с открытой бутылкой пива, которую тот немедленно протягивал ему. У Черномора оказались поистине энциклопедические познания в истории пивоварения. По его словам выходило, что главное изобретения человека это не колесо и не огонь, а именно пиво! Подтверждая свою теорию, командир сыпал громкими именами царственных особ, имевших пристрастие к божественному напитку. И царица Нефертити, и Ричард Львиное сердце, не говоря уж о Петре Алексеевиче, отдавали должное пенистому нектару. Колумба и того доверчивые ацтеки угощали маисовым пивом.
— А чем он им отплатил, подлец? — горько вопросил Черномор. — Но ты запомни главное, Серега: неправильный опохмел приводит к запою, но от хорошего пива похмелья не бывает. От настоящего, крепкого, неразбавленного — никогда! Вот как сейчас. А пивоваров, разбавляющих продукт, в Египте казнили. На выбор: хошь — пей до смерти, хошь — утопят в бочке с пивом. Ты бы что выбрал?
— Да я за тебя, Степаныч… хоть в бочку!
— Правильно. Держи бутылку.
Теперь глушить друг друга уже не требовалось — засыпали, едва успев сходить по малой надобности. Во избежание, как корректно выразился Черномор. На третьи сутки пришлось выпустить кислород из скафандров — освежить атмосферу, пояснил командир.
В очередной раз Сергей пришел в себя от звона перекатывающихся по кабине пустых бутылок. Черномор сидел в кресле, тараща заплывшие глаза в монитор.
— Очнулся? Молодец, — одобрил он, — на орбиту выходим. Давай-ка, подготовь челнок, а то меня что-то ноги не держат. Тяпнем на дорожку, и — вперед. Нас, поди, уже и ждать перестали.
Глядя, как нелепо ткнулся челнок в бетон посадочной площадки, начальник базы покачал головой.
— Гнать из флота за такую посадку. Постарел Черномор, действительно — пора на пенсию. И где, интересно, он груз потерял? — начальник вытер пот со лба. — Я уже во сне пиво вижу. Его бы в наш климат: днем жара, ночью жара.
Он не спеша зашагал к челноку, из которого никто не показывался. Постучав по обшивке, он прислушался. То ли показалось, то ли вправду послышался ему странный звон.
Люк распахнулся и начальника базы шибануло таким пивным духом, что он отшатнулся.
На бетон шагнул контр-адмирал Сайко. Одной рукой он поддерживал молодого паренька, в другой нес ящик пива. Бутылки в ящике призывно позванивали. Черномор подмигнул начальнику базы и заботливо склонился к парнишке. На лысине адмирала обнаружилась здоровенная фиолетовая шишка. Он встряхнул паренька, и тот посмотрел вокруг мутным взглядом.
— Серега, очнись. Мы живы, мы смогли выпить… э-э, сделать невозможное!
— Степаныч… больше в меня не влезет.
— Чуть-чуть светлого не помешает, — возразил контр-адмирал, — с приездом, так сказать. — Он снова подмигнул начальнику базы и приподнял ящик, — рекомендую: «Оболонь Экстра», оригинальная рецептура, великолепный янтарный оттенок, изысканный хмельной вкус!
— А я люблю крепкое, «Оболонь 2000», — начальник сглотнул слюну.
— Извини, старик, — пожал плечами Черномор, — кажется, его не осталось. Впрочем, поймаете на орбите наш грузовик? — пошарь за креслом. По-моему, пара бутылок туда закатилась.
Владимир Порутчиков
НЕ БЫЛО БЫ СЧАСТЬЯ, ДА ПИВО ПОМОГЛО
«Тиха украинская ночь!» — взволнованно воскликнул когда-то великий поэт, глянув на ночное безоблачное небо где-то под Полтавой или Белой Церковью, и был безусловно прав. Но если бы довелось ему оказаться в открытом космосе, то гениальный стихотворец был бы потрясен гораздо сильнее: в бездне, той, что без дна, стоит совершенно немыслимая тишина и звезд вокруг «блещет» во сто миллионов раз больше.
Членов экипажа, в количестве двух человек, передвижного космического магазина «Не гальмуй — покупай!», именуемого в простонародье космолавкой, это внеземное великолепие тоже волновало, но только со знаком минус, так как долго существовать человеческой душе в таких условиях крайне тяжело. К слову сказать, летели они в самый канун Нового года с грузом мандаринов, шампанского и пива на борту. Всякий уважающий праздники человек знает, что Новый год без вышеперечисленного не Новый год, и жители дальних межзвездных колоний были готовы платить немалые деньги за возможность получить все это к праздничному столу. Сотни больших и маленьких космолавок ежегодно устремлялись в разные концы вселенной с подобным грузом… Проведя два месяца запертыми в герметичную посудину, летящую меж сияющих всеми цветами звезд и туманностей, члены экипажа «Не гальмуй — покупай!», а по совместительству продавцы-компаньоны, настолько опротивели друг другу, столько слов нехороших и обидных наговорили, столько волосьев из чубов друг дружке повыдергивали, что сочли наконец за лучшее разойтись по своим каютам (благо корабль вел бортовой компьютер), где и принялись раскладывать пасьянсы и дышать по системе йогов, пытаясь в одиночестве побороть чувство взаимной неприязни и периодические приступы немотивированной злобы…
Спустя сутки, поняв всю тщетность своих попыток обрести душевное равновесие и помириться друг с другом, решились компаньоны вскрыть Неприкосновенный Запас, специально разработанный украинскими психологами на случай конфликта в замкнутом пространстве… НЗ состоял из шмата нежнейшего сала и литровой бутыли самой что ни на есть лучшей горилки. Сели, выпили по стакану чистой, как родниковая вода, и обжигающей нутро жидкости, крякнули, салом закусили, и до того им стало хорошо и светло на душе, что как будто дома побывали… Тут один, смахнув непрошеную слезу с ресниц и подперев несколько отяжелевшую голову пудовым кулаком своим, затянул негромко: «Несэ Галя воду…» Второй хлопец тут же подхватил, и так славно у них это вышло, что они даже обнялись от переизбытка чувств и спели подряд, прерываясь только на тосты за дружбу и «ридну» сторонку, песен пять или шесть, включая такие хиты, как «Ты ж меня пидманула…» и «Червона рута». Но в тот момент, когда первый с чувством стал выводить: «Червону руту, не шукай вечорами», а второй, разлив по стаканам остатки горилки, прочищал горло, чтобы вторить товарищу, мощный удар потряс корпус корабля, а потом еще и еще… Одновременно с ударами чьи-то когти стали яростно рвать обшивку… Ужас обуял тут хлопцов, и, позабыв сразу и про горилку с салом и про песни, вскочили они со своих мест, не зная от растерянности, что и предпринять. Тут только до них дошло, что компьютер во всю мощь своих динамиков кричит, и судя по всему уже давно, слово «Тревога!». Но куда ему было переорать двух парубков, которые к тому же приняли на грудь и смазали луженые глотки свои нежнейшим, розовым на просвет и порезанным на ломти салом…
