подругу можно где-нибудь возле входа в ее мир, и ты это место знаешь.
Алла ушла в смежную комнату, а Максим, набив трубку табаком, вышел курить на крыльцо. За последний месяц он много чего передумал. Такая версия развития событий у него тоже была. Но одно дело предполагать, другое знать точно… «Вот, значит, как! — думал он. — Ушла к первому встречному… А может она права? Может что-то не так со мной? Сначала Мальвина променяла меня на Артурчика, теперь Анна на поручика…» Мысли его метались по кругу. Наконец, ситуация стала проясняться: вернуться в свой мир Анна сможет и без него, это уже не та девушка, которую он увел из дома полгода назад. Она может и себя защитить и по скальному карнизу пройти… Значит, он свободен от обязательств? Ну, ведь не он ее бросил здесь… Можно возвращаться домой. Только вопрос: нужно ли? За ту стычку у садового массива его наверняка посадят, или чего похуже сотворят. В мир Анны теперь дорога закрыта. Хотя почему закрыта? Ведь необязательно ехать в Боровск. Вся страна открыта. Да только кому он там нужен? Этот вариант отпадает. Изнаночные миры тоже отпадают. Ну их… Значит, остаюсь здесь. То есть, не именно здесь, а в этом мире. Осталось определиться, кто мне ближе: господа или товарищи… Впрочем, о чем это я? Товарищи победят в этой войне, значит надо к ним.
Ночью Максу снились кошмары: то Васька Рябой размахивал шашкой, то его снимали со скалы солдаты с голубыми погонами, вдруг появился отец Анны и закричал: «Где моя дочь!»
Проснулся он рано, шести утра еще не было, и амазонки мирно спали на своей половине. Макс долго лежал, дожидаясь побудки. Обычно Света, выбегая из комнаты, кричала: «Рота подъем!» Амазонки просыпались без будильника, его тут не было, во всяком случае, Макс его не видел. А просыпались девушки благодаря выработанной годами привычке. Но сегодня первым проснулся самозваный подпоручик, и когда ему надоело лежать с открытыми глазами, он встал, потихоньку умылся, вышел на улицу, выкурил трубку. Это уже вошло в привычку. Глянул на часы, было половина шестого. Во дворе лежал пушистый снег, на небе светили звезды. Он вернулся в комнату, взял гитару. На ум пришла песня Окуджавы о комсомольской богине…
Я гляжу на фотокарточку, две косички строгий взгляд,
И мальчишеская курточка, и друзья кругом стоят.
Во дворе все дождик тенькает, снова лужи во дворе,
Но привычно пальцы тонкие, потянулись к кобуре…
Вот скоро дом она покинет, лишь только пушек грянет гром,
Но комсомольская богиня… ах, это братцы о другом…
Дверь в комнату амазонок открылась, и на Макса уставились две пары изумленных глаз. Бравая мелодия еще звучала. Молодец Булат Шалвович, для утренней побудки амазонок этот марш гораздо лучше подходит, чем казарменный окрик: «Рота подъем!» Второй куплет Макс не помнил, да он и не понадобился. Девчонки моментально оделись и выбежали во двор…
— Вот это хорошая песня, правильная, — сказала Алла, когда они прибежали в спортзал для обычных утренних занятий. — Ты нам ее потом полностью пропой, ну чем мы хуже комсомолок.
— Вы лучше! Если б мне талант, я бы про вас такую песню сочинил! — ответил Максим.
Наступил девятнадцатый год. Неважно обстояли дела у Красной армии в это время, теснили ее и с запада и с востока, только наша троица об этом не знала. В пансионат никто не заходил и не заезжал, зима ведь, дороги замело. Правда, сани на конной тяге проехать могли.
Максим историю изучал: и в школе и в институте. Фильмов было огромное количество на эту тему, но и фильмы, и книги, и учебники истории несли одну непреложную версию: белые плохие, злые и жестокие, а красные хорошие, честные и благородные. Случались, конечно, и исключения… Впрочем, сейчас важно было не это, а то, какая власть установится в данной местности в ближайшее время. Вот таких-то подробностей Макс не знал. Он и месторасположение пансионата представлял себе довольно смутно. До Питера, или уже Ленинграда, верст двести с гаком, так ему сказали знающие люди. То, что в Питере советская власть была всегда, Макс знал точно, а вот насчет районного центра, города Павловск, он не был уверен. Однако, после рождества, на общем собрании, большинством голосов решено было пансионат покинуть и отправиться в Павловск. За отъезд были обе амазонки, а Макс пытался убедить их остаться до весны. Но продуктов оставалось мало, а ехать в деревни и пытаться что-то выменивать на продукты амазонки не хотели…
Таким образом, в середине января наша троица сначала оказалась в селе, где когда-то Ника встретила Анну и раненного Максима. Прошло всего полгода с того момента, а Максима уже было не узнать… Во всяком случае, на том же постоялом дворе его не узнал никто. Борода и шрам изменили его до неузнаваемости. Погоны подпоручика он предусмотрительно спорол.
В том же селе они продали телегу и лошадь и еще что-то по мелочи. Впрочем, не столько продали, сколько выменяли на продукты, которые амазонки сложили в котомки, а Максим набил в рюкзак. Денег, которыми можно было расплачиваться у них оставалось немного, и по прибытию в Павловск надо было искать себе заработок. Максим твердо рассчитывал пополнить ряды местной милиции, о чем сообщил барышням. Однако, вопреки его ожиданиям, они не горели желанием составить ему компанию.
— Сначала надо осмотреться, — резонно заметила Алла, — а там видно будет. Мы когда-то служили в морской разведке, поэтому отправимся в Питер. В общем, время покажет. Если повезет, тебя не забудем, но и ты нас не забывай.
В Павловске красноармейский патруль взял их, что называется тепленькими, почти сразу после приезда. Макса беспардонно обыскали. В его рюкзаке, кроме продуктов нашли много интересного. Особенно заинтересовал красноармейцев компактный туристский примус, и споротые погоны подпоручика. Амазонок особо не обыскивали, девушки все же, да и не было у них ничего необычного. Впрочем, оружие-то было у всех, но револьвер нашли только у Максима. Вкупе с погонами, пусть даже споротыми, это тянуло на большие неприятности, если расстрел, как белогвардейского шпиона, у ближайшего оврага можно назвать неприятностью.
Начальник патруля отрапортовал заместителю начальника местной ЧК, Льву Борисовичу о задержании белогвардейского шпиона в чине подпоручика и двух сопровождавших его барышень.
— Барышень отпустить, а подпоручика под замок, — ответил тот. — Завтра допрошу, а пока пусть посидит, подумает о жизни… Может, что интересное расскажет. Тут спешка не нужна, расстрелять всегда успеем.
Барышень, однако, отпустить не удалось, поскольку они отправились добиваться
