Долг всё же предполагает отсечение какой-то части тела. Я должен остановить его!
Не смей!
Не трогай её, мать твою!
Одним движением руки Кат разрезал верёвки на запястьях Нилы и снова развернул её лицом к себе.
Меня окатила волна облегчения — без крови, это хорошо. Ссутулившись, тяжело задышал, пытаясь перебороть стучащую боль в висках.
Спасибо, бля.
— У тебя было время подумать, Нила, — сунув нож обратно в карман, произнёс Кат. — Давай попробуем ещё раз. Где Дэниель?
— Я уже говорила, что не знаю, — ответила она, покачав головой, отчего чёрная, как смоль прядь, упала на глаза.
― Знаешь.
― Нет.
Кат притянул её к себе, вжав в своё тело.
— Когда я выясню правду, ты узнаешь, что я могу и выйти за рамки текущих «Долгов». — Он провёл пальцем по подбородку Нилы. — И если я вдруг выясню, что ты ранила или каким-то невероятным образом убила моего младшего сына, ты будешь молить Бога и жалеть, что не погибла в сегодняшней аварии.
Кат развернулся, и, шаркая ботинками по земляному полу, зашагал прочь. Казалось, он смог взять себя в руки.
Наши с Нилой взгляды незамедлительно встретились. Теперь никто и ничто не отгораживало от меня мою любимую. Глазами я попытался сказать, как сильно я люблю её, и как сильно горжусь.
«Я так тебя люблю».
«Знаю». ― Грустно улыбнулась она в ответ.
«Мы пройдём через это».
Она напряглась, глаза опустели.
Кат подошёл к ней сзади, и, заключив в ядовитые объятия, посмотрев мне прямо в глаза, зашептал ей на ухо.
Я не мог слышать, но почувствовал, как сердце Нилы пропустило удар.
Боже, как же я хотел остановить это безумие. Неужели ему всё мало?
Языком упираясь в кляп, я пытался материться и кричать.
Она содрогнулась и побледнела, сжимая и разжимая ладони. А когда он закончил «секретничать», прикусив губу, закачала головой.
Он снова зашептал ей на ухо, беспокоя пряди чёрных волос своим дыханием.
Она снова закачала головой, сжав зубы, явно испытывая приступ тошноты от отвращения.
Что он ей сказал?
Что произошло тогда в Хоукскридже за игрой в кости?
Кат зашептал настойчивей, став похожим на шипящую змею. Слов разобрать я не мог, но он явно давил, ткнув в меня пальцем, угрожая ей на ухо.
Не слушай его.
Что бы он ни сделал со мной, пусть так.
Если это спасёт тебя… пусть так.
Бледная как полотно, Нила подняла взгляд и изучающе посмотрела на меня. Я увидел назревающее решение в её глазах, но затем она с отвращением его отбросила.
Я практически осязал её внутреннюю борьбу, и когда она, наконец, кивнула, взвыл.
Не нужно… нет…
Что бы он ни говорил… не делай этого.
― Ладно.
― Хорошая девочка, ― улыбнувшись, похвалил Кат.
Нила развернулась в его объятиях, закованная, словно в клетке. За её напряжённой спиной я не мог видеть, что делали её руки.
Она глубоко вздохнула и потянулась к пряжке ремня моего ебанутого папаши.
Нет. Твою мать, нет. У меня засосало под ложечкой
В голове шумело, рёбра ныли, но я утроил усилия.
Рычал, мычал и стонал. Бился, словно зверь, попавший в капкан.
Нет!
Она суетливо завозилась, расстёгивая проворными пальцами сначала ремень, затем и змейку. Я знал, как она умело справлялась и с тем, и с другим, и в данный момент ненавидел в ней эту способность. Скользнула руками в штаны Ката, и стало совсем невыносимо.
Пытаясь прокричать через кляп, я сыпал проклятиями, когда Нила, проглотив стон, коснулась моего отца там, где никогда не должна была касаться.
Она взяла в руку его член, и глаза Ката масляно блеснули.
Затошнило. Даже мой желудок запротестовал от понимания неправильности всего этого.
Нила работала рукой, а Кат поощрительно нашёптывал:
― Молодец, хорошая девочка.
И мне не нужно было видеть всей картины происходящего, чтобы понимать. Она его ласкает. Она дрочит моему отцу.
Стул возмущённо заскрипел и надломился, когда я снова рванулся в своих путах.
Кат опять зашептал, в этот раз достаточно громко, чтобы и я мог расслышать, и Нила застыла:
— Да, вот так. Сильнее. Возможно наркотик с прошлой ночи уже перестал действовать, но я заставлю тебя кричать во время уплаты моей части Третьего Долга.
Он, блядь, что, хочет изнасиловать её у меня на глазах?
Он буквально кастрирует меня и убьёт ещё раз этим поступком.
Не позволю.
Не позволю так с ней поступить.
Дёрнулся в сторону, и ножки стула надломились. Гравитация взяла свое, и я грохнулся набок. Боль прошила плечо, но мне было плевать. Брыкаясь, я попытался распутать лодыжки. Потянулся, стаскивая путы с ножек стула.
Изо всех сил.
Игнорируя головную боль, так напряг воспалённые мышцы, что казалось, они вот-вот порвутся. Нила продолжала своё дело, а я стал неуправляем.
Хватит!
Прекрати.
Кат улыбался, командуя моей женщиной, и, по-хозяйски обернув вокруг неё руку, отец смотрел мне прямо в глаза. Торжество читалось в его взгляде ― он знал, что причиняет мне невыносимую боль.
Пачкая лицо в пыли, я катался по полу, стараясь освободиться.
Тебе не сойдёт это с рук, ублюдок!
В сознании вспыхнули и перемешались с настоящим воспоминания ― Эмма, вот так же, в объятиях Ката. Она его терпела. Играла с ним, а он даже не подозревал об этом. Но я знал все её потаённые мысли. И даже через её ласковую улыбку, адресованную ему, я чувствовал отвращение этой женщины.
Она сделала тоже, что и Нила, только вот её дочь влюбилась в меня, а Эмма никогда не любила Ката. И это стало основополагающей проблемой.
Никто никогда не любил его. Не заботился.
Боятся ― значит
