сглотнув страх, переспросила я.
Кат кивнул, между тем я закинула две таблетки в рот, запив их водой. Вода словно живительный эликсир стекала по сухому горлу. Я так давно ничего не пила и не ела. Очень давно. И вода, дойдя до пустого желудка, явно указала на это.
― Я сломал тебе руку не ради забавы, Нила, ― не ответив на мой вопрос, сказал Кат. Отодвинув в сторону пластиковый контейнер, схватил упаковку с повязками и вскрыл. ― Я же уже говорил. Мы ― контрабандисты. И мы отправляемся домой, а я хочу прихватить несколько камушков. Они очень большие и очень редкие. И я бы хотел, чтобы они были всё время при мне.
― При тебе? При мне, ты хотел сказать, ― шипя от боли, сострила я.
Кат опустил повязки в ёмкость с тёплой водой, над которой поднимался пар.
― Да, при тебе. ― Он сосредоточился на распаковке остальных пакетов и подготовкой к предстоящей медицинской процедуре. Я и представить не могла. Он подготовился, а значит спланировал. Причём сделал это хладнокровно ― сел, подумал и собрал всё необходимое, чтобы наложить гипсовую повязку не отходя от кассы.
Кто так делает?
Напрашивался довольно саркастический ответ. Хоуки.
Когда всё необходимое было под рукой, а гипсовые повязки окончательно размокли, Кат взял пластиковую лангету. Она была правильной формы, гладкой с трёх сторон и маленькими отверстиями внутри, как раз там, где и будет находиться моя сломанная конечность.
― Итак, теперь, когда ты знаешь, что я тебя больше не обижу, дашь, наконец, руку?
Всё ещё прижимая предплечье, посмотрела на Джетро, лежащего в грязи.
― Отпусти его.
Как бросил взгляд через плечо и снова обратил всё внимание на меня.
― Нет. Давай руку.
Бесконтрольная дрожь забила тело, откат от адреналина пытался затмить всё произошедшее.
― Хоть развяжи, пожалуйста.
Болезненный вид моего мужчины пугал. Страшно подумать, что он испытывал в тот момент, когда Кат сломал мне руку.
А он почувствовал?
Интересно, это происходило так же, как у Вона, когда я всякий раз падала и разбивала себе что-нибудь?
Чёрт, Вон.
Он всегда чувствовал, когда я ломала себе что-то. Такая интуиция у двойняшек. Будет ли у него тоже болеть правая рука? Будет ли прочёсывать Англию в попытках меня найти? Или что ещё хуже, попробует сбежать из Хоуксбридж Холла ради моего спасения.
― Зачем? ― рассмеялся Кат в ответ. ― Чтобы он по глупости набросился на меня и в процессе схватки был убит повторно? ― закатив глаза, ответил он.
Вроде бы такой невинный жест, но почему-то от него по спине побежали мурашки.
― Я больше не буду спрашивать, Нила. Руку. Сейчас! ― явно теряя терпение, рявкнул Кат.
Обезболивающее начало поступать в кровь, спасибо пустому желудку. И выбора, кроме как позволить Кату подлечить меня, не осталось.
Хотя вряд ли это можно было сделать в полном понимании этого слова. Не после прошедших шести месяцев.
Тяжело дыша от боли, я осторожно положила руку на лангету.
— Нет-нет. Не сюда. Рано, — остановил меня Кат. Выудив откуда-то пластиковый пакетик на застёжке, он вытащил из него чёрные бархатные мешочки. Приподняв один, улыбнулся. — В каждом камне примерно на миллион фунтов, — и, переведя взгляд на моё колье, продолжил: — примерно столько же, сколько и на твоей шее.
Медленно и скрупулёзно Кат поместил мешочки в выемки, вырезанные в пластиковой лангете.
― Они будут надёжно замаскированы. Там нет металла, поэтому рамка не подаст сигнал, и они не будут внутри твоего тела, и, соответственно, невидимы для рентгена.
Сигнал?
Рентген?
Мы полетим домой, и он хочет, чтобы я лгала таможенной службе.
― Меня поймают, ― сквозь ком в горле, просипела я.
― Я в тебя верю, ― покачав головой, ответил Кат. ― Повышенная потливость будет списана на свежий перелом. А восковая бледность от страха ― на боль. Они могут задать тебе пару вопросов, но в гипсе они ничего не найдут. Вот увидишь.
Слёзы навернулись на глаза от новых предстоящих испытаний. Ненависть накрыла с головой и меня перекосило.
— Ты мог бы просто наложить фальшивый гипс. Никто бы не догадался.
Кат крепко обхватил моё лицо ладонями.
― Ты не права. Человека может выдать поведение. А в аэропорту лжеца видно за версту. И кроме того, лекарства и прочие средства докажут, что мы не врём.
Я дёрнулась, вырываясь, и, охнув от боли, воскликнула:
― Это какие же?
Заглянув в ёмкость, Кат вытащил оттуда гипсовые повязки, переложив их в пластиковый лоток.
― У нас будут снимки, подтверждающие твой перелом, с актуальной датой и временем.
― Каким образом? ― ахнула я, недоверчиво обведя взглядом грязную пещеру. ― Хочешь сказать, что у тебя тут и рентген имеется? ― И слегка диковато хихикнув, продолжила: ― Не только контрабандист, но ещё и доктор, президент байкерского клуба, и, конечно же, любящий отец. Прям кладезь талантов.
Кат угрожающе прищурился.
― Аккуратней, Нила. То, что тебе больно, совсем не значит, что я не могу приструнить тебя. Я требую уважения всегда. Не забывай об этом на всём протяжении пути домой. Я буду рядом, когда мы пойдём через охрану аэропорта. Подниматься на борт тоже будем вместе. Ну и приземлимся, разумеется, тоже. Поэтому рекомендую придерживать язык за зубами. ― Указав пальцем на Джетро, продолжил: ― В противном случае, я не стану сохранять ему жизнь. Подчинишься, и он останется в добром здравии. Выкинешь какую-нибудь глупость, и ему конец. Всё просто до безобразия, ― пожав плечами, подытожил он.
Просто до безобразия?
Как насчёт твоей смерти в самолёте?
Глупо, конечно, учитывая, что остатки лет мне придётся коротать в тюрьме. Но зато Кат больше не смог бы дышать со мной одним воздухом.
― Кажется, ты всё продумал, ― саркастически заметила я.
Он нахмурился, но не ответил. Проигнорировал, занявшись маскировкой
