рвёт и мечет, уже коньяком налакался, гад. С тобой тоже не расплатились?
— С этим всё в порядке, отдали полностью ещё позавчера, — улыбнулся Сергей, вспомнив, как сам себе отсчитал зарплату, — а когда Лукича видели в последний раз?
— Да Савельев говорит, что Парасюк вчера днём уехал вместе с Малиновской, но должен был вернуться, он их отъезд камерой снимал фотографической, говорит, две катушки отщёлкал, хвастался, что только одна карточка плохо вышла. Я звонил на карьер, там сказали, вечером вчерашнего дня отбыл обратно, в Пятигорск, на извозчике. В гостинице нет, номер пуст. Я в банк, там говорят — снял этот подлец все деньги подчистую ещё десять дней назад. Бегом снова на почту, а там тоже шиш. Получается, он только с Малиновской расплатился и аванс выдал, а остальные то где? Где, я тебя спрашиваю?
Гриша затянулся аж до гильзы, вдавил окурок в пепельницу.
— Савельев точно его видел? И что за карьер?
— Где-то около Минвод, новый посёлок строится, кажется гора называется — Ящерица. Нет, Змейка. Он их даже на карточку запечатлел, а как прознал, что денег не будет, заявил, мол, плёнки картины отдаст только через суд. Сейчас с Муромским водку глушат в кофейне у Цветника, тот тоже жук, забрал реквизит, и сказал, что на базаре продаст или в театр, я отобрать хотел, так пистолет достал и на меня наставил. Нет, вот увидишь, ноги моей больше здесь не будет, я к Эггерту уйду, или к Протазанову в «Межрабпом», там платят регулярно, и фильмы два, а то и три раза в год. Но какой подлец, а?
— Лукич?
— Свирский. Заявил, что его это не касается. Нас сейчас из комнат вышибут, на обратный билет денег нет, а он здесь сидит, коньяками пьянствует, икру в номер заказал. Дождусь следователя, и всё ему выложу, и про лишние дни съёмок, которые не по смете, и про актрис, которых Свирский соблазнял, и про его вторую жену в Гомеле, и как он с Лукичом деньги лишние делить собирался. Всю подноготную!
— Удачи, — Травин поднялся, решая, сначала в номер подняться, или всё-таки оператора найти, — держи хвост пистолетом. Кстати, маузеры, я так понял, тоже у Муромского?
Гриша только рукой махнул, уставился в окно и сжал кулаки. Ему было очень жаль себя, загубленной молодости и чёрной паюсной икры с коньяком, которых у него, Гриши, на ужин сегодня точно не будет.
Оператора Сергей нашёл именно там, где и сказал Гриша Розанов. Тимофей сидел за столиком вместе с артистом Муромским, перед ними стояла почти пустая бутылка вина. Савельев ковырялся в тарелке с ростбифом, артист откинулся на спинку стула и тяжело дышал. Травин сел рядом.
— Ну что, — спросил он, — вас тоже с деньгами прокатили?
— Не режь по больному, дорогой товарищ по несчастью, — Муромский с сожалением посмотрел на бутылку, — соль на рану не сыпь, зияет свежей кровью разодранная плоть. Вот ведь как, вроде и приличный с виду человек Свирский, а на тебе, оказался злодеем последним, гнидой подколодной. Но ничего, мы с Тимофеем Леонидовичем своё возьмём, да. Приструним негодяя советским рублём.
— Так вроде деньги у счетовода, Свирский вроде как не при делах?
— Тут ты прав, чертяка, ох как прав. Но Парасюк где, фьють, и испарился аки демон от святой воды, а Арнольд здесь сидит, и перед руководством Севзапкино отвечает. Счастье его, что с нашей примой Матвей Лукич расплатились, а то ведь и до наркома дойти могло, Варвара Степановна при живом-то муже женщина бойкая. Но, — артист решительно положил ладонь на стол, — я никаких сплетен не терплю.
— Слышал, вы весь реквизит забрали? — Сергей подозвал официанта, заказал большой графин водки.
Артист оживился.
— Говорил я тебе, Серёжа, хоть кино возьми, хоть театр — та ещё клоака, каждый норовит обмануть, подставить, подсидеть. Но и мы не лыком шиты, знаем, как себя уберечь, я вот вещички-то попридержу в качестве обеспечения, осветители наши лампы припрятали, Тимофей камеру и плёнки забрал, никуда от нас Свирский не денется. Режиссёр — он лицо глупое и непрактичное, ему бы артисток щупать за мягкие места да приказы раздавать, а как до дела доходит, без реквизита он никуда. И за катушки его начальство ох как взгреет, всё отдаст, лишь бы обелиться.
— Так маузеры у тебя?
— Лежат, голубчики. Только отчего-то два всего.
— Хоть и два, возьму по червонцу.
— Ах ты ж благодетель, — Муромский выдавил слезу, — такой товар аж за червонец. Хочешь несчастьем сыграть, аспид эдакий?
— Боевое оружие, — Сергей перехватил у халдея графин, расплатился трёшкой, разлил по бокалам водку, — нужно в милицию сдавать. Любой покупатель тебя же и продаст с потрохами, а там статья 182-я, шесть месяцев или штраф сто червонцев. Я лицо официальное, могу для своей почтовой конторы приобрести. Так что решай, ведь тебя, считай, от кичи спасаю. Сегодня в номер принесёшь, получишь деньги.
Муромский вздохнул, махом осушил бокал и кивнул.
— Да будет так, — сказал он, и наполнил его ещё раз, до краёв. — Парики есть отличные, всего по шесть рублей, они в лавке по пятнадцать. Мундир генеральский, с орденом. Отдам за полтинник.
Сергей покачал головой.
— Может, плёнки с фильмом купишь? — Савельев ткнул вилкой в сторону Травина, — на почте кинокартины не нужны?
— Нет, но ты вчера Малиновскую фотографировал, могу для карточек почтовых взять. Всё что есть за пятёрку, негативы себе оставишь.
— Это несерьёзно, — неуверенно сказал оператор.
— Ну как знаешь, — Травин поднялся, — ладно, сейчас дам семь рублей, потом — пять, предложение действует до вечера.
— Погоди, погоди, — Савельев схватил Сергея за руку, — вот они.
Он достал пачку свежих отпечатков. Травин забрал карточки, мельком взглянул, внимательно посмотрел на оператора. Тот помялся, вздохнул, и вытащил ещё одну пачку, побольше.
— Две катушки минус кадр, — молодой человек улыбнулся, достал двадцать семь рублей, две банкноты по три рубля и бумажный рубль отдал Савельеву, а двумя червонными бумажками помахал перед носом Муромского.
И ушёл.
За то недолгое время, что Травин работал агентом уголовного розыска, он понял — на свидетелей никакой надежды нет. В двадцать шестом году, когда он только начинал служить в группе Осипова, занимавшейся бандитизмом, в сберкассе, которую обнесли братья Спиридоновы, убили кассира и