с крысиным лицом, швейцар, наверняка кто-то ещё, о ком пока что Травин не знал.
Он постучал по Свирскому, и над линией, которая соединяла того со счетоводом, написал «деньги». Помреж Гриша сказал, что режиссёр и Лукич собирались что-то делить, наверняка не всё, что выделялось на картину, шло именно на неё, кое-что и в карманах оседало. То есть Лукич этот вполне мог вытолкнуть Свирского из окна, а тот в отместку счетовода утопить. Или гипсом забить до смерти. Только зачем это делать режиссёру, Сергей объяснить не мог, да и счетовод был человеком хлипким, скорее уж нанял кого-нибудь, да вот того же Беляева.
Молодой человек досадливо поморщился, Лукича надо было сразу писать в середину. Подумав, Фёдора и Генриха он тоже соединил — у первого был на Малиновскую зуб, второй, если что-то произошло, в этом участвовал. Ещё у Генриха был помощник, пацан, его Сергей загнал в угол, обозначив мини-Генрихом, парнишка и на вокзале отметился, во время съёмок, и у гостиницы во время отъезда. Неспроста.
— Иду, — крикнул Травин.
Лиза должна была подойти с минуты на минуту, но девочка бы стучаться не стала. Он распахнул створку, на пороге стояла соседка, Маша Горянская.
— Я хотела с вами поговорить, Сергей, — женщина решительно шагнула в комнату.
— С Толей что-то случилось?
— Нет, с ним всё в порядке, — она села на стул, сложив руки на коленях и строго глядя на Травина, — спасибо, что вытащили мужа на охоту. Правда, он мне все уши прожужжал, как вам было хорошо и как он здорово отдохнул, в отличие от предыдущих дней, и нога у него снова разнылась, но я как-нибудь переживу. Речь пойдёт о Лизе.
— С ней что? — Сергей был уверен, случись что серьёзное, ему бы сказали сразу.
— Я с ней поговорила.
— Вы не поверите, я с ней тоже разговариваю. Правда, раньше с этим были проблемы, но сейчас всё наладилось?
— Проблемы? — Маша не поняла.
— Когда я её подобрал, она вообще ничего не говорила. Думали, немая.
— Вот. Когда вы сказали, что подобрали девочку, я думала, обычную беспризорницу. А оказывается, на её глазах её дядю и тётю убили, а потом она одна в этом доме жила, считай, на месте преступления.
— Ну я вам так скажу, родственники те были одно название, они её кем-то вроде прислуги держали, не думаю, что этот случай её жизнь ухудшил, скорее наоборот.
— Да, она мне рассказала. Ей ведь всего восемь? А выглядит на десять почти, и очень умная, не чета моим оболтусам, те хоть и старше, а рядом с ней словно малыши.
— Мария Алексеевна, — Сергей улыбнулся, — вы вокруг да около не ходите.
— Хорошо, — гостья выдохнула, — в общем, девочке нужна мать. Постойте, я скажу. Вы, выходит по всему, живёте опасной жизнью, с бандитами воюете, я думала, простой почтовый служащий, а оказывается, и в милиции служили, и стрелять приходилось после этого. Она, кстати, уверена, что это вы убийц её дяди и тёти казнили, а не милиционеры. Говорит с гордостью, как будто это само собой разумеется. А ещё отыскали тех, кто убил вашу сотрудницу, и Лиза уверена, что и их вы наказали со всей строгостью. Я не буду вас осуждать, наше советское правосудие иногда слишком мягкотело, когда дело касается воров и убийц, но такая жизнь не для неё. Мало того, что у вас на неё нет достаточно времени, представьте, что будет, если с вами что-то случится.
Травин рассмеялся.
— Знаете, — сказал он, — я уж было подумал, вы мне невесту пришли сватать. Могу вас успокоить, профессия моя исключительно мирная, а мою биографию и личное дело вы вполне можете изучить в своём учреждении.
— В каком? — в глазах Маши промелькнуло что-то знакомое, такой взгляд иногда бывал у Черницкой.
— Послушайте, Лиза — девочка не из болтливых, и если она это всё вам выложила, значит, не только у вашего мужа привычка всё про всех знать. Сами мне сказали, помните? Так вы что, Лизу думаете себе забрать?
— Если она захочет, — твёрдо сказала Горянская, — и только если вы не против.
Травин задумался.
— Нет, — наконец сказал он, — не вижу никаких причин. Во-первых, она наверняка не согласилась, так?
— Да, — призналась гостья.
— Во-вторых, мы едва знакомы, и с чего бы мне доверять девочку именно вам. И в-третьих, сейчас в этом нет необходимости. Вы мне лучше в другом помогите. У неё родственники должны были остаться со стороны отца, вот только где и кто, я выяснить не смог. Вдруг у вас получится.
— И всё же…
— Хотите поменяемся, вы мне своих близнецов, а я вам Лизу.
Сергей думал, что гостья с возмущением уйдёт, но та неожиданно кивнула.
— Если не навсегда, а на некоторое время, я бы согласилась, да и Толя был бы не против, мы их слишком балуем, а у вас они самостоятельности научатся. Так что, будем меняться?
— Я подумаю, — пообещал Травин, и выпроводил её из номера.
* * *
Следователь Можейко смотрел на Свирского с грустью. Он получал в месяц семьдесят четыре рубля, и то после недавнего повышения, а кинокартина, оказывается, стоила почти сорок тысяч. Мужчина, пока заполнял бумаги, даже посчитал там же, на полях, сколько ему пришлось бы работать, чтобы получить такие деньги. Выходило сорок пять лет.
— Так значит, двенадцать тысяч он не украл? — уточнил следователь.
— Нет же, это был аванс, — Свирский нервничал, — говорю же вам, аванс мы истратили, а теперь нужно расплачиваться за остальное. За плёнку, химикаты, услуги лаборатории, транспорт, гостиницу, артистам и всей группе, а ещё монтаж, аренда извозчиков и прочее. Двадцать восемь тысяч рублей. И это не считая отчислений сценаристу, который возьмёт своё с кинотеатров. Я не знаю, что делать, я остался совсем без денег.
Можейко кинул взгляд на початую бутылку коньяка, вазочку с присохшей икрой и ручку с золотым пером.
— Хорошо, я разошлю телеграммы в адмотделы ближайшие, поймаем вашего Парасюка, — сказал он. — Ещё жалобы будут, гражданин?
— Да! Да, будут жалобы, меня выселили из номера, выкинули на помойку, и это при попустительстве милиции, между прочим. Я этого так не оставлю, имейте ввиду, я найду управу.
— Да, вы уже это говорили четыре раза,
