двух посторонних женщин. В зале кроме них находилось восемь посетителей, кассир и собака, которая принадлежала одной из убитых. От девяти свидетелей никакого толку не было, они путали рост, цвет волос и то, во что были одеты грабители. Один из братьев, кстати, был лысый, и это ни один человек не указал. Только собака узнала Спиридоновых и кинулась на них на опознании. Собаку потом забрал к себе в питомник Медведев, и из неё вышла отличная ищейка. Поэтому Сергей больше доверял объективным свидетельствам, фотографии для этого вполне годились.
Савельев оказался отличным фотографом, все отпечатки вышли чёткими, главные действующие лица занимали центральную часть композиции, и выглядели отлично. Малиновскую Травин разглядывать не стал, только обратил внимание на то, что она села на задний диван вместе с Зоей, а Парасюк уселся спереди. Комсомольский активист Генрих Липке, который носил под брюками, нож, тоже получился отлично. Молодой человек от камеры не прятался, смело смотрел в объектив. У Сергея промелькнула мысль, что он дует на воду, и Малиновская благополучно сейчас едет в Москву, но что-то свербило, не давало успокоиться. За артистку Травин не особо волновался, та сама закрутила знакомство с блатными, его больше тревожила Зоя — девушка могла попасть в переделку не по своей вине.
На нескольких фотографиях на задний план попал пацан, которого Сергей видел в понедельник на вокзале, везде, кроме одной, он был один. На одной карточке рядом с ним в кадре оказался парень, похожий на Генриха, только моложе, в клетчатом пиджаке и кепке. Под пиджаком угадывался револьвер, смотрел парень на Малиновскую.
— А вот это интересно.
Сергей отложил один снимок, где машина была снята крупным планом, автомобиль напоминал ему тот Студебеккер, на котором ездил Радкевич, убитый в двадцать пятом. Машина, помнится, принадлежала по документам Петру Лукашину, он же её и получил, выйдя из тюрьмы — транспорт конфисковывать почему-то не стали. Лукашина и его брата Зулю нашли мёртвыми осенью двадцать шестого года, как раз за день до этого убили родителей Светы Решетниковой, с которой Травин в то время встречался. Студебеккер так и не нашли. Автомобилей в СССР было немного, двадцать шесть тысяч штук на всю страну, Студебеккеров — ещё меньше, и Сергею очень хотелось посмотреть на машину вживую. Для этого нужно было найти Генриха.
Травин взял путеводитель, который ему продала дама с веером, на плане обвёл место возле горы Змейка, там, судя по газетам, строился бештаунитовый карьер. Он пожалел, что не взял с собой на отдых мотоцикл, такая мысль была, но при взгляде на карту РСФСР пропала. В любом случае, на ночь глядя поиски начинать он не собирался, если с женщинами что-то случилось, то один день ничего не решит. А если нет, глядишь, доберутся до Москвы и телеграфируют.
* * *
В подвале смена дня и ночи никак не наблюдалась. Снаружи доносился размеренный шум, похожий на чавканье калош по грязи, иногда в него добавлялся другой, более резкий и отчётливый, вот только на что он был похож, Варя сказать не могла. Она сидела, прислонясь к стене, и отчаянно пыталась не думать о плохом. А ещё она злилась на Зою, которая постоянно плакала.
Им дали еду и огарок свечи, в одну железную миску набросали куски мяса и овощей, большую часть посуды занимала подлива, в другой миске была вода, чистая и холодная, аж зубы стыли. Еду принесла женщина лет сорока, в чёрном платке и такого же цвета платье, Варя пыталась с ней заговорить, но незнакомка молча поставила миски возле двери, подожгла свечку высотой с палец, и тут же поднялась обратно. Внизу двери оказался проём высотой сантиметров пятнадцать, голова бы в него не пролезла, а вот миски — впритык. Зоя от еды отказалась, но воду выпила почти всю, Малиновская не успела отнять у неё миску и теперь жалела, жажду после наваристого мясного рагу она почувствовала не сразу, зато сильную.
Огарка свечи хватило на несколько минут, за это время Варя ещё раз осмотрела камеру, обошла её по периметру, но ничего стоящего внимания не увидела. Потолок перекрывали мощные, хорошо подогнанные доски, лежащие на квадратных балках, каменные стены были сложены из одинаковых блоков, почти без щелей, а земляной пол утоптан до твёрдого состояния. Она попробовала копнуть его миской, но ничего не вышло. Зоя смотрела на всё это и плакала, а потом уснула. Или, возможно, потеряла сознание.
Женщина в платке вернулась, как показалось Варе, часа через два, в сопровождении низкого мужчины, того, что спускался вниз в первый раз. Мужчина держал в руках обрез, женщина знаками показала, что надо поднести к двери ведро и миски, когда Варя это сделала, она открыла камеру, забрала их, переставила внутрь два ведра, одно пустое, а другое — с водой.
— Это, значит, чтобы вы не завшивели раньше времени, — грубо рассмеялся мужчина. — Пользуйтесь аккуратственно, часто менять не будем. А ну пошла вон.
Незнакомка быстро полезла наверх, там она на секунду остановилась, обернулась к Варе и провела большим пальцем по горлу, а потом скрылась. Мужчина закрыл клетку.
— Эта что, спит, болезная? — он кивнул на Зою. — Не померла?
— А вот если бы померла, тогда что? — с вызовом спросила Варя.
— Этого тебе, девонька, лучше не знать.
Мужчина на этот раз смеяться не стал, отцепил от крюка фонарь и запер за собой крышку люка.
Глава 18
Глава 18.
К тому моменту, как в дверь постучали, Сергей успел расчертить большой лист бумаги кружочками и стрелками, этому несколько лет назад его научила Кольцова, ей так лучше думалось. Травин мог держать подробности в голове, но подумал, что лишними записи не будут.
В центре он написал «Свирский», отвёл от режиссёра линию вниз, и подписал «Лукич». Счетовода он зачеркнул одной косой линией, рядом вывел «Беляев», и того зачеркнул двумя. Мёртв. Подумав, он Лукича и Беляева соединил пунктирной линией, Парасюк пропадал несколько раз, но одновременно с кем-то ещё только два. Второй раз — Малиновская и Зоя, они появились с другой стороны от счетовода, их тоже перечеркнула косая линия и знак вопроса. Надписи «Карьер», «Генрих», «Фёдор» и «Гостиница» он разместил вверху, от Генриха пошли две линии — к карьеру и счетоводу, от Фёдора — к гостинице и Малиновской, гостиница соединила практически всех. Наверняка начинать надо было с неё, точнее с тех, кто мог быть замешан — коридорный
