«Назначенный мне парикмахер, — вспоминает Стю Рассел, — изучал свою бритву и мое лицо с таким видом, будто все его родственники погибли на Корейской войне, причем исключительно по моей вине…
Два охранника с русскими автоматами не выглядели в тот момент серьезной защитой американцев от этого мрачного злобного субъекта, изгнанного, по мнению Рассела, из парикмахерского училища. Всякие мысли о репатриации улетучились, когда он начал мылить лицо заключенному, захватывая вместе со щеками еще и затылок. Рассел испугался еще больше, когда бритье началось именно с затылка. Такие ужасные сцены обычно показывали в американских фильмах из тюремной жизни, в которых узник после унизительной процедуры у цирюльника обыкновенно терял всяческие признаки индивидуальности. Стало очевидно, что легкие деньки их корейской жизни закончились, и впереди уже мерещилось что-то вроде каторги с прикованным к ноге пушечным ядром или урановых рудников. Бритье и стрижка окончились, когда на макушке баталера «Пуэбло» сохранилось не более десяти квадратных сантиметров растительности. Такой модельной стрижки американец не встречал даже у хиппи во Фриско. Когда их возвратили в камеру, Рассел ревниво отметил, что другой кореец подстриг Хейса куда как приличнее! Стю всегда отличался умением держать себя в руках, чтобы бы ни случилось. Но в тот момент, после всех треволнений, оба приятеля принялись истерически хохотать. Рассел последний раз постригся перед самым отходом из Иокосука, причем парикмахер-японец тогда лишь подровнял волосы на затылке. Но волосы вскоре отросли, как оказалось — гораздо быстрее, чем им представилась возможность покрасоваться дома.
СЕКРЕТНΟ; МОЛНИЯ; NODIS: CACTUS.
ТЕЛЕГРАММА
Сеул, 16 февраля 1968 года, 1122Z.
Посольство США в Республике Корея — Госдепартаменту.
Тема: седьмая встреча старших представителей Комиссии
по перемирию в Панмунчжоме 16 февраля.
1. В сущности, предварительный анализ магнитозаписи продемонстрировал очень небольшой прогресс… Пак был сегодня значительно менее груб, но заявил, что его позиция остается твердой:
(А) Чтобы команда «Пуэбло» была возвращена быстрее, американская сторона должна изменить свое отношение к инциденту и обеспечить извинение и гарантии на принципах, изложенных Паком на шестой встрече.
(В) Возвращение корабля не может быть предметом обсуждения на том основании, что не имеется прецедентов возвращения оборудования, используемого для шпионажа. Пак заявил, что «поэтому будет лучше вообще не упоминать корабль в дальнейшем».
2. На сегодняшней встрече Пак предъявил фотокопии предполагаемых признаний экипажа «Пуэбло» и различных корабельных документов как свидетельство, доказывающее, что «вооруженный корабль “Пуэбло” вторгся в территориальные воды Северной Кореи для шпионажа, враждебных и агрессивных действий по приказу американского правительства». Контр-адмирал Смит потребовал и получил эти копии.
(Смит получил фотокопии предполагаемых признаний коммандера Бучера и старпома Мэрфи, фотографию обложки документа, озаглавленного «Position Log Record», фотографии различных служебных журналов и двух навигационных карт, на которых предположительно проложены курсы «Пуэбло»». Также Пак вручил копию коллективного письма, подписанного всеми членами экипажа с извинениями за нарушение морской границы КНДР и другие свои действия.)
3. Контр-адмирал Смит прочитал документы и высказал мнение, что документы содержат исправления. Пак решительно отклонил эти возражения как «нелепые» и несколько раз повторил, что цепляться за них не принесет выгоды американской стороне…
Портер
В ДЕРЕВНЕ
Как в любой тюремной системе, корейская охрана всегда особенно сердита по утрам, потому что солдаты вынуждены просыпаться намного раньше, чтобы успеть одеться, заправить свои койки, позавтракать, в то время как заключенные все еще находились в постелях. Чтобы смягчить их мстительное неудовольствие, американцы старались встать и одеться до официального подъема. Корейцы это знали, но всякий раз, распахивая двери в шесть утра, истово надеялись застать кого-нибудь спящим.
Едва одевшись, они успевали выкурить по сигарете, и ждать, пока их сопроводят в туалет и умывальную комнату на втором этаже. Спуск вниз начинался с построения в камере в колонну по росту. Построившись, они ожидали разрешения идти. В коридоре им приказывали склонить головы, опуская подбородки на грудь. Гортанная команда, и они начинали спускаться по лестнице. Движение почти всегда приостанавливалось охраной, которая осматривала и пересчитывала узников, заставляя каждого произносить порядковый номер по-корейски. Матрос Джон Шинглтон, самый высокий в камере, всегда шел направляющим. Его обязанностью было нести ведро, так как Джон отвечал за мытье полов в камере и коридоре и должен был набрать воды. Эллис шел вторым, Рассел — третьим. Стю понятия не имел, кто по порядку шествовал позади. Рассел был «som», всегда довольный тем, что двое впереди никогда не пропускали осмотр. Шедшим позади (если кто-то отсутствовал) приходилось на ходу учить новое корейское числительное.
Как только утренний поход «на горшок» заканчивался, они возвращались в камеру, чтобы сменить шлепанцы на баскетбольные кеды. Они считались обувью для улицы. Вообще-то северные корейцы старались держать пленных босиком, когда только возможно. Американцам казалось — из опасения побега. Было бы трудно убежать по заснеженным горам в сандалиях без задников. Сами члены экипажа «Пуэбло» никогда даже не обсуждали такой возможности. Все понимали — это верная смерть. А им очень хотелось выжить.
19 февраля офицеров начали принуждать к написанию ходатайства президенту Джонсону. Пришлось составить несколько вариантов, пока через десять дней северные корейцы наконец утвердили окончательный текст. В конце концов его подписали все члены экипажа. Потом, когда они вернутся, это письмо, а также пресс-конференция офицеров корабля и старшего океанографа станут в Америке поводом для широкой дискуссии в прессе. Их обвинят в сотрудничестве с… кем? С врагом? Война давно кончилась, а новая не началась. Они нарушили Код Поведения? Безусловно. Ни одна военная структура в мире не допускает обсуждения подчиненными действий начальника, тем более — Верховного Главнокомандующего, каковым является президент. Все уставы мира запрещают коллективные обращения военнослужащих — каждый отвечает за себя. Но с другой стороны, великая держава, отправив их навстречу опасности, не смогла ни подстраховать, ни защитить, ни вызволить.
Корейцы имели основание полагать, что американской воздушной разведке удалось обнаружить место содержания пленников (хотя на самом деле это не так). 4 марта автобусами их перевезли в другую тюрьму в сельских окрестностях Пхеньяна. Американцам объявили, что они будут находиться здесь до тех пор, пока не проявят искренности и пока Соединенные Штаты не выполнят предъявленных требований.
Несмотря на начало марта, по утрам их выводили во двор тюрьмы в одних кальсонах и нательных рубахах. Заключенные были вольны заниматься чем угодно, обыкновенно пересказывая сплетни из других камер. Однажды Чарли Ло, вспомнив свой ночной дебют на стадионе в Пхеньяне, вызвался покомандовать физическими упражнениями. Они были хорошо знакомы большинству по средней школе, но северные корейцы отметили его рвение и назначили постоянным ответственным за физподготовку. Ло был всего лишь старшина первого класса, теперь же ему предоставлялась регулярная возможность покомандовать своими командирами тоже. В конце концов, в социалистическом обществе нет никаких классовых различий. Чарли, в котором неожиданно проснулось тщеславие, наслаждался собственной ролью и специально подчеркивал перед всеми ошибки в упражнениях, которые допускали офицеры.
После завершения утренней зарядки заключенных возвращали в свои камеры, где они снова переобувались в шлепанцы и готовились к завтраку. Столовая располагалась рядом на третьем этаже, но была недостаточно велика, чтобы весь экипаж мог принимать пищу в одну смену: почти как на круизных судах, где туристов кормят в два захода. Здесь, при всем желании тюремщиков, изоляция экипажа нарушалась.
В новой тюремной столовой имелся один большой стол на восемь мест и приблизительно 10 столов на четверых. Камера, в которой находился Рассел, была расписана за общий стол, но с одной организационной оплошностью со стороны корейцев: на завтрак и ужин им выпадала первая смена, а на обед — вторая. Это позволило их камере служить проводником информации между разными камерами, где содержались члены экипажа.
Час перед очередной кормежкой всегда был посвящен предвкушению еды, причем совсем не той, которая их ожидала. Навязчивые фантазии о вкусной и здоровой пище стали настолько сильны, что некоторые начали делать рисунки чего-нибудь вкусного, которые прятали в пачках сигарет. Боб Чикка, один из двух морских пехотинцев в экипаже, оказался неплохим художником, и Рассел сумел уговорить его нарисовать гигантский сэндвич на длинной полоске бумаги, который он нашел. Рассел мечтал о таком целыми часами. В конце концов «Док» Белдридж заявил, что подобные глупости приведут к нервному срыву, и запретил гастрономические мечтания — по крайней мере, их обсуждение вслух.
