Однако затем последовала череда любопытных событий.
Они начали получать телефонные звонки от женщин, чьи мужья, дети и отцы были захвачены в плен в годы Корейской войны. Звонившие говорили об одном и том же: Государственный департамент и его представительства настойчиво просили их избегать комментариев для прессы о своих любимых, не вернувшихся в Америку после окончания войны. Родственники «выполнили свой патриотический долг до конца» и тихо надеялись, что правительство их не забудет. Иногда эта зловещая «тишина» длилась месяцы, иногда — годы. Пленные не были репатриированы, прошло уже 15 лет, и не осталось никакой надежды на их возвращение. Коммунистические страны имели обыкновение засекречивать своих пленников и отрицать, что иностранцы вообще когда-либо были взяты в плен. Затем, после долгих лет опровержений, некоторых вернули домой…
Когда несчастные родственники начали понимать, что тишина в отношении их близких называется забвением, они бросились к журналистам. Но для СМИ пленники Корейской войны уже превратились в «старую историю». «Нет ничего более старого в мире, чем старая газетная история. Только имя на бумаге — и никакой индивидуальности». Роза и Алан поняли, что располагают одним-единственным — именем, которое на устах у всей Америки. Они не могли ждать, пока «Пуэбло» и Бучер станут «старой историей». Хэмпфилл уговорил Розу дать администрации Джонсона шанс. Шанс на один месяц и ни днем более.
Если бы они могли знать тогда, в каких условиях находится Пит и его люди и насколько неэффективными окажутся дипломатические усилия американского правительства, они не стали бы ждать и тридцати секунд.
Через месяц, в марте, Роза Бучер направила всю свою недюжинную энергию на организацию национального общественного комитета «Помни «Пуэбло»».
НОЧНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ
Американцы провели в камерах приблизительно три недели. Если не считать криков избиваемых на допросах узников, в тюрьме в общем — то было довольно тихо. Они уже свыклись с чувством ужаса, как со старым обношенным бушлатом. Во всяком случае, привыкли воспринимать дикие вопли в порядке вещей. Однажды за полчаса до отбоя в камеру, где сидели Хейс и Рассел, зашел Призрак, приказал всем собираться, то есть — «С вещами на выход!» Этот кореец был первым из дежурных офицеров, которому пленные придумали кличку. Надзиратель сохранял в себе какие-то признаки человечности. Позже выяснилось, что клички всему северокорейскому персоналу придумывали в каждой камере. Надзиратели, не говоря уже о солдатах охраны, навсегда остались для американцев анонимами. Поэтому клички стали повседневной необходимостью: надо же было как-то отличать своих тюремщиков друг от друга, если они сами никогда не представлялись пленным. Но получилась разноголосица. Понять, о ком идет речь, можно было только в пределах одной камеры. В конце концов, единый псевдоним получил каждый кореец, причем предметом гордости каждой камеры становился именно ее вариант, безоговорочно принятый тюремным обществом. Так, например, переводчика единогласно прозвали Серебряные Губы, фотографа — Джек Уорнер, по имени основателя прославленной голливудской киностудии. Иногда клички приходилось менять. Так, одного надзирателя поначалу нарекли Хороший Парень, но вскоре он стал Экс-Хороший Парень, как не оправдавший доверия. Были еще Медведь, Робот, Подозрительный, Чудила, Парнишка (который выучил английский язык, слушая английское радио ВВС, когда служил охранником корейского посольства в Египте и всех американцев называл «парнишками») и так далее. Придумывать иронические меткие прозвища стало почти единственной забавой в тюрьме Пхеньяна.
Рассел с Хейсом собрали свои пожитки и стали в ожидании возле двери. Они заметно нервничали. Наконец охрана открыла дверь, и их вывели в коридор. Здесь узники поняли, что приказ касался каждого, экипаж собрался целиком. Как синие привидения, моряки начали строиться.
Ни звука, только шарканье резиновых подошв по цементному полу. Охранники выкрикивали команды. Как только образовалось некое подобие строя, явился полковник и торжественно объявил, что мудрое корейское руководство проявило заботу о здоровье задержанных империалистических шпионов, и сейчас они отправятся на физзарядку.
Физические упражнения на ночь глядя? Никто не поверил. Общее беспокойство усилились, когда в коридоре появился тюремный врач. Может быть, снова какое-нибудь медицинское освидетельствование? Кто-то в строю, запинаясь от ужаса, шепотом произнес, что врачи также регистрируют летальный исход при казни…
Только вернувшись в Америку, они узнали, что самолеты фоторазведки 5-го воздушного корпуса с Окинавы облетели всю Северную Корею, пытаясь разведать место содержания плененного экипажа. Это объясняло, почему их вели под покровом темноты.
На выходе из тюремного блока американцев в который раз сурово проинструктировали, что головы следует держать опущенными в знак стыда за шпионаж против миролюбивого корейского народа. Пленники шли двумя колоннами между рядами каких-то затемненных зданий. Вокруг ни огонька, единственным источником света оставались звезды в холодном высоком небе. Их сияние слабо напоминало, что в мире есть еще какая-то жизнь помимо окружавшего безумия. Стояли февральские холода, но пронизывающий ветер казался все-таки приятнее тюремной вони. Внезапно стало совсем темно — колонну завели в какой-то тоннель. На выходе из него голос кого-то невидимого разрешил поднять головы и принять физкультурную стойку. Внезапно зажегся яркий свет — их привели на стадион! Свет лился сверху, со специальных осветительных вышек, он бил в глаза, и нельзя было разглядеть — а кто же на трибунах?» Неужели тысячи корейцев согнали на невиданное зрелище, на кровавый спектакль победы над империалистами…
А вдруг шеф церемонии — сам товарищ Ким, и всех сейчас публично казнят на радость свободолюбивому корейскому народу? Ужасная, болезненная и позорная смерть. Американцы за эти дни слишком часто готовились проститься с жизнью и в каждом действии тюремщиков старались угадать признаки приближения конца. Это становилось навязчивой идеей для большинства членов экипажа.
Но нет, той ночью смерть снова не стала для них пропуском на свободу. Американских моряков действительно заставили выполнять физические упражнения — на морозе, под ледяным ветром и слепящими прожекторами. Командовать назначили Чарли Ло. Он не был крупным специалистом гимнастики и не пошел дальше обычного набора школьных упражнений. Странное принудительное «оздоровление» длилось всего несколько минут, дорога на стадион заняла в несколько раз больше времени. Всех снова построили и повели через тоннель назад, в тюрьму. Напоследок после всех ужасных треволнений самый большой удар — со свежего морозного воздуха вновь ощутить зловоние гниющих нижних конечностей! Оказалось, их Док уже не раз просил корейцев поменять пленным носки, чтобы можно было вымыть наконец ноги. На корейцев эти просьбы никакого впечатления не произвели. Они не считали нужным менять пленным носки чаще одного раза в месяц… и то не каждый месяц.
NODIS.
ТЕЛЕГРАММА
Вашингтон, 6 февраля 1968 года, 0003Z.
Госдепартамент США — посольству в СССР.
Буквально только для глаз Посла от Госсекретаря. Доставьте как можно быстрее нижеследующее сообщение, датированное 5 февраля 1968 года, от Президента Косыгину.
«Дорогой Господин Председатель: я могу дать Вам очень простое объяснение, почему дополнительные американские силы находятся в Южной Корее и в Японском море. На протяжении многих месяцев инфильтрации из Северной Кореи через Демилитаризированную зону увеличилось — с 50 инцидентов в 1966 году до почти 600 в 1967 году… Мы имеем сообщения, что имеются некоторые силы, которые пробовали убедить Северную Корею открывать так называемый второй фронт. Мы полностью информированы о публичных угрозах, сделанных непосредственно лидерами Северной Кореи, включая недавнее заявление премьер-министра Ким Ир Сена: “ Мы должны совершить южнокорейскую революцию, объединять родину при жизни нашего поколения и передавать единую страну будущим поколениям”.
Два недавних случая, происшедшие с интервалом в несколько дней, вынудили нас отнестись к ним со всей серьезностью. Северокорейская миссия специально тренированных офицеров была перехвачена в Сеуле с приказами убить Президента Пака, американского посла и их семьи. Во-вторых, корабль Флота США был захвачен в международных водах, что практически не имеет прецедента в новейшей истории и которое нарушило правило закона, в соблюдении которого глубоко заинтересованы Вы и все другие морские нации. Этот акт глубоко затронул и оскорбил американский народ. Полагаю, Вы должны понять, почему мы чувствовали необходимость наращивать наши силы.
